Дайте собакам мяса
Шрифт:
Я же сидел в сторонке, на простом стуле, который поставил у окна. Дело шло к полудню, и допрашиваемая девушка могла видеть только мой силуэт — если, конечно, Бардин сдуру не зажжет люстру на потолке.
— Татьяна Александровна, вы знаете, почему мы вас пригласили? — спросил следователь, и я едва не хлопнул ладонью по лицу.
Понятно, что это самый простой способ заставить человека быть откровенным, но всё время, пока Бардин заполнял шапку, Баева требовала, чтобы ей рассказали, по какому делу её собираются допрашивать. Кроме того, она хотела, чтобы ей предоставили адвоката. В общем, я был уверен, что этот
— Думаю, из-за моего круга общения, — сказала она. — Но я не понимаю, какое вам дело до этого.
— Вы всё верно думаете, — кивнул следователь и что-то быстро застрочил в протоколе. — Ваш вызов к нам связан с вашим кругом общения. А дело самое обыкновенное. Вам знаком Якир, Петр Ионович?
— Отец Иры? — недоуменно спросила Баева.
— Вы имеете в виду Ирину Петровну Якир? — она кивнула: — Да, речь именно про её отца. Вы его знаете?
— Конечно, я не раз бывала у них дома… мы с Ирой вместе учились в историко-архивном…
Я подумал, что этот институт выглядит настоящим рассадником диссидентской заразы, куда идут все, не согласные с советской властью. Было бы, наверное, интересно, разобраться, почему так — но, скорее всего, объяснение было простым: туда было легче всего поступить с пробелами в биографии. К тому же Ирину Якир оттуда всё-таки исключили, когда она слишком глубоко влезла в дела своего отца.
— Хорошо, — кивнул следователь и снова что-то записал в бланке допроса. — Это он предложил вам подписать открытое письмо, которое было посвящено годовщине событий в Чехословакии?
Я обратил внимание, как аккуратно высказался Бардин — ни нашим, и вашим. Но Баева его поняла — и даже открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же осеклась.
— Я не буду отвечать на этот вопрос, — резко сказала она.
— Почему? — поинтересовался следователь.
— Потому что вы выбиваете у меня показания на моих товарищей!
— Ну что вы, — сказал он добродушно и даже отложил ручку в сторону. — Вы просто не знаете, что означает «выбиваете». Мы же с вами просто беседуем. И вы не можете не давать показания, если вас спрашивают. В противном случае ваш отказ будет означать и отказ сотрудничать со следствием и нарушение Конституции, где одной из обязанностей граждан является сотрудничество с правоохранительными органами. А это уже совсем другой разговор, поскольку вы из свидетеля превращается в нарушителя положений Конституции Советского Союза. Так что, Татьяна Александровна, вы по-прежнему отказывается отвечать на вопросы следствия?
Строго говоря, в Конституции СССР 1936 года, по которому страна жила до 1977 года, не были впрямую оговорены обязанности граждан сотрудничать с правоохранительными органами. В Конституции 1977 года появилась статья 65, которая требовала от граждан «всемерно содействовать охране общественного порядка», но в статье этой не было расшифровано, что в это содействие входит. Но я оценил прием, который использовал Бардин.
На лице девушки появилось загнанное выражение — как у зайца, которого окружила стая волков. Всё же Татьяна Баева явно не была непримиримым борцом, вся её борьба действительно происходила от круга общения. В шестьдесят восьмом этот круг её фактически вытолкнул, иначе бы она утонула с той «семеркой», что вышла на Красную площадь. Но сейчас рядом с ней никого не было, и решать
ей нужно было прямо сейчас — либо сказать естественное «да» на вопрос следователя, либо же столкнуться с неизбежными последствиями, в которые входят изменение её процессуального статуса и вероятный отъезд в СИЗО хотя бы на время разбирательства, а также последующие проблемы с работой — она сейчас трудилась в связанном с системой АН СССР институте, занимающимся историей.— Что вы хотите знать? — почти выкрикнула она.
— Я повторю свой вопрос, мне не сложно, — одними уголками губ улыбнулся Бардин. — Кто предложил вам в 1969 году подписать открытое письмо, которое было посвящено годовщине событий в Чехословакии?
Молчание продолжалось минуты две. Следователь не торопил девушку, он снова взял ручку и что-то дополнял в протоколе, а она кусала губы и, кажется, была готова заплакать.
— Так что, Татьяна Александровна? Вы готовы ответить на этот простой вопрос?
— Это дядя Петя! — она снова сорвалась на крик.
— Петр Ионович Якир? — невозмутимо уточнил Бардин.
— Да!
— Хорошо, — он кивнул и что-то записал. — Вы согласны с положениями этого письма?
Мне понравилось то, что я увидел. Конечно, сорокалетнему майору, за плечами которого пара десятков лет беспорочной службы и хороший опыт работы со всяким антисоветским элементом, нетрудно было расколоть эту молоденькую девушку. Он ещё будет засыпать её разными вопросами, важными и не очень, и, наверное, сделает так, что к концу допроса она забудет, что фактически утопила Якира своим собственным языком. Конечно, дома она обо всём вспомнит, будет мучиться, возможно, даже позвонит кому-то из знакомых и признается в своем поступке. Так что мне здесь делать нечего.
Я встал и направился к дверям.
— Продолжайте, Алексей Иванович. Другие дела ждут, к сожалению. Но было очень познавательно, — сказал я, отвечая на немой вопрос следователя и повернулся к Баевой: — Всего хорошего, Татьяна Алексеевна.
Бардин просто кивнул и вернулся к заполнению протокола. Девушка что-то пискнула — наверное, хотела спросить, кто я такой. Но я надеялся, что меня никто не выдаст.
* * *
В 1969 году следователи по каким-то соображениям не стали выяснять, кто был автором того послания, и вообще не обратили на него никакого внимания, хотя оно было опубликовано в самом начале одного из выпусков «Хроники». За границей никто тоже не возбудился — ну написали какие-то люди что-то, так они постоянно пишут, да и инфоповод был так себе, про Чехословакию почти все забыли, там продолжилось строительство социализма, а западные разведки начали придумывать новые способы развалить соцблок. [1]
Ту же Горбаневскую начали таскать лишь после того, как стало известно, что она успела составить документальную книгу о демонстрации на Красной площади и передала её на Запад. Коллеги отреагировали с опозданием, так что воспрепятствовать публикации этих откровений борцов за всё хорошее не смогли. Но Горбаневскую тогда законопатили надолго — она провела год в изоляторе, а потом ещё год — в психушке. Вышла не так давно, уже в этом году, и пока что зализывала старые раны. Её мы тоже пригласили к себе, но я был уверен, что эта прожженная антисоветчица на дешевые фокусы не купится и никаких фамилий не назовет, даже самых известных.