Дар памяти

Едва я опускаюсь на колени рядом с Поттером, над лестницей раздается пронзительное уханье, и полярная сова приземляется у стены, угрожающе размахивая крыльями. Я уже готов вырубить ее Ступефаем, но она замолкает, испуганно таращась на Поттера.

Проходит целая вечность, прежде чем я нащупываю слабенький пульс на тощей шее и только тогда, кажется, сам начинаю дышать. Пока я провожу диагностику, он приходит в себя и тоненько всхрипывает. Зеленые глаза смотрят прямо на меня, но не видят.

Произношу диагностические заклинания, напряженно всматриваясь в вязь зеленых символов, вспыхивающих то тут, то там над телом мальчишки. Итог внушительный: ребра сломаны минимум в трех местах, позвоночник поврежден в двух, голова пробита, и осколок ребра разрезал легкое. Кроме того, если я правильно расшифровал символы, у Поттера сильное сотрясение мозга.

Однако из-под лохматой головы натекла уже порядочная лужа, и я не сразу замечаю, что мои колени в его крови. Останавливаю кровотечение Эпискеи, потом приподнимаю его голову и закрепляю ее на весу заклинанием поддержки. Хорошо, что среди зелий в моих карманах есть антисептик. Промываю рану Агуаменти, потом лью на нее зеленоватую жидкость с сильным ароматом мяты. Пока пытаюсь срастить края, глаза мальчишки фокусируются на мне:

Снейп, - выхрипывает он, узнавая, и на его губах выступает кровавая пена.

И еще раз:

Снейп.

При звуках его голоса сова обрадованно ухает, а мне, кажется, первый раз все равно, что он не называет меня «сэром».

Молчите, Поттер! – говорю я. – Не двигайтесь и молчите.

Но он, конечно, пытается дергаться. Куда же без этого?! Гриффиндор, попавший в ненавистные слизеринские лапы… Жалко, что связать нельзя – с такими повреждениями довольно рискованно.

Не двигайтесь! – прикрикиваю я, пытаясь удержать его порывы. – Если хотите остаться целым. – Но, кажется, без толку. Приходится набрасывать сонные чары. Спешно наколдовываю носилки и переношу обмякшего Поттера туда. Сова взлетает, по-видимому, собираясь отправиться за нами, потом вдруг устраивается на моем плече. Неприятно, но терпимо.

Едва я левитирую носилки метра на три вперед, как в коридоре возникает встрепанный Альбус. Я бы ничуть не удивился, если бы чары вытащили его из постели. Мне бы надо порадоваться, что они сработали, и, значит, все действительно под присмотром, но я почему-то чувствую злость. Сова издает недовольное уханье, и я внезапно радуюсь, что она согласна со мной.

Что случилось, Северус? – восклицает Альбус, озабоченно глядя на мальчишку.

Понятия не имею. Я услышал крик и нашел Поттера у подножия лестницы. Он вне опасности. На нем сонные чары для удобства транспортировки.

Я сам донесу его до больничного крыла, Северус, - говорит Альбус, легко перехватывая контроль над носилками. – Пожалуй, стоит осмотреть совятню, и, - он бросает взгляд поверх моего плеча, - убрать следы происшествия, чтобы не пугать детей.

Не знаю, почему, но мне не хочется отдавать Поттера ему. Что ж, в конце концов, это не моя обязанность – возиться с ранами мальчишки. Это прекрасно сделает Помфри. Коротко киваю и отворачиваюсь, стараясь не думать о том, как легко колдует Альбус.

Подножие лестницы все в крови. Очищаю флакон от антисептика и заполняю его. Как трудно, однако, предусмотреть все условия в Феликс Фелицис. Упал он или не упал бы, не будь меня внизу?

Совы встречают меня тревожным уханьем. Некоторые слетают с насестов и начинают кружиться надо мной, но, по счастью, не трогают. На верхней ступеньке лестницы, с которой свалился Поттер, валяются очки, и я подбираю их, в который раз за этот месяц. Потом заглядываю вниз. Нет, отсюда он точно не мог меня видеть. Не толкнули же его? Хоменум Ревелло срабатывает, несмотря на окно. Нет, никого здесь нет, а незаметно пройти мимо меня, даже под чарами невидимости, было бы нельзя. Просто досадная случайность. И это ведь то, что нужно, не так ли?

