Дайте собакам мяса

— Ты чего лыбишься? — он с усилием оторвался от принесенных блюд, и глянул на меня.

— Да так, по работе, — ответил я. — Но я понял. Дружба Татьяны тебе не нужна, она нужна тебе вся, целиком. Но у неё будет мой ребенок, а этот ребенок уже вызвал изменения в её мировоззрении, на которые ни ты, ни я повлиять не можем. В некоторых культурах принято бить женщину, чтобы она вела себя так, как удобно мужчине, но в Советском Союзе это запрещено. И если я узнаю, что ты снова за ней гоняешься, чтобы… не знаю, зачем ты за ней гонялся по театру, но вряд ли затем, чтобы погладить по головке… так вот, если я услышу о чем-то подобном… а я услышу, уж поверь… то тебе в этот момент лучше быть в парижской квартире своей жены. Впрочем, не факт, что тебя это спасет. Надеюсь, ты услышал, что я сказал. Приятного аппетита!

Я давненько не питался в приличных заведениях, но ещё не забыл, в какой руке надо держать вилку, а в какой — нож. Поэтому не слишком ударил в грязь лицом перед возможными иностранцами и умеющими жить советскими людьми, когда начал разделывать свою котлету. Правда, пиво я отхлебнул так, будто сидел не в «Интуристе», а в какой-нибудь «стекляшке» на окраине.

Высоцкий же словно забыл, что перед ним поставили штук пять разных тарелок — видимо, переваривал мою речь. Потом всё-таки взялся за приборы, подвинул к себе первую тарелку и тоже принялся за еду. Какое-то время мы молчали.

Он не выдержал где-то на третьей тарелке — я к этому времени уже покончил со своим блюдом и наполовину опустошил бокал с пивом.

— Я, может быть, скажу тебе неприятное, но мне бы никто не посмел такое говорить, — сказал он. — Ты мне что, угрожаешь?

— Нет, какие угрозы? — откликнулся я. — Это всего лишь предупреждение. Знаешь, тебе надо как-то разобраться со своими женщинами. Двоих ты уже бросил, сейчас с третьей как бы живешь. Татьяна… думаю, тебя злит лишь то, что она сама ушла от тебя, а всё остальное тебе не важно.

— Это ты так думаешь… — он насупился.

— Да как скажешь, — легко согласился я. — Ты меня зачем на этот разговор вызвал? Чтобы я её отдал? Она не вещь, она человек. Поэтому я сразу сказал, что разговор о ней без её присутствия не имеет смысла. И чтобы ты не пытался за ней бегать с определенными целями — лишь предупреждение. А поговорить… В августе у нас будет свадьба. Как положено — с кольцами, платьем и в ЗАГСе. И ребенок родится в полной семье, я буду записан, как его отец. В театре она не появится весь следующий сезон. Может, вообще не появится, хотя ей нравится играть на сцене, но театров в Москве много, на Таганке свет клином не сошелся. Будь моя воля, я бы её в этот ваш гадюшник не пустил, но я — в отличие от тебя — считаю её человеком, а не вещью. И решение она будет принимать сама. Как-то так, Владимир.

И отхлебнул ещё глоток пива.

* * *

Высоцкий проследил за моими движениями — и как-то подсдулся.

— Мы можем с ней встретиться? — спросил он.

— Я спрошу, — пообещал я. — Думаю, твой телефон она знает. Так что если согласится, то ты об этом узнаешь.

— Я скоро снова в Ленинград еду… с Мариной, — зачем-то сказал он. — Вернемся как раз в августе.

«Может, остынешь к тому времени».

— Ты же понимаешь, что со стороны это выглядит предельно странно?

Он чуть задумался и решительно кивнул:

— Понимаю, но я так живу, и по-другому не могу… да, наверное, и не хочу. Марина это принимает. Татьяна… принимала.

— Беременность, гормоны, — напомнил я.

— Я очень дорожу своими женщинами… всеми. И Мариной, и Татьяной…

— И Изольдой, и Людмилой? — сказал я с иронией. — Владимир, извини, но это даже смешно. У тебя два сына маленьких, ты с ними хоть видишься иногда?

— Вижусь, конечно… какое твоё дело?

— Да никакого, — я безразлично пожал плечами. — Видишься — и хорошо. Детям отец нужен. Полная семья. Своему ребенку я собираюсь обеспечить отца по полной программе. Ну а ты… живи, как знаешь. Хочешь немного предсказаний?

— Каких?

— Самых обычных, о будущем.

— Ну… давай, пророчествуй, — он криво ухмыльнулся.

— Ты продолжишь играть в театре на Таганке, сниматься в кино, давать концерты, неловко замаскированные под творческие встречи со зрителями. Регулярно будешь срываться в запои, а потом попробуешь и что-то посильнее и позабористее, хотя дури у тебя и своей хватает. Тебе дадут разрешение на выезд за границу, и даже пограничники тебя не будут досматривать слишком дотошно, так что можешь прихватить с собой во Францию пару подлинных старых икон, чтобы продать их французам и купить себе ещё пару джинсов.

Высоцкий немного помолчал.

— Это у вас в Комитете такие прогнозы выдают? — спросил он.

— Нет, не у нас, — я покачал головой и допил пиво. — Это наука, вещь точная. И сейчас у тебя есть выбор.

— Какой?

— Очень непростой, со множеством подводных камней в обоих вариантах, — я улыбнулся. — Ты прямо сейчас бросаешь пить и вообще держишься подальше от всяких разрушающих организм веществ. Прилежно ходишь к докторам и выполняешь все их предписания. Со временем у тебя будет больше ролей в кино, больше твоих песен будет проходить через худсоветы. Но в целом ты будешь одним из многих талантливых актеров и авторов в СССР. Так бывает.

Он чуть склонил голову.

— А второй вариант?

— Ты продолжаешь вести тот образ жизни, к которому привык. Через восемь лет твоё сердце не выдержит издевательств над собой и остановится. Настоящий рок-н-ролл. Живи быстро, умри молодым. В общем, ты умрёшь, тебя поднимут на щит, как великого актера и певца, который сочинял великие песни. Тебя будут боготворить. Твои пластинки будут издавать миллионными тиражами. Всё это принесет неплохую пенсию твоим детям и — частично — твоим официальным женам. Грубо говоря, своей смертью ты обеспечишь их лучше, чем своей жизнью.

— А если мне не нравятся оба варианта? — он нахмурился.

— Знаешь, у древних римлян была такая поговорка — терциум нон датур, — терпеливо объяснил я. — В переводе означает всего лишь «третьего не дано». То есть либо жизнь хорошего, но не великого, либо смерть — и величие после неё. И не говори ничего… я не хочу знать, что ты решишь. А Татьяне я о тебе расскажу. До свидания!

Я встал, кинул на стол три заранее подготовленных червонца, развернулся — и пошел на выход из ресторана.

Спрашивать его о том, кто меня сдал, было бессмысленно — сам не скажет, а каких-то методов у меня против него нет. Но, скорее всего, в этом как-то замешан Любимов — сказал своему актеру, что я приходил по душу его бывшей любовницы, назвал фамилию, а остальное при знакомствах Высоцкого было делом техники.

Ну а про то, что мне не был интересен его выбор, я соврал. На самом деле мне было до жути любопытно, что он выберет. Впрочем, если вскоре он сорвется в очередной запой — ответ будет очевиден.