Дети, сотканные ветром 2

– Итак, вьюны, расскажу здешние правила и жду от вас беспрекословного их соблюдения, – мужчина положил руки на пояс, и его взгляд заставил ребят вытянуться струной. – Жаролёд – это игра, где пересекаются всеми любимые в Соборе стихии. Огонь – жар кометы. Вода – быстрый лёд. И ваш Ветер. Щит-перчатка помогает маневрировать и развивать на виражах высокую скорость. Потому сказы твердят, будто игру придумали в Соборе. Это всё чепуха и слюнявая романтика. Только в одном пустозвоны правы: Собор выпускает лучших игроков.

– Да-а, наставник! – хором поддержали вьюны.

– Я делю тренировки по возрасту, так что упражняться будете со сверстниками. Три раза в неделю помогу выбить пот из ваших закостеневших туш. Когда начнётся турнир, лёд и на пруду встанет. Тренировать катание сможете на свежем воздухе. – Вольноступ рассмотрел в рядах вьюнов трубочиста и нахмурился сильнее прочего: – Ты чего здесь забыл? Ребята на арене точно не мёрзнут.

– Наставник, Лев приписан на время к страте Ветра, – Игнат опередил трубочиста.

– Хм, подучить взяли. Если захочешь выбить сажу из лёгких, шлем и коньки мы тебе подберём. Про дуэльные уроки забудь. Взгляд у тебя дерзкий для слуги. Если помнёшь кого из придворных отпрысков, то вой поднимется до Царского Оплота.

Вьюны с нескончаемым трепетом и уважением глазели на широкоплечего тренера. Он же потерял интерес к трубочисту и переключился на Игната.

– Мора, говоришь, тебя зовут. Знавал одного с таким родовым именем. Пошли пройдёмся. Глядишь, снаряжение какое-нибудь завалялось для вашей шайки.

Тренер и помрачневший Игнат ушли, оставив ребят в недоумении. Только Пимен напустил на себя загадочное выражение.

– Можешь не притворяться, будто что-то знаешь, – отмахнулся от него Вий.

– Жизнь отдавай, а тайну друга не выдавай, – расплылся Сорока.

Амфитеатр наполнился радостными возгласами, отчего вьюны болезненно поморщились. Команда Леля Миронова повергла старших подмастерьев.

– Молодец, Лель! – воскликнула девочка с золотистыми волосами и робко спряталась за сопровождающей её свитой.

– С такой подмогой каждый бы бился насмерть, – мечтательно проворковал Сорока, и его поддержала вся команда.

Льву вскоре пришлось прекратить завистливо озираться на каток и отправиться по будничным делам трубочиста.

Прошло два дня. Зеница и Виселица не напоминала о себе. Месяц позимник перевалился за свою более мерзкую и сырую половину. Сквозняки в башне, какие донимали её жителей, опротивели вконец. Лекарский корпус протрубил тревогу: то и дело его подопечные в белых фартуках прерывали занятия в мастерских, чтобы объявить об осеннем обострении трудновыговариваемой болезни. Одной из жертв оказалась госпожа Софрония.

– Вот-вот, почти… – Лев приоткрыл кран, и он слегка задрожал. Давление заполнило паровой котёл. – Скоро потеплеет, учитель.

Сама госпожа в нескольких шалях раскачивалась в кресле у себя в комнате. Простое убранство составляли постель, паровой котёл и не к месту роскошный дамский столик.

Яркий осколок прошлого, решил трубочист.

– Теперь я очередная обуза для котельной, – голос выдавал слабость госпожи Софронии, в то время как макияж и причёска были, как всегда, трепетно уложены. – Распоряжающийся там вихль жаден до тепла, которое даруют нам недра Края.

Лев мог бы заступиться за Вапулу, однако вспомнил, как тот бранился с Каспаром поутру. Котельщик заявлял, что мощь котельной к зиме необходимо выводить постепенно, паровая система башни не отлажена до конца подмастерьями зодчих дел. Здравую мысль вихль подправлял руганью и угрозами. Досталось и помощнику.

Глядя на поржавевший котёл, Лев признал правоту Вапулы. Между тем госпожа Софрония не виновата в том, что её здоровье надломилось в таком промозглом жилище.

– Вихли невосприимчивы к большинству недугов, – сказала Василиса, которая, как некстати для трубочиста, пришла проведать больную. – Любая хворь не способна перенести их скверный характер.

Будущий лекарь строго глянула на трубочиста.

– Приспешники котельщика переняли у него только самонадеянность. При их хлипком-то здоровье.

– Извини, столько всего навалилось, – Лев поспешил оправдаться. – Обучение, работа…

Он с лёгкостью бы выбил полчаса для обследования у Василисы, однако мешало подозрение на то, что в его теле обнаружатся отличия от чаровников.

– Не ругай его, Василиса, – вступилась учитель. – Редко встретишь подобное рвение в словесности. Вы, волхвы, ведаете силу слов. Зодчие же воспевают язык математики и чётких линий схем. Мысли ткачей и вовсе уходят глубоко в безмолвный космос.

Перед тем как покинуть их, Лев пообещал впредь не избегать Василису. За это он получил ложку горького желе, которым подмастерья в белых фартуках кормили каждого попавшегося им под руку.

В кабинете Льва дожидался Дым, он сам напомнил об обещании свести трубочиста с лешим.

– Позволь мне говорить первым, – попросил лунси, когда они приближались к роще.

Вдалеке шумела речушка, пруд заволокло дымкой, точно своенравные молодые облака спустились прикорнуть над прохладой воды. Лев редко оказывался на улице, сегодня он приметил, что в серый задёрнутый моросью день древняя башня не выделялась на фоне всеобщей хандры.

Или же вновь я свою тоску подстраиваю под остальной мир, упрекнул себя мальчик.

На границе рощи Дым указал Льву остановиться, а сам некоторое время бродил между берёз. Землю будто покрыла грязная позолота.

– Пусть вода всегда питает корни твоего дома, служитель, – вдруг обратился Дым, глядя себе в ноги.

Из вороха опавшей листвы рядом с лунси выглянула хмурая мордочка. Леший под стать роще сменил окраску своего тельца.

– Пусть оберегают тебя ночь и звёзды, мерцающий, – скрипя деревом на ветру, произнёс леший. – Гляжу, с тобой пришёл кое-кто… Догадывался, что явиться. Спрашивать изволит, надоедать.

Дым с удивлением посмотрел на Льва, тот пожал плечами. По крайней мере, древесный старичок не целится в него шишками.

– Чую, чую. На его груди. В прошлый раз гадал – не померещилось ли.

– Нет, – Лев медленно продвигался к существу.

Дым тактично удалился к пруду, сказав что-то о водяном. Трубочист и леший остались одни, с опаской поглядывая друг на друга.

– Вот что я ношу на груди, – Лев достал из-за пазухи янтарь.

Леший не удивился. Он как будто знал, чего ему ожидать, но поник, когда своими глазами увидел янтарь.