В своих комнатах я хожу от стола к камину. Флакон с кровью стоит на столе, осталось лишь очистить ее от примесей… Мне повезло.

Откуда же злость? Какого тролля она не проходит? Что вообще я делаю здесь? В лаборатории меня ждет варка зелий. Костерост, сердечные, бодрящее, волчьелычное для Люпина. Открываю тяжелую дверь, стою с минуту в проходе, обозревая склянки и котлы, и возвращаюсь назад. Натягиваю мантию и быстро иду в больничное крыло.

Вхожу и выдыхаю с облегчением. Полутемнота. Альбуса уже нет. Поттер лежит на кровати и, укрытый одеялом, из-под которого торчат только лохматая голова и острое плечо с лямкой застиранной майки, мирно спит. Помфри на цыпочках выходит из своего кабинета, прикладывая палец к губам. Значит, не сонные чары, значит, уснул сам. Это хороший признак. А сердце, кажется, решило сыграть со мной в квиддич и назначило горло вратарем. Я не слышу и половины того, о чем сообщает мне Помфри, пока мы разговариваем в ее кабинете. Улавливаю только, что «будить его нельзя - мальчику нужен покой».

Покой нужен всем нам. Зачем же я сюда пришел? Ах да, вернуть покореженную поттеровскую собственность. Подхожу к кровати, и, вглядываясь в лицо, почти закрытое слипшимися от крови вихрами, наклоняюсь, чтобы положить очки на тумбочку. Опираюсь коленом на стул, он издает тихий скрип, и Поттер поворачивается. Одеяло сползает. Наклоняюсь его поправить, и - в следующую секунду пытаюсь выдрать левую руку из цепкого захвата Поттера. Каков наглец! Начинаю разжимать правой рукой пальцы мальчишки на своем запястье, но он перехватывает ее другой рукой. У подошедшей Помфри - глаза на лоб. А у меня-то!

Северус! – шепчет она торопливо почти в самое мое ухо, - пожалуйста, ему нельзя сейчас просыпаться. Сколько костероста пришлось в него влить из-за сломанных ребер и заживляющего для легкого! Я понимаю, ты его не любишь, но, пожалуйста, первые два-три часа сейчас самые-самые, ты знаешь. – Ее тон становится умоляющим. – Пожалуйста.

Сонные чары наложи, - шепчу я, чувствуя, как подкатывает ярость.

Северус! – ее взгляд становится осуждающим. – Ты прекрасно знаешь, что при таком количестве зелий он из-за сонных чар может впасть в кому!

Конечно, я знаю. Сколько раз я побывал здесь сам, а потом и со слизеринцами, точно так же вот переломанными, не без помощи каких-нибудь гриффиндорских уродов.

Салазар мой, какой бред! Сажусь на табурет, пытаясь отвоевать для себя у мальчишки хотя бы мало-мальски удобную позу. Представляю, что будет, если сюда сейчас хоть кто-нибудь зайдет. Надеюсь только на то, что отбой уже наступил, и еще, что умнику Уизли и мисс Заучке не придет в голову воспользоваться поттеровской мантией-невидимкой. А уж если сам Поттер все-таки проснется!

Успокоиться мне удается не скоро. Наверное, этот вечер гораздо лучше многих из тех, что я переживал. Никто не пытает меня Круциатусом, к примеру. Или не говорит мне, что «между нами не было любви». Но это – квинтэссенция всей моей жизни. Я обречен на Поттера. Обречен заботиться о мальчишке, который не просто мне противен… из-за которого погиб мой самый близкий человек… из-за которого мне пришлось расстаться с ней вновь… Вспоминаю тот сон, так похожий на правду. Не было бы на свете вот этого, - я скашиваю глаза на сопящее нечто, - я бы, возможно, остался там…