Чжунгоцзе, плетение узлов

— Вот, поглядите! — тот подал им свиток и гордо отошел к приятелю.

Стали читать: что за ужас? Нелепые рваные фразы, грубые мысли, сравнения никуда не годятся.

— Да он посмеялся над нами!

— Постойте, вот это сравнение вполне неплохое… — нерешительно пробормотал Ао Юньфэн.

— Но, Юньфэн-ди, это же отсылка к Цюй Юаню! Да и не к месту, — напомнил ему Лю.

— Ах, да… я так растерялся, что даже «Гаданье о жилье» не сразу узнал, — Ао Юньфэн рассмеялся.

— Нам следует это поскорее забыть! — воскликнул Хань. — Как бы нам не заразиться такой глупостью.

— Пойдемте и запьем-ка всё вином, — предложил Лю с улыбкой.

Последний этап миновал. И как же друзья удивились, когда услышали имена поступивших и увидели списки. Из них прошел только Лю, да и то оказался ближе к концу. Зато два заносчивых соседа были в середине списка. «Не может быть!» — воскликнули хором студенты.

— Да отчего же не может? — спросил их стоявший рядом мужчина. — Я думаю, эти студенты учились у экзаменаторов, щедро платя за занятия.

Но не успели юноши расспросить человека, как тот растворился в толпе…

Пришла пора приятелям расстаться. Немного смущаясь, Ао Юньфэн преподнес друзьям украшения чжунгоцзе. Для Лю он сплел мистический узел пань-чан[7], для Ханя — цзю-и: «все в согласии с желаниями твоего сердца». Юноши были растроганы подарком Ао и с улыбкой привязали к поясам узелки-подвески.

— Лю-сюн! Удачи тебе, хорошего места! Юньфэн-ди, встретимся через три года, — Хань обнял друга.

— Знаешь ли, лао Хань, мне показалось… — Ао Юньфэн обвел взглядом горы. — Я вдруг подумал, что несправедливость, возможно, судьбой мне послана, что здесь подсказка, каким мне следует идти путем…

— Юньфэн, это всего лишь случайность! — пытались убедить его друзья.

— Мне надо хорошенько все обдумать.

— На то тебе даны еще три года!

Итак, приятели разъехались, простившись.

Экзамен Юньфэн не сдал — конечно, не беда: ему было всего двадцать лет, и через три года он вполне мог пройти на испытаниях. Однако для него стало большим потрясением то, что сюцаи, чьи сочинения были явно намного хуже, оказались в середине списка. Не предположить о предвзятости экзаменаторов тут было невозможно. Он расстроился, и ему стало казаться, будто вообще все это зря и не хочет он больше никогда никакие экзамены сдавать, а останется жить в монастыре.

Там он провел почти год.

[1] Иоанн Златоуст, Письма Олимпиаде, письмо 1.

[2] Позже, когда князь Ярослав Владимирович торопецкий набирал дружину, Незнанке удалось к нему попасть. Так что он стал воином, как и хотел. Он погиб уже в зрелых годах в Раковорской битве (1268 год).

[3] «Паремийник» — богослужебная книга, сборник чтений из Ветхого Завета.

[4] «Пчела» — переводной сборник изречений византийского происхождения, в его состав входили цитаты из Священного Писания, отцов Церкви, некоторых древнегреческих философов и высказывания, приписываемые царям (вроде Александра Македонского, Артаксеркса и проч.) На Руси известен с XII века.

[5] «??? ?????? ??? ??????? ??? ?????? ????????? ????? ?? ?? ??? ??? ??????? ??? ??????? ???? ??? ??????????? ?????? ???????».

[6] Сун Юй. Сун Юй отвечает чускому князю на вопрос.

[7] Узел пань-чан, или мистический узел, один из восьми символов буддизма. Он цикл жизни, не имеющий начала и конца; он приносит удачу тем, кто его носит.

Глава 3. Все пути Господни — милость и истина к хранящим завет Его

Дороги в те времена, действительно, были не безопасны, и Нежата первым делом попал к разбойникам.

Он шел уже неделю, спал, устраивая постель из веток и укрывшись плащом, ел пойманную вечером с лучиной рыбу, в деревнях ему давали хлеб, зеленый лук, яйца; кто-то сажал за стол, угощал кашей, щами, пускал помыться в бане. Расспрашивали, просили дать посмотреть книги, прочесть. Нежата всегда соглашался с радостью. Ему было приятно делиться тем, что он любил, что считал самым ценным в мире. В глубине души он чувствовал себя благотворителем, дающим людям пищу духовную.

Он шел по наезженному тракту и часто встречал торговых людей, направляющихся в Полоцк или Смоленск. А кое-кто собирался и дальше: в Киев или Чернигов. Бывало, Нежата следовал за торговым обозом от деревни до деревни и ночевал в поле под телегой рядом с охранниками. Иногда ему было интересно с людьми: они говорили о простых вещах, о которых Нежата не знал или не задумывался.

