ДЕСТАЛИНИЗАЦИЯ ОТ У. ЧЕРЧИЛЛЯ ДО Д. МЕДВЕДЕВА. Том 10.
Шрифт:
В ракурсе вышесказанного Хрущев якобы подводил черту между двумя периодами: при Сталине и после Сталина — амнистия Берии, отмена пыток, отмена внесудебного расследования, реабилитации и т.п. Этим ходом Хрущев хотел и внутри СССР осуществить политику мирного сосуществования: дальнейшего мирного сосуществования с одной стороны — многих осужденных и реабилитированных, их родственников, и с другой стороны — партийных и советских вождей и руководителей разных уровней, в целом — с КПСС и Советской властью.
Во-вторых, этой своей инициативой Н. Хрущёв старательно и ловко смывал с себя и со своих коллег по власти невинно пролитую кровь и загубленные жизни на Сталина. В высших эшелонах власти этот «очистительный» ход некоторых очень обрадовал — теперь во всём был виноват
В-третьих, в партии, во власти среди единомышленников существовала конкуренция, в частности, Хрущев с трудом находил общий язык с главой правительства Маленковым, а за два с половиной года правления он вошел во вкус власти и ревностно к ней относился. В этом ракурсе Хрущев получал значимое преимущество — он своим докладом якобы покаялся, отмылся, а другие отмолчались, — а они все участвовали в сталинских преступлениях, и теперь все были у него «на крючке» — он в любой момент мог обвинить их в участии или пособничестве в сталинских преступлениях, и если не репрессировать, то сломать их карьеру мог запросто, что и сделал после съезда с Кагановичем и Маленковым.
Выше мы рассматривали относительные плюсы этой радикальной инициативы Хрущева, а теперь стоит обратить внимание на минусы. А минусы могли быть существенными, очень существенными.
Во-первых, если Хрущев решился на такую политику, на такой «ход конем», то ему это следовало сделать совершенно гласно, перед всем народом, а не на закрытом, секретном заседании, ибо очень наивно и глупо было надеяться, что сказанное нескольким сотням делегатов останется в тайне, секретным. Да и в секретном виде от этой информации мало толку, она и рассчитана на «массы», если не сразу на народные, то точно на партийные, поэтому Хрущев точно знал, что суть его доклада выйдет из секретности в «массы», тогда зачем этот «цирк» с секретностью?
Во-вторых, когда этот доклад неизбежно попадал на просторы СССР и выходил за его пределы, то он давал прекрасный и повод и материал внешним и внутренним врагам советской власти и социализма в целом (как иного способа устройства жизни общества) для мощной атаки. Теперь в рамках «новой правды» критики сталинизма могли подвергнуть сомнению даже итоги Второй мировой войны, что мы и наблюдаем до сих пор.
Федор Бурлацкий был свидетелем тех событий, работал советником ЦК КПСС и на радиостанции «Эхо Москвы» (14.02.2006 г.) вспоминал 25 февраля 1956 года: «Я поехал в редакцию и ждал до поздна приезда (со съезда) своего шефа Мезенцева Сергея Павловича. И дождался Никогда не забуду. Он пришел, сел в кресло, белый, как смерть. Я его спрашиваю: "Сергей Павлович, что произошло?" Молчит. "Но всё-таки, что произошло?"
Мезенцев: "Такое запрещено говорить. После этого враги нас могут под корень подрезать"». Фактически затем оно так и получилось: в июне 1956 года секретные покаяния Хрущева уже опубликовали на Западе, где в условиях холодной войны, скорее всего, удивились такому подарку Н. Хрущева, несомненно — обрадовались, и, конечно же, — воспользовались в полной мере для борьбы с коммунизмом и коммунистами у себя, для борьбы против СССР, для разрушения СССР изнутри — для противопоставления советского народа своей власти. Ибо всё, что было против Сталина, автоматически было против советской власти и строя, против коммунистической партии и против СССР в целом.
Поэтому на Западе охотно поддержали Н. Хрущева и даже творчески развили его инициативу, усугубляя негативный образ Сталина. Предавший в 1938 году СССР видный работник ОГПУ-НКВД генерал Лейба (Лев) Фельбинг (под маской — «Александр Орлов»), к 1956 году сильно заскучал на Западе, а после покаяний Хрущева, по заданию ЦРУ он на страницах американского журнала «Лайф» опубликовал сенсационную «утку», что Сталин был агентом царской охранки, предавал своих, ленинцев, многие из которых в результате его предательства были репрессированы царской охранкой. А американский соплеменник
Фельбинга — Исаак Дон Левин эту утку распропагандировал и доработал, и вскоре появилась «достоверная информация», что Сталин был агентом ещё и английской разведки. В общем, «Остапов Бендеров» понесло.В-третьих, инициатива Хрущёва шквальной дискредитации Сталина имела далеко идущие разрушительные тенденции внутри СССР — она сильно повлияла на отношение народа к власти, к коммунистической партии, ибо 20-й съезд, доклад Хрущева — это крушение авторитета власти, после огромного авторитета власти при Сталине. Особенно авторитет Советской власти в лице Хрущева и его окружения упал в глазах тех миллионов советских граждан, которые, несмотря ни на что, продолжали очень уважительно относиться к Сталину за его положительные дела.
В-четвертых, теперь на эту почву разочарования властью, гневного осуждения власти и даже презрения к ней могла успешно ложиться и другая критика в отношении советской власти, в том числе и Хрущева, идущая как извне — через различные подрывные радио-«голоса», так и изнутри — со стороны различных недоброжелателей и ненавистников советской власти среди советских граждан, со стороны инакомыслящих критиков советской власти, то есть — диссидентов, которые вскоре и появились после покаяний Хрущева, как грибы после теплого дождя.
И если теперь сравнить ожидаемые Хрущевым плюсы от своей революционной инициативы десталинизации с глобальными минусами, то понятно, что Н. Хрущев совершил грубую, очень болезненную для СССР и советского народа ошибку.
Наш известный евразиец А. Дугин без оснований объясняет революционный поступок Хрущева тем, что Хрущев был агентом Запада, диверсантом: «Н.С. Хрущев был первым ставленником атлантического лобби». Если бы это было так, то Хрущев не повез бы под границы США, на Кубу ракеты с ядерными боеголовками. Нет, Никита Хрущев — наш нерадивый марксист, полухитрый полуумник (мягко выражаясь), решивший совершить хитрый масштабный «маневр», и что из этого получилось, мы видели и видим.
Хрущев, скорее всего, понимал, что осуществил что-то скверное, да ещё и «через пень-колоду», был в сомнениях, колебался, видел неоднозначную реакцию окружающих, и поэтому попросил помощи, поддержки у героя войны и любимца армии и советского народа Маршала Советского Союза Константина Рокоссовского, имевшего в наградах ещё три царских георгиевских креста за смекалку и отвагу, и который как чистокровный поляк в тридцатые годы был арестован — как «польский шпион», допрошен с особым пристрастием, и отсидел несколько лет на краю жизни и смерти. И Хрущев был уверен, что некогда репрессированный Рокоссовский, наверняка затаивший обиду на Сталина, поддержит его, и попросил его написать статью против Сталина «почернее». Хрущев судил об этом и по себе — ведь у него была личная неприязнь к Сталину из-за истории с его сыном.
Рокоссовский, как всегда, мудро и обаятельно улыбнулся, посмотрел внимательно в глаза Хрущеву и ответил: «Никита Сергеевич, товарищ Сталин для меня святой». Взбешенный Хрущев струсил применять какие-либо радикальные мстительные меры против Рокоссовского, но на следующий день в рабочем кабинете «вредного» маршала Рокоссовского уже сидел маршал Москаленко, а Рокоссовского отправили из Москвы в Закавказский округ.
1956 год выдался для Хрущева тяжелым и во внешней политике. В этом году вспыхнуло сильное антисоветское восстание в Польше, в городе Познань — «познаньское восстание». «Вскоре после войны, производили возврат бывших польских граждан (в том числе и репрессированных) в Польшу — то и многие не-польские евреи "поспешили воспользоваться этой возможностью"», — отмечает А. Солженицын, цитируя Шварца. Этот возврат евреев в Польшу в начале натолкнулся на разборки поляков — кто и как вёл себя в Польше во время войны и гитлеровско-советской оккупации, по чьим «подсказкам» поляков репрессировали «советы» — расстреливали или отправляли в Сибирь. В результате в 1946 году по Польше прокатилась мощная волна еврейских погромов, о чём даже поведал с телеэкрана весной 2007 г. министр русской культуры Мойша Швыдкой, конечно, не объясняя причин погромов.