Дикие Земли

— А…

На Димыча, насидевшегося без нормального человеческого общения, напал словесный понос. Он был готов разговаривать на любую тему, и вопросов у него накопилось вагон. И он собрался их все на меня вытряхнуть. И вытряхнул бы, если бы его внимание не отвлёк Митрич.

* * *

Не знаю как, но ушлый дед технично перетянул одеяло на себя и раздавал указания уже не только бывшим работникам, но и бывшим хозяевам тоже. Сейчас Митрич распекал двух ватажников, что стояли с топорами в руках у паутинного коридора и озадаченно чесали в затылках.

— Ну чего рты раззявили? Рубите, рубите, — наседал он, сопровождая слова, рубящим взмахом ладони. — Надоть до гостей убрать эту пакость отседа.

— Да не рубится, она, Митрич, — виновато прогундосили они в унисон. — Мы уже всё перепробовали. Даже пилили. Крепкая падла…

— Жечь пробовали?

— Не горит.

— А ну-ка, мужики, отойдите в сторонку, — вмешался я в разговор. — Может, у меня что получится.

Дождавшись, пока все отбежали на безопасное расстояние, я скастовал Терпентиновый Дождь. Тучу постарался сделать длинной и вытянутой, чтобы на всю протяжённость тоннеля хватило, но в то же время лишнего не залило.

Хлынул ядовитый поток, по стенам потекли токсичные струи, в воздухе остро запахло скипидаром. Сначала показалось, что и терпентин не возьмёт паутину. Но пару минут спустя, она поплыла, скукожилась, как монтажная пена под растворителем. Процесс шёл всё быстрей и быстрей. Вскоре от магического конструкта осталась только влажная полоса на земле с дымкой взрывоопасных испарений.

На самом деле я рисковал, хоть и осознанно. И если бы не получилось, мне бы это в плюс не пошло. А так, пускай знают, кто здесь папа.

— С огнём аккуратнее, пока не развеется, — предупредил я, сделав вид, что всё прошло как задумано.

— Ты же говорил, что магию выжгло, — шепнул ошарашенный Менделеев.

— Возвращается потихонечку, — ответил я, пожав плечами.

— Ничего себе потихонечку…

— Вот это да, вот это я понимаю. Одно слово — магик. Раз, два и готово, — перебил его Митрич и подскочил ко мне с просьбой: — Бесноватый, а могёшь тем же макаром, вон ту страхолюду убрать?

Он ткнул пальцем в гигантского крестовика. И было неясно: дед или в мои способности безоговорочно верил, или так на вшивость меня проверял. В любом случае деваться некуда. Заявился — тащи.

И сейчас бы как нельзя кстати пригодился бы Мишенька. А тот после недавнего откровенного разговора умолк и носа не высовывал. Но всё получилось и без него. Под напором терпентиновых струй паук истаял, как прежде — тоннель.

Дед тут же накинулся на ватажников:

— Вы чего опять встали, дел нету? Топоры бросили, схватили носилки и покойничков наших таскать. Вон Добруш уже и полуторку под это дело приспособил. Давайте, давайте. Похоронить надоть до тёмного, не след их вот так оставлять.

— С пришлыми чего делать? — спросил один из тех, к кому обращался дед.

— А они тебе что, не люди? — нахмурился тот. — Тоже грузить и хоронить вместе с нашими. Господь на том свете разберётся кого куда.

Я машинально прикинул, сколько народа выжило после мясорубки, которую устроил паучий колдун.

Из старичков пока увидел только Хмурого. Он возился под капотом нашей машины, которую уже поставили на колёса. Из своих — Лексеич возился