Впрочем, обычно через некоторое время юноша отставал или уходил вперед: ему становилось скучно, ведь люди отвлекали его от мечтаний болтовней о суетных мелочах, а книг почти никто из них не читал. Только однажды купец, хозяин одного из обозов, подозвал Нежату и, глядя сверху вниз с лошади, завел беседу об устроении мира. Нежата был знаком с вопросом мироустройства, в основном, по «Шестодневу» Иоанна Экзарха Болгарского и «Беседам на Шестоднев» святителя Василия Великого. Но и «Христианскую топографию» Козьмы Индикоплова видел. Эта дивная книга, великолепно проиллюстрированная, заворожила Нежату. Старец Авраамий не мог оттащить ученика от красочных миниатюр, но восторга Нежаты не разделял:

— Что, твой Индикоплов Землю почитает плоской и четвероугольной? — ехидно спрашивал он.

— Так он, отче, плавал сам! — жарко возражал Нежата (очень уж картинки в книге были хороши).

— И что же, до края Земли доплыл? — усмехался старец. Нежата пожимал плечами. — Видел он край Земли, а? То-то и оно, Нежатко. Козьма сей был всего лишь купцом, а Владыка Иоанн — Экзархом, высшим иерархом церковным в Болгарском царстве! Образование получше у него было, как ты думаешь? Впрочем, главное, Нежата, тут опыт духовный. Много ли мы увидеть можем своими глазами, многое ли познать нам дано? Сколько по Земле ни ходи, а дальше горизонта не увидишь. Но человек святой жизни может сподобиться от Бога видения истины духовными очами. Вознес Ангел небесный молящегося святого над миром, и узрел тот истинное мироустройство. Так-то, чадо.

Старец легко убедил Нежату, и юноша пылко отстаивал перед купцом свою правоту. Однако упрямый купец насмешливо спрашивал:

— Чему же подобна шарообразная Земля? Четвероугольная-то, ясное дело, словно Скиния Ветхозаветная, которая и есть образ мирозданья.

Нежата растерялся, не зная, что ответить, замолчал и отстал от обоза. Теперь купец, интересующийся устройством мира, уже должен был приступить к торговле в Полоцке, а Нежата рассчитывал добраться до города дня через три.

Там он надеялся найти приют в монастыре преподобной Евфросинии, о которой однажды поведал ему отец Авраамий. Это было в те времена, когда Нежата еще не познакомился с Ариной и, зная о характере противоположного пола лишь по истории праведного Иосифа, немного опасался женщин. Как-то раз у них зашел об этом разговор, и Нежата высказал мнение, что лучше на всякий случай держаться от жен подальше и, мол, было бы хорошо, если бы в мужской монастырь их не пускали. Нежата на самом деле страдал от излишнего их внимания, потому что сердобольные прихожанки, видя симпатичного худенького мальчика, спешили заговорить с ним, угостить чем-то, и это Нежате с возрастом нравилось все меньше и меньше. Незнанка злился, что Нежату все угощают, а тот еду не берет и бегает от людей, как дикий, а отец Авраамий посмеивался над ним, приговаривая: «А как же Богородица? А Мария Магдалина? А Мария Египетская? А святая Екатерина? Да мало ли замечательных жен было! Да и не нужно ходить далеко за примером: в Полоцке жила княжна Предислава. Двенадцати лет от роду сия боголюбивая девица ушла в монастырь против воли родителей, желавших отдать дочь замуж. А ее сердце пламенело любовью к единому Жениху Христу. И было ей видение, что надлежит основать в Полоцке монастырь у церкви Преображения Господня. Там она была первой настоятельницей, обучала девиц пению, шитью, грамоте, и сама переписала немало книг».

Любовь благочестивой Евфросинии к книгам в глазах Нежаты искупала все ужасы, на которые были способны прочие особы женского пола. Он решил когда-нибудь непременно поклониться ее святым мощам, если доберется до Иерусалима. Посетить же ее монастырь он вполне мог. И теперь радовался, приближаясь к цели. Он никогда раньше не слышал, как поют девицы. К тому же Нежата надеялся, что монахини покажут ему свои книги, украшенные такими узорами, каких он еще не видел.

Он улыбнулся и вздохнул. Вечернее небо светилось нежно-голубым и напомнило Нежате беловатый полупрозрачный нилум[1] с напрестольного Евангелия Преображенского храма Мирожского монастыря. Внизу, в тени деревьев, уже сгущались аметистовые сумерки. Запах мха, влажной земли, свежей росы легкой тревогой сочился в сердце и превращался в сладкие слова псалма: «Хвалите имя Господне, хвалите, раби, Господа… Хвалите Господа, яко благ Господь: пойте имени Его, яко добро…»[2].