Desiderata. Созвездие судеб

Уж на этот раз путешествие их проходило без приключений: как будто, подумалось Достию, у него случились каникулы, как у школяров на праздники. Тем не менее, незадолго до отъезда начался зимний пост, что предварял смену года. Как водилось у них уже не первый год, Достий с отцом Теодором проводили это время в целомудрии и воздержании. Достий за собой лишь замечал, что ему это не в тягость, достаточно было, что любимый рядом. Они со святым отцом в поезде день-деньской то читали, то тихо беседовали, не мешая своим соседям за стеной – там все продолжалась работа, и ни разу их покой не был нарушен звуками, свидетельствующими о том, что их спутники решили сделать перерыв. Даже по ночам не будили чужие сладостные исступленные стоны – а когда случалось проходить мимо соседней двери к ватерклозету, то было видно, что и Наполеон, и его Советник усердно что-то строчат, время от времени передавая друг другу какие-то бумаги и указывая отдельные места. Обмениваются деловитыми кивками и тихо беседуют, занятые важным трудом. Достий даже ощущал от такого положения дел некоторую досаду – почему-то воображалось от этого, что каникулы только у них с отцом Теодором, а спутники вынуждены продолжать трудиться. Он надеялся, что уж по прибытии все изменится – так соскучившаяся миледи и даст им погрязать в бумажной работе, как же…

Когда спустя положенный срок они очутились на станции, то оказалось, что они не будут путешествовать одни – так как путешествие вполне официальное, их сопровождал небольшой гвардейский эскорт, который Наполеон рассчитывал оставить в поселении, чтобы лишних глаз и ушей было поменьше. Их проводили, впрочем, до самых ворот усадьбы загорских князей, отсалютовали и ретировались – встречала их одинокая фигурка в белом пушистом полушубке, в которой Достий насилу узнал Есенку. Она приплясывала от нетерпения у ворот, явно загодя высматривая гостей, а когда те, наконец, объявились – едва дождалась, когда уберутся посторонние, чтобы без стеснения повиснуть у всех на шее, болтая ногами. Не умея выразить радость от встречи иными путями, лишь обнимала и улыбалась, бросая торопливые взгляды – читала по губам приветствия.

Затем, когда радость ее немного улеглась, Есенка проводила их внутрь, в знакомую уж Достию трапезную. Еще в коридоре витали доносимые оттуда аппетитные запахи – а едва войдя, Достий понял, что Георгина, оставшаяся в полнейшем одиночестве, не морочила себе голову с кухней, приспособив для поварских целей камин. Там как раз сейчас поджаривался внушительный окорок, который хозяйка периодически поливала вином – чтобы придать мясу мягкость и пряность. Однако, заслышав у дверей шум, бросила свое занятие и поспешила поздороваться – и по ее сияющим глазам Достий понял, как же ей не хватало человеческого общества. Она сгребла в медвежьи объятия его, обменялась привычными колкостями с Советником, дружелюбно ткнула кулаком в бок Наполеона, и замялась только дойдя до святого отца. Оно-то и понятно, подумал про себя Достий. Прежде им почти не доводилось общаться иначе, как по делу, и Георгина не знала, как правильно встретить этого человека. Неловкость разрешил Его Величество.

– Ну? – весело поднял брови он. – Что встали, как неродные? Давайте-ка, поздоровайтесь по-человечески, не то еще минутка – и Медведка припомнит как правильно реверанс делать.

– Не припомню, – не то весело, не то наоборот, угрюмо, отозвалась та. – Но можем Есенку попросить, если очень надо. Проходите, гости дорогие, спасибо, что навестили!..

Они расселись за длинным столом, в ожидании, до той поры когда окорок достигнет готовности да стол заполнят другие, постные кушанья, заодно ведя беседу. Георгина тут же завалила их вопросами: все-то ей хотелось знать, обо всем быть в курсе.

Достий, наблюдая за ее оживлением,припомнил, как осуществлялось ее отбытие из дворца – ранним утром, когда Есенка еще, кажется, продолжала дремать, потирая глаза кулачком, а ее подруга о чем-то серьезно, без обычного ухарства, беседовала с Императором.

– И я тебя очень прошу, сиди и не кажи носа лишний раз даже и во двор, – говорил монарх, сохраняя на лице непривычное для него чрезмерно серьезное выражение.

– Что, думаешь, какой-то доброхот засядет на сосенке с биноклем?.. – удивленно подняла брови Георгина. – Не больно ль ты мудришь?

– Береженого бог бережет. Отбрешемся, конечно, ежели что, да не хочется мне лишний раз давать повод для сомнений. К тому же, тебе чем заняться будет.

– Арро-о, Котище, да разве ж можно за одними книжками круглыми днями торчать, света бела не видеть?.. – пожала крепкими плечами миледи маршал. – И потом: я всю прислугу распустила, чтобы языками не трепали, так что все поместье на мне. Хоть какое развлеченьице...

