День, когда он сошел с ума

– Вы хотите узнать пол ребенка? – спросил гинеколог.

– Нет, – ответила Лаура.

– Почему нет? – вмешался директор.

– Потому что я не хочу, – ответила Лаура и разразилась слезами.

– А я хочу.

– Поговорите – и тогда скажете мне, – предложил гинеколог и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.

– Пожалуйста, Джесс, я не хочу знать, кто внутри меня. Я не хочу его видеть. Я не хочу страдать, – в слезах сказала Лаура своему мужу.

Она никогда не называла его по имени. Она придумала сотню ласковых способов, чтобы обращаться к нему. Она звала его по имени, только когда случалось что-то серьезное.

– Лаура, это наш будущий ребенок. Наш первый общий ребенок. Я не хочу никаких сюрпризов. Я хочу, чтобы после его рождения единственной нашей заботой было времяпрепровождение с ним, а не беготня по магазинам в поисках вещей того или иного цвета.

Возможно, его воодушевление стало причиной, по которой он не заметил, как его жена криком просит его вытащить ее из этого тела, она не видит в себе сил дать жизнь их общему малышу. В этом всем было то, что ее ужасало, и она нервно и тревожно смотрела на свой живот. Но Дженкинс не увидел этого.

Гинеколог вернулся в кабинет и сказал:

– Итак, вы решили?

– Да, мы хотим знать, – ответил Дженкинс, прежде чем Лаура успела что-либо сказать.

– Уверены? – снова спросил доктор.

– Да, конечно, – сказал директор, перебивая Лауру, которая, заливаясь слезами, тихо произнесла еле уловимое «нет».

– Ну что ж, в таком случае вы ждете прекрасную здоровую девочку.

Дженкинс с грустью вспомнил этот день. Он по-прежнему смотрел на корешок альбома, спрашивая себя, как это возможно, что Клаудия, которая едва ли могла что-либо знать о двух первых годах своей жизни, проведенных в Солт-Лейк-Сити, хранила альбом, названный подобным образом. Должно быть, это просто совпадение. Наверняка Клаудия навела некоторые справки о прошлом отца и обнаружила, что он начал свою карьеру психолога в этом городке. Но даже если так, откуда у нее альбом? Едва ли с того времени остались какие-то фотографии, тем более с Клаудией. События, последовавшие за ее рождением, были для него слишком болезненными, чтобы он мог думать о фотографиях. Любопытство одолело его, и с чувством страха и интереса он открыл альбом.

Он тут же узнал первую фотографию. На ней была запечатлена Лаура, сидящая на больничной койке с новорожденной Клаудией на руках. Он прекрасно помнил этот снимок, так как собственноручно сделал его на следующий день после родов. Лаура нежно смотрела на него. По ее лицу нельзя было определить то ужасное состояние, в котором она пребывала в последние месяцы. Дженкинс обожал эту фотографию, полную спокойствия и любви, и хранил ее в своей памяти. Несколько лет этот снимок не попадался ему на глаза, и теперь ему на душе стало легче.

На фотографию также попал кувшин с букетом цветов. После стольких лет Дженкинс с улыбкой вспоминал те гортензии и то, что произошло перед тем, как он подарил их Лауре: синий автомобиль сбил его по пути в больницу, растрепав букет и оглушив его на несколько минут. Помимо водителя, в машине сидела его дочь. Мужчина чувствовал себя столь виноватым, что дал ему денег на новый букет и подарил бутылку дорогущего вина. Это случилось в день рождения Клаудии, и Дженкинс пообещал себе сохранить бутылку, пока дочери не исполнится двадцать один год. Она и поныне хранилась в винном баре. Он ценил ее более всех остальных. Это была частичка истории, значащая для него слишком много: начало новой жизни, будущая зрелость Клаудии, смутное воспоминание об аварии, потеря Лауры.

Он еще несколько минут смотрел на этот снимок, прежде чем перевернуть страницу. Вряд ли с тех лет в Солт-Лейк-Сити осталось много их фотографий. На третий день после рождения Клаудии Лаура испарилась, оставив после себя пустоту, которую Дженкинсу так и не удалось заполнить. Она исчезла в день ее выписки. Мужчина понимал, что если и сохранились какие-то снимки из Солт-Лейк-Сити, то они должны были быть сделаны в те три дня, которые Лаура провела в больнице после родов. На второй фотографии он целовал жену в щеку, а та держала Клаудию на коленях. Кадр оказался не очень удачным, так как был сделан самим Дженкинсом и на фотографию попала часть его руки, державшей камеру.

Что-то подсказывало, что Клаудия не стала бы хранить такой большой альбом ради трех-четырех фотографий, которые могли остаться с того времени. Он перевернул страницу и несколько секунд смотрел на нее. Слезы смешались с чувством страха. Этого не могло быть… На третьей фотографии был он сам: он стоял на улице в солнечный день, держа в одной руке Клаудию, которой тогда было всего несколько недель, а другой приклеивая объявление «Разыскивается» на фонарный столб.

Пульс забился чаще. Что-то здесь не сходилось, но в первые секунды он еще не понимал смысла этого снимка. С того расстояния, с которого была сделана фотография, нельзя было разобрать имени человека в объявлении, но Дженкинс знал, что это была Лаура. После ее исчезновения он неустанно пытался ее найти, днем и ночью, более полугода.

Он перевернул страницу, и то, что увидел, поразило его еще больше: следующая фотография была сделана ночью, и на ней был запечатлен задний фасад старого дома, где жил Дженкинс. В центре фотографии – окно, в котором горел свет. В окне виднелась фигура самого доктора: он стоял у коричневого кресла, на котором расположилась Клаудия, – ей тогда было около года или год с половиной.

Дженкинс понял, что это значит: кто-то следил за ним тогда. Мысли пришли в хаос. Он засомневался: не сошел ли он с ума от потери дочери? И снова посмотрел на фотографию, потрогал ее и вытащил из альбома, чтобы получше рассмотреть. Не было никакого сомнения в том, что это был он. «Кто сделал этот снимок? Кто следил за мной? Зачем?» – спрашивал он себя.

Он перевернул фотографию в поисках какого-то знака, за который мог бы ухватиться, который указал бы ему на то, что фотографии на самом деле ненастоящие, и нашел его: на обороте ровно в центре стояла идеально прорисованная черными чернилами звездочка.

Глава 36

23 декабря 2013 года.

23:25. Бостон

Я перебираюсь через высокий забор особняка, заранее перекинув через него все, что привез с собой. О шуме я не беспокоюсь. Дом стоит слишком далеко от ограждения, так что они меня не услышат.

Пригнувшись, я быстро бегу к торцу здания. Это более двухсот метров по темноте через большой сад, окружающий поместье. В нескольких окнах зажжен свет. Я прижимаюсь к стене, а мое сердце колотится с невероятной скоростью. Но причина тому не нервы и не нерешительность. Я уверен в том, что собираюсь сделать. Это радость. Наконец я увижу лица этих ублюдков. Еще несколько минут я стою у фасада, осматривая здание и все вокруг. Сад не освещен, но свет, исходящий из окон верхнего этажа, позволяет разглядеть отдельные части двора.

Я выглядываю из-за угла и вижу, что перед входом припаркованы шесть машин: красный «Додж», синий «Крайслер», черный «Бьюик», серый «Порше», черный «Ауди» и черный «Линкольн». Похоже, все уже собрались. Интересно, как выглядят остальные? Мне удалось найти фотографии только двоих: эти двое были очень разные, но в то же время очень похожи. Если бы мне пришлось искать их не здесь и не этой ночью, я бы не нашел. Они могли бы сойти за обычных людей и затеряться в толпе. Оба смуглые, с черными волосами, у обоих были обычные лица. Если присмотреться к их бровям, то можно увидеть, что они разные, но издалека кажутся одинаковыми. То же самое можно было сказать про глаза, нос, подбородок, уши. Если поставить их друг против друга, то возник бы оптический эффект, как с улыбкой Джоконды: улыбается или нет? Похожи или нет?