Дети, сотканные ветром 2

Ближе к двум часам ночи вьюн принялся проклинать свою дурость.

– Вы же прекрасно справились без меня, – простонал Вий, затаскивая в вагон тяжеленный сундук.

– Решил погреться в лучах славы хлюпика, – подначивал его Пимен.

Наказание настигло ребят в тот же вечер. Клим, Вий и Лев отправились на станцию загружать вагоны. Помимо них там по своей воле копошились другие подмастерья во главе с мастером. И каким-то случаем к ним присоединился Пимен, который подозрительно молчал о проказе, за которую его покарали.

– Что за делишки они там стряпают? – Сорока постоянно оглядывался на подмастерьев у дальнего вагона.

– Какая разница. Помогать нам они не думают, – огрызнулся Вий. – Отправят поезд и пойдут отсыпаться до обеда, а нас утром ждёт дубинка мастера Скобель.

Три вагона-капсулы стояли на дополнительной ветви, забитые грузом.

– Куда они отправятся? – поинтересовался Лев, чтобы прекратить ворчания Вия.

– К тем, кто отслюнявил нехилый барыш за штучки Собора, – ответил Пимен. – Дороже, чем у Совета Цехов, зато качество и солидность в придачу. Газовые лучины, запчасти для автоматонов, да и сами машины расходятся по всем Осколкам, словно горячие пирожки. А приборы тончайшего чарованья – это особенная гордость Трезубца. Правда, из Края Собора они выбираются посыльной службой.

– Поторопитесь, тягач прибудет с минуты на минуту, – к ним подошёл станционный смотритель.

– П-почти закончили, – сообщил Клим и тут же получил толчок в спину от Пимена.

– Посторонись, хлюпик, – Сорока бросил все дела и рванул к смотрителю. – Ты-то мне и нужен, папаша. Работёнка есть с хорошим наваром.

– Какой я тебе папаша! – опешил Остап, но позволил вьюну отвести себя подальше от любопытных ушей.

– Последняя посылочка! – огласил Вий и закрыл вагон. Тяжёлая дверь плотно встала на место, клапаны на ней выпустили воздух, образовав по ту сторону вакуум. – Можно и вздремнуть… Ух ты, пошла прочь!

Из-под вагона выпрыгнула собака привратника. Виляя хвостом, она подставлялась под ласку и получила её от Клима.

– Она руку откусит и не подавится, – оценил Вий.

– Репью т-тоскливо, – проговорил Клим, поглаживая собаку. – Представь – ты один в чужом мире.

Лев, вспотевший от работы, вдруг похолодел.

– Так Репей не отсюда? – спросил он.

– Зверюга пришла из-за Пелены, – продолжил Вий с долей отвращения. – Как говорит привратник на запах его рагу, которое он варит в сторожке у врат. Сложно не поверить, такая вонь способна пробиться даже через скомканное пространство.

– Прошла живёхонькой без навигации и защитных костюмов, – удивлялся Клим.

Пёс, унюхав что-то, умчался в ночь.

– Странно, что Кагорта оставила его в Соборе.

– Когда дело касается Кагорты, то слово «странность» отпадает за ненадобностью, – ответил Вий.

Вьюны уткнулись в шарфы, подрагивая плечами. Каждый продолжал собственную мысль молча. Лев задумался, почему ему не холодно, и ощутил тепло от мешочка, висевшего на груди. Он улыбнулся.

Нарастал грохот, и вскоре к станции подкатил поезд из Златолужья, готовый вывезти вагоны с товаром Собора в другие края.

– Пассажир так поздно, – проронил Остап и помчался к поезду.

В столь прохладную ночь платформу застелил пар. Ребята долго высматривали в нём ночного гостя. И когда показалась фигура в длиннополом пальто, у Льва ёкнуло сердце.

– Доброй ночи, господин Поверенный, – поприветствовал Сорока, когда к ним приблизился запоздалый пассажир.

Феоктист Киноварный коротко кивнул, прошествовав мимо. Лев едва не бросился за ним следом. Пушистая снежинка упала трубочисту на нос и будто охладила его порыв.

– Вот и снег п-повалил, – проговорил Клим и зевнул. – Зима на пороге.

Глава 3. Иней.

Трубочист с охапкой инструментов вышел в потёмки наступающего дня. Обогнув молчаливый дворец, он направился к подножию сопки. Покрытые инеем тропинки вились к россыпи хозяйственных сооружений: скотного двора и опустевших огородов. В просторных загонах, сбившись в островки из перьев, дремали моа. Полутораметровые бескрылые птицы недовольно ухали, когда небольшой юркий автоматон вытаскивал из-под них яйцо размером с футбольный мяч.

Мысль о скворчащем омлете на сковородке Проши отозвалась завыванием в желудке Льва. Обычно столь ранний час трубочист проводил в постели, ища в монотонном шуме котельной недовольное кряхтение вихля. Сегодня же стоило заняться делами, прежде чем отправляться на урок Полыни. Каспар после случая с пыльцой Унокрыла заваливал работой, так что приходилось выстраивать план на день, где нашлось бы место труду, учёбе и преследованию Феоктиста Киноварного.

Прошла седмица после того, как Поверенный возвратился в Собор. Седмица, как нутро Льва раздирает зуд нетерпения. Где только мальчик не поджидал Киноварного: у личной аудитории, в общем зале и даже в ванных комнатах дворца. Поверенный был неуловим. И только Каспар, поймав мельтешащего по коридорам Льва, убеждался в том, что у трубочиста есть излишки праздного времени.

У теплиц Лев услышал гул и металлический скрежет. В двух сотнях шагов от него, у кромки Пелены громоздкая машина испускала пар. Вокруг неё суетился десяток подмастерьев. Они то и дело проверяли натянутую цепь, одним концом торчащую из катушки машины, а другим уходящую в мерцающий туман.

Лев прежде не рисковал так приближаться к Пелене. Своими тусклыми переливами она болезненно напоминала о путешествии с филином на руках. К тому же, говорят, если пристально вглядываться в мир за её мутью, то глаза защиплет, а голова пойдёт кругом.

– Всё-таки какой он крошечный край Собора, – прошептал Лев, поднимая взгляд по Пелене до тех пор, пока та не растворилась в небе. – Самолёт?!

Лев шлёпнул ладонью по губам, боясь, что его выкрик услышат. Утреннее небо прочерчивал белёсый след.

– Причудливое название ты ему придумал, – раздался голос за спиной трубочиста.

Из рук Льва посыпался весь инструмент. К нему неуклюже шагал Матфей с тяжёлой корзиной. Похоже, он ночь не спал, одежда на нём помята и грязна.

– Снова наказали? – спросил подмастерье, похожий на медвежонка.

– Просто работа.

– Угу. Слыхал, Баба Яра прислала тебе наставление по учёбе, – Матфей продолжал делиться удивительной осведомлённостью о жизни Льва.

– Посоветовала отдать все силы «Словесности», урокам Полыни и мастера Скобель, – подтвердил трубочист.

Он старался увести разговор от несущегося в вышине самолёта.

– Со старушкой не поспоришь, – нехотя одобрил Матфей и взглянул вверх. – Пропал твой… самолёт. Все называют их дымные летуны, а по мне на паровом ходу высоко не поднимешься. И не рассмотреть их из-за преломления как следует.