– Ежели что тебе потребуется, посылай телеграмму. Сама не выходи, отпусти Есенку, чтоб она снесла на почтамт.

– Айе, много шуму, да мало толку... Нечто я не понимаю!

– Ты все, разумеется, понимаешь, но разбираться с последствиями, ежели что, мне.

– И то верно. Ладно уж, потерплю как-нибудь. К тому ж чтиво припасено презанятное... – и Георгина пренебрежительно пнула один из баулов побольше.

Теперь она, почти все разведав про происшествия, что творились во дворце в ее отсутствие, угомонилась немного лишь перед тем, как уже спровадить гостей на покой. Спохватилась только:

– Второй этаж я заперла, – сказала она. – Во-первых, он деревянный, холодно. Во-вторых, топить там опасно, еще пожар устроишь. Да и немного нам с Еськой надо, нас всего двое тут… Ну, а к вашему прибытию я подсуетилась немного, пара комнат тут дальше по коридору – это для вас, вы их быстро найдете: там тепло. Вообще, – продолжала она, увлекаясь, – там уж сколько лет никто не жил, это старая часть дома. Там не то, что батюшка мой – дед еще квартировал. Ну а после второй этаж достроили, я тут хозяйкою стала, семьи в привычном понимании слова не завела, так те комнаты и стояли, нетронутые. Вы уж не удивляйтесь, как оно там все – переночевать хватит, зато печь кухонная совсем рядом, тоже тепло, особенно ночью…

– Ночью тепло от другого быть должно, – осклабился неисправимый Наполеон. – Но спасибо тебе за заботу, я не подумал об этом загодя, признаться.

– А с тебя-то какой спрос – отмахнулась Георгина.- Тебе бы все лететь впереди конницы, знамо дело, а промедление смерти подобно. Ну, располагайтесь, кому с дороги помыться возжелается – милости прошу в купальню, покажете святому отцу где она. Воды там вдосталь нагрето.

По правде сказать, Достий почти не ощущал холода: по его мнению, и в первом курьерском, и здесь, в этой уютной трапезной, топили на славу. Зато, кажется, мерз Советник – несмотря на то, что Его Величество заботливо укутывал его, руки у Бальзака всегда оставались холодными. Вообще они представляли все вместе презабавное зрелище – двое церковных служителей в одинаковых строгих драповых пальто, Император в военной шинели и его Советник, похожий в своем одеянии на темного волшебника – Достий припомнил, что именно в похожем облачении и увидел Бальзака в первый раз, и тогда он точно так же прятал лицо в тени капюшона.

И вот, зная, как чувствителен тот к холоду, не сговариваясь между собой, они решили, что помещение ближе к ванной будет служить для сна Императора и его Советника, хоть оно и было меньше размером. Зато второе – ох, Достий даже оторопел, переступив порог – отведено было им с духовником. Очевидно, прежде именно здесь находилась хозяйская спальня – мебель тут была массивная, тяжелая, темного дерева – Достий узнал мореный дуб. Всю обстановку украшала резьба – да не затейливая, как во дворце, а в чем-то даже суровая, изображавшая в основном сцены из Книг Пророков. Лица у святых казались угловатыми, будто все они проводили жизнь до крайности аскетично. Достий даже робел – все-то ему казалось, что изображения наблюдают за ним, стоило лишь ему войти. Пламя бросало на острые углы рыжие отсветы из будто скалившегося камина. Стулья с высокими спинками словно бы ощерились гостям навстречу балясинами. Огромная под балдахином кровать буквально подавляла – наверное, на такой обширной постели могли выспаться, не побеспокоив друг друга, все они. Ну что ж, тем лучше, рассудил Достий. Нынче пост, не следует им с любимым излишне быть близкими. С такими мыслями о благочестии они и отошли ко сну, чинно пожелав друг другу спокойной ночи каждый со своей части огромной кровати.

Разбудил Достия громкий и внезапный треск – он так и подскочил на своем месте, тем самым треск лишь увеличивая. Очень скоро, впрочем, все прояснилось. Это всего лишь навсего хрустнула иссохшая доска под святым отцом – и тот теперь осторожно приподымался, стараясь не причинить еще большего ущерба. Однако как будто чем больше он прикладывал усилий – тем сильнее трещала под ним кровать. В конце концов, Теодор одним прыжком оказался на полу, и звук, с которым босые его ноги с полом встретились, слился с хрустом доски.

– Ну вот, – расстроенно произнес он.

– Эй, гостюшки, там у вас все ли в порядке? – обеспокоенно донесся из коридора голос хозяйки – и, не успел духовник рта открыть, ей ответил голос Наполеона:

– Ой, Герге, не принимай близко к сердцу. Когда люди кроватью скрипят, у них все хорошо, уж ты поверь…

– Охальник ты, Котище, бесстыжий!.. – хохотнула Георгина, а Достий густо покраснел. Он уже совсем проснулся и сообразил, что старая мебель просто не выдержала странного давления: с одной стороны совсем легкий Достий, а с другой необычайно рослый Теодор…