Дети, сотканные ветром. Часть 3

Кагорта недобро оскалилась, явно считая тех, о ком говорила, дураками. Её слова напомнили о Бабе Яре. Она также грустила о том, что люди перестали полагаться на чары.

— Волшба в народ! — усмехнулась Кагорта, забивая трубку. — Этим простакам неведома истинная волшба. Они её не отыщут в ближайшей лавке. Наши Прародители, чтоб их прах смешался с навозом, бездумно играли с пространством и временем. Разум и тело подобно часам они разбирали по пружинкам. Это вылилось в том, что мы несём в себе волшбу. Те праведные почитатели Прабатюшек и Праматушек, какие называют путь ткачей излишком, порочат наследие предков и само своё естество.

Старуха выпустила клуб дыма, и у Льва защипало в глазах. Один хмурый чудь уважительно бы отозвался о предпочтениях Кагорты.

— Тяжёлая теперь работёнка у Поверенного. Без медовых речей ни благородного наследника, ни сына фабричного кузнеца к Трезубцу не отправят. Я разве напрасно собирала мощь и знания лучших мастеров под одной крышей, дабы юные умы испили из незамутнённого источника? Политические взгляды, родословная — лишние преграды на пути к волшбе.

Юношеский смех залетел в окно, и Кагорта смолкла. Она прислушалась, наверное, ожидая, когда ветер вновь поднимет отголоски чьего-то веселья. Её лицо будто смягчилось, хотя трудно разобрать мимику среди множества морщин.

— Вы, дети, как-никак сокровища башни. Будущее Осколков. Конечно, среди помола бывают и гнилые зёрна. Будь моя воля, я бы стёрла все страты, однако Великие рода и без того криво заглядывают на Трезубец. Когда же я объявлю о том, что страта Ветра будет набираться каждый год, то потеряю нехилую часть казны. Я стара, и всё спишут на мои высохшие мозги. Однако плевать, если Киноварный и дальше будет приводить одарённых детей, невзирая на их наследство. Пусть он хоть ради нового набора прочешет мир полых.

Лев почувствовал онемение, разливающееся по телу. Стоило старухе заикнуться про его родину, как все эмоции мальчика слились в бурю, запертую в груди. Не нужно быть Главой Собора, чтобы почуять, как от него несёт страхом.

Кагорта продолжала смотреть вдаль через окно, куда-то сквозь мутную Пелену. Бледность кожи старухи и призрачная стена имели схожий оттенок. Солнце вытягивало из них яркие цвета, и темнота им обеим к лицу.

— В такое переломное время нам необходимы те, кто способен пройти путь ткача. Мне тут случайно попались на глаза записи лучшего волхва последних лет. Девица пишет про одного юнца с задатком к сложным чарам. Она тебя досконально обследовала…

Если бы Лев так сильно не страшился дальнейшего разговора, то рассмеялся бы Кагорте в лицо. Старуха даже не пыталась наполнить слова искренностью. Василиса дорожит своими исследованиями и вряд ли оставляла их где ни попадя.

Кагорта вытащила из-под кипы бумаг листочек с быстрым и рваным почерком.

— Наблюдаемый болезненно чувствителен к чарам. Тошнота, головокружение… Сам способен взбаламутить пространство, судя по тем непроизвольным случаям… Носитель мощного блюстителя, — старуха закончила беглое чтение и кинула листок на стол. — Ты не что иное, как любопытная наследственность. Баба Яра, похоже, совсем оставила волхвование, раз занимает тебя лишь поглощением пирожков. Твои родители скрестили в тебе лучшее. Надо было мне уделять волхованию больше времени. Хотя я уверена, найдутся и те, кто захочет более тщательно тебя исследовать.

Последнее прозвучало зловеще.

Старуха раскрыла грамоту Льва, высыпала на неё пепел из трубки и вдавила его своим костлявым пальцем. На бумаге остался серый отпечаток.

— Жаль терять такого способного ученика… Ступай, трубочист.

Вечерние лучи прорезали внутренности башни. Очертания колоссального механизма пронеслись перед глазами Льва. Тот был уверен, что больше не поднимется в покои хозяйки Трезубца. Что-то в тоне Кагорты намекало на такое положение дел.

«Что ж, не каждый слуга Собора видел в глаза Кагорту. Пора бы становиться обычным трубочистом».

Однако, когда лифт опустился, Льва ждал в коридоре Клим и дурное предчувствие.

Вьюн угрюмо сидел на каменном полу, и скрежет подъёмника заставил его вскочить на ноги.

— Наконец-то. С Пименом беда! — без запинок объявил Клим.

Они неслись к лекарскому корпусу. Дворец пустовал, подмастерья собирались в большом зале на ужин. Лев хотел бы расспросить Клима о случившемся, но тот переволновался и не смог совладать с заиканием.

Остальная команда ждала у закрытой двери обители волхвов.

— Сорока взлетел слишком высоко, — ответил Вий на невысказанный вопрос Льва. На осуждающие взгляды Гура и Лира он только пожал плечами. — Разве не правда? Я всех предупреждал! Делишки с благородными до добра не доведут.

— Почему? И как? — Лев, наконец, отдышался.

— П-подпольные бои, — проронил Клим, и даже мысль о них его сильно пугала.

Вий шикнул на друга и оглядел коридор в поисках лишних ушей. В коридоре кроме вьюнов никого не было, однако он перешёл на шёпот:

— Бои автоматонов, о которых лучше не знать. Богатеи так забавляются.

Лев испытал облегчение, поняв, что Пимену не пришлось биться на кулаках подобно гладиаторам.

— Так почему они подпольные? Вольноступ учит старших использовать в бою разные механизмы, — Лев вспомнил, как краем глаза видел тех жутких военных автоматонов в одном из складов при арене. — Вроде и Трёхрук ведёт целый курс про это.

— Если эти двое узнают, что в одной из запущенных мастерских благородные сыны соревнуются на деньги, то сожгут то место как чумной сарай.

— Зачем Пимен влез туда?

— Хотел преумножить своё богатство и обзавестись парочкой знакомых. Он любил говорить, что ничего так не скрепляет связи, как знание об общих тёмных делишках.

— Глупый риск, — Льву захотелось садануть в стену.

Не ему одному. Гур потирал свои здоровенные кулаки:

— Сороку заманили в западню. Забрали его деньги, пригрозили «Зеницей и Виселицей» и столкнули с лестницы. Мы с братом шли первыми на обед, должны были еду расставлять на стол. Видим, Пимен на ступенях едва в сознании. Мы сюда его быстрей оттащили, хорошо хоть твоя подруга приняла нас. Хотя обругала знатно, язык у неё не родовитой барышни.

Дверь отворилась, и из неё вышла растрёпанная Василиса. Белый фартук мазками украшала кровь.

— Чего вы гудите здесь без устали! — молодая лекарша присмирила взглядом вьюнов. — Другим больным отдыхать не даёте.

— Мы ничего… просто, — потупился Гур.

— Прости нас, Василиса, — попросил Лев. — Как Пимен?

— Он поправится к следующей неделе? — выпалил Вий, явно намекая о предстоящем финале.

Василиса сдёрнула с себя фартук, и все подумали, что она собирается ударить им кудрявого вьюна. Ребята на всякий случай отошли от Вия.