Делай, что должно
Шрифт:
— Ухожу, Евгений Николаевич. Надо, должна я быть там.
— Отчаянная вы женщина! Это, если хотите не комплимент, а суровый факт, — Лазарев поднялся из-за стола, опираясь на палку. — Уважаю и даже в чем-то завидую. Значит, прощаться пришли?
— Прощаться.
— Тогда держите подарок. Хотел на Первое мая вам вручить, но вот, не пришлось… Не волнуйтесь, я не только котов умею! — он выдвинул ящик стола и извлек оттуда серую конторскую папку с завязками. — Как знал, что скорее закончить надо. Держите. Как говорится, лучше вспомнить и посмотреть, чем посмотреть и вспомнить.
Никто и никогда прежде Раису не рисовал. И даже зная Лазарева и его манеру, она удивилась.
И как подметить успел? Раиса ни разу не видела, чтобы он специально ее зарисовывал. Да он даже не задерживался рядом более минуты. Прохромает мимо к себе в палату, пользуясь правом засиживаться после отбоя сколько нужно, бросит через плечо: “Наше вам с кисточкой!” и всё. А поймал — будто она нарочно позировала!
— Спасибо! Никогда таких подарков не получала. Обязательно сохраню.
— Да вас только и рисовать… Ей-богу, куда веселее, чем анатомия. Хотя и сложнее. Мышца, она не улыбается, улыбается человек.
Забежала с дежурства Наташа, обняла Раису и чуть было не расплакалась. “Ох, тетя Рая, на кого ты нас покидаешь?” Лазарев, глядя на нее, тоже расчувствовался, обнял Раису неловко, чмокнул в щеку, уколов щетиной. Потом сказал серьезно:
— Удачи, Раиса Иванна. Самой что ни на есть. Чтобы рисовали вас только так, как я. А не этак, — он кивнул на раскрытый атлас. — Ну, наше вам с кисточкой!
Рапорт об отправке на фронт, отправленный Раисой после памятного разговора с полным тезкой великого русского поэта, удовлетворили так быстро, что она даже удивиться не успела. Похоже, начальник эвакогоспиталя решал кадровые дела таким же образом, как и доброй памяти товарищ Дубровский, то есть быстро и решительно. Но не столь успешно.
— И чего, скажите мне пожалуйста, вам на месте не сиделось, Поливанова? Учили ее, готовили, мы тут без гипсовальщиков как без рук — и на тебе! Что ж — грабьте меня, забирайте из госпиталя лучшего фельдшера! — начальник говорил с некоторой аффектацией, похоже, недаром ходили слухи, что до войны он был заядлым театралом, — Давайте свой рапорт, быстро, пока не передумал — подпишу. И аккуратнее там, а то кто мне после войны будет медсестер учить? — он размашисто поставил подпись на пол-листа. — Всё, держите. Как знал, что уйдете! И с кем, спрашивается, я здесь останусь?
От такого напора Раисе сделалось несколько неловко. И чтобы скрыть это, она вытянулась и спросила строго по уставу: “Разрешите идти, товарищ майор?” На что услышала неуставное: “Если бы я и запретил, можно подумать, вы послушаетесь! Идите. И осторожнее там все-таки. По мере возможности”.
Во дворе, где на щите были вывешены свежие газеты, курили выздоравливающие. Кузнецов опять смешил публику фокусами с исчезающей папиросой. Раисе еще трижды пожелали удачи, Кузнецов, узнав, что ее откомандировали на Южный фронт, пообещал, что скоро присоединится и нагонит.
— Только уж давайте, не в медсанбат!
— Да ни боже ж мой!
Лейтенанту медслужбы полагалось по две зведочки на погонах. Раиса заново учила звания и знаки различия, только-только успев притерпеться к “кубарям” и “шпалам”. Из военфельдшера она стала лейтенантом. Дослужится — заработает еще звездочку, будет старшим.
Лихой артист и командир отделения хотел еще что-то пожелать ей на прощание, но вдруг резко обернулся к калитке у КПП — по тропинке к ним быстро шагала молодая женщина
в форме, тоже, как успела разглядеть Раиса, с погонами лейтенанта.— Лена!!! Вот он я!!
Кузнецов сделал какой-то почти неуловимый жест, женщина подлетела к нему и он подхватил ее на руки. Почти сразу же, легко, одним движением, едва ли не подбросив, поднял за талию на вытянутой вверх правой руке, удерживая только ладонью. Женщина раскинула руки, выглядел весь номер удивительно легко и изящно, будто мальчишка собирается запустить фанерный самолетик. Да, “самолетик” был миниатюрным и легким, как только медкомиссию прошла, но Раиса машинально начала вспоминать первую помощь при травме спины.
Увидавшая этот цирковой трюк медсестра ойкнула. Раненые шумно зааплодировали.
— Два — Кузнецовы — два, акробатический дуэт! — провозгласил Кузнецов, бережно ставя свою спутницу на ноги. — Вот видишь, Леночка, радость моя, помнят руки-то! Я теперь и левой так могу, — он оглянулся на перепуганную сестру и успокоил, — При вас не буду.
Леночка снова взмахнула руками, будто крыльями и поклонилась, потом рассмеялась счастливо и звонко:
— Умница, не забыл!
Как ни ждала Раиса возвращения на фронт, но ей и в голову бы не пришло, что на разбитой дороге, изрытой колесами и и гусеницами, посреди весенней степи она будет чувствовать себя мало что не дома. Все здесь было таким отчаянно знакомым, близким и понятным, и главное — она успела по этому соскучиться. Тем более, что направили ее вновь в 51-ю армию. Ту самую, что обороняла Перекопский вал в сентябре сорок первого.
Со вчерашнего дня она сделала уйму крайне важных вещей: прежде всего — получила новое предписание, проделала немалый путь по степи, где на попутках, где пешком. В каком-то поселке на крохотном базаре обменяла полкуска мыла, выданного по аттестату, на такого же размера шматок сала, потому что сухпаек очевидно требовал дополнения в виде животных жиров. Гороховый концентрат с грозной надписью на упаковке “Смерть немецким оккупантам!” имел такую каменную твердость, что в нем можно было заподозрить боевые качества. Ничего, в кипятке размокнет, а со шкварками все пойдет в дело.
Здесь же в поселке Раисе встретилось две непонятных бронемашины, похожих не то на чайники, не то на утюги на колесах, маленькие, угловатые, с единственной фарой и несерьезно тонким пулеметиком. Она посторонилась, чтобы дать дорогу странной технике, а глядевший из верхнего люка боец предложил ее подвезти. Раиса с сомнением посмотрела и в “чайник” лезть не рискнула, решив, что он все-таки шутит — на такое даже глядеть тесно!
До нового места службы Раиса добралась затемно. Указанная ей в дивизии деревенька оказалась рядом, но никакого медсанбата там уже не было: снялся еще с утра. Еле вызнала, куда стронулся. Добираться пришлось на попутках по голой степи и хорошо, что с последней машиной удачно получилось — как раз туда и шла. Водитель усмехнулся в рыжие, прокуренные усы:
— Стало быть, сестрица, в самое бабье царство? Ох, виноват товарищ лейтенант, — только тут он разглядел ее погоны, — Честное слово, думал вы сержант, молодая такая.
— Да полно, товарищ старшина, не с генералом перепутали. А почему бабье царство-то? Неужели совсем мужским составом обделили? — Раисе сделалось весело. Просто так подобные прозвища частям не дают. И куда же это ее на этот раз занесло?
— Ну, не то чтобы совсем обделили, но начальник там — майор Прокофьева, Ольга Никаноровна. Суровая, доложу вам, женщина. Ее даже генерал заробеет. А уж всякие интенданты ее боятся пуще налета “певунов”. На ваше счастье, мы туда и едем.