Дар памяти

После ритуала, закончившегося, по ощущениям, так бесславно, казалось, все на несколько дней решили оставить Эухению в покое. Мать, сама уставшая и по возращении еле стоявшая на ногах, видимо, приказала ее не трогать. Так же, как и Риту, которой, из-за потери части сил в пещере, пришлось отменить на несколько дней свои занятия в академии авроров.

Эухения Виктория знала, что ритуал не должен выжирать все силы. Но, видимо, на этот раз что-то пошло не так. Сама для себя она определила это, как будто бы род, или дух рода – в принципе, она понятия не имела, с какой силой им пришлось столкнуться – был недоволен. Она не смогла бы объяснить, что он такое, но она просто чувствовала его эмоции.

И что вызвало недовольство духа, оставалось загадкой. Было загадкой и то, каким образом Грегори оказался в роду. Понятно было только одно, что в род он попал еще маленьким. Возможно, кто-то даже стер ему память. Эту теорию выдвинул Макс, забежавший к ней на полчаса в воскресенье.

Сама Эухения очень хорошо помнила тот момент в ритуале, когда выяснилось, что Грегори уже входит в род Вильярдо. Эта картина до сих пор стояла перед ее глазами. Мать в темно-зеленом платье с распущенными, искрящимися в свете факелов, волосами, похожая на самую настоящую ведьму из книжек со сказками, при взгляде на которую внутри что-то сжимается одновременно от восхищения и страха. Выражение обреченности на ее лице, ощущение, словно она пытается собрать все силы, чтобы не упасть. И смертельный ужас на бледном лице Грегори – а ведь Эухения Виктория не видела ужаса на его лице даже в тех воспоминаниях о пытках, в которые прорвалась во время занятий легиллименцией.

Сам Грегори скрылся немедленно после ритуала, сославшись на дела в Англии, еще до их возвращения домой, и Эухении Виктории ничего не оставалось делать, как только задать этот вопрос на следующий день Максу.

Разве это не здорово, что он член нашего рода? – спросила она.

Наверное, он ужаснулся потому, что он теперь не сможет участвовать в ритуале защиты поместья, - неуверенно сказал тот. – Ведь когда мама высчитывает количество магической силы, которую мы можем потратить на обряд, она исходит из общего количества родовой магии. А силы, которую она высчитала, не зная, что Грегори уже в роду, как ты знаешь, явно недостаточно.

Интересно, как она это делает?

Это должно чувствоваться. Когда глава рода вступает в свои права, он начинает чувствовать магию рода. Так я читал.

Его голос все еще звучал не слишком твердо, и Эухения очень удивилась: она редко видела Макса сбитым с толку.

В любом случае, - продолжал он, - теперь мы должны либо вернуть драконов, во что я не верю, либо найти или придумать какие-то невиданные охранные чары, которые никому не под силу снять, либо вообще отказаться от поместья.

При этой мысли у Эухении Виктории внутри все оборвалось.

– Но мы ведь можем защитить хоть какую-то площадь? – спросила она.

Слишком маленькую, чтоб можно было нормально жить. Замковый двор, небольшую часть озера и берега вокруг.

Зато это будут неснимаемые чары. А все остальное можно будет закрыть просто хорошими охранными чарами. Для того, чтобы их снять, все равно потребуется несколько часов.

Если их не будут снимать темные маги из свиты Волдеморта, - возразил Макс. – И не накроют нас перед этим антиаппарационным куполом.

Но ведь у нашего рода тоже хорошее темномагическое прошлое! Наверняка, кто-то из наших предков изобретал какие-то чары, которые…

Хен, ты никогда не спрашивала себя, в чем разница между темномагическими охранными чарами и не темномагическими?

Она уставилась на брата:

Э-э-э? Нет.

Почему темномагические охранные заклинания применять нельзя, ты знаешь?

Так скажи же мне уже!

Как и вся темная магия, они будят в человеке все дурное, что в нем есть. Жестокость. Желание получить власть любой ценой. Чем чаще человек употребляет темномагические охранные заклинания, тем чаще ему хочется использовать темную магию вообще. Если накладывать на поместье такие чары, это будет гораздо действеннее обычных, но характер членов семьи неизбежно начнет меняться. И не в лучшую сторону. Даже темные маги знают это, и те из них, которые поумнее, стараются не злоупотреблять темномагическими чарами.

Ясно.

Она невольно опустила голову, хотя Макс и не был сильным легиллиментом. И после его ухода долго думала о своих тех самых снах. Ничего удивительного, если заклятье, которое она произнесла на ферме, было темномагическим… И еще думала о том, насколько, выходит, важен самый первый выбор – баловаться подобными заклятьями или не баловаться. Как с дурманящим зельем, про которое ей как-то рассказал Хуан Антонио.

Что же ждет ее саму? Сможет ли она противостоять снам? Желанию мести, которое подчас становится очень сильным? В последние недели она часто представляла Марту униженной, ползающей у своих ног. Или Марту, заточенную в тюрьму, в ту самую страшную английскую тюрьму, которую, по рассказам Риты, сторожат существа, выжирающие души.

Видение, которое возникло у нее в пещере, во время поручительства в ритуале принятия в род, тоже нельзя было назвать безобидным.

Она, в какой-то слишком простой черной мантии, сцепив руки в замок на коленях, сидит на столе в огромном помещении. Это похоже на класс в маггловской школе, в которую Эухения Виктория когда-то успела походить. Только на стенах его – странные картинки, и она никак не может решить, смешные они или страшные. На некоторых из них люди кричат от боли, явно под какими-то заклятиями, на других они покрыты ужаснейшими ранами, на третьих людей вообще нет, зато есть окровавленные конечности.

Шторы раздвинуты, и окна открыты. От них тянет сырым холодом, и в целом находиться здесь Эухении неприятно. Прямо перед ней стоит волшебник с длинной бородой и в очках со стеклами в форме полумесяцев. Слишком близко для человека, которому не доверяешь. Волшебник протягивает ей прямоугольную шкатулку из зеленого камня.

Ты знаешь, что это, не так ли?

Если это то, что вы упоминали, то - страшнейший яд.

Именно, - живо отвечает волшебник, таким тоном, как будто речь идет о какой-то милой забаве, и его голубые глаза загораются странным блеском. – В твоих руках возможность уничтожить целый город.

Или спасти весь магический мир? – с иронией, но и с интересом спрашивает Эухения Виктория.

Нет. К сожалению, на Волдеморта мой подарок не действует. И, боюсь, что его приспешники тоже знают, как от него защититься. Оно и к лучшему.

Эухения недоуменно хмурится.

– Я не понимаю вас! Тогда зачем же? Не лучше ли вам оставить ее себе? Кто, как не вы, с вашим-то умом и силой, сможете достойно ей распорядиться? – восклицает она.

Я не вечен, девочка моя, - тихо замечает он.

Бросьте, с вашим магическим потенциалом вы проживете еще лет сто, если не двести!

Волшебник улыбается.

Никто не может знать, сколько нам отмеряно, дорогая моя, - говорит он. – Что касается содержимого этой шкатулки, боюсь, от его пребывания в моих руках никакого толку… - в его голосе ясно слышится сожаление.

А в моих?!

В руках опытного зельевара?

Эухения Виктория начинает сердиться. Его слова кажутся ей нелепыми.

В этом замке сейчас есть два опытнейших зельевара, которые варят зелья в сто раз лучше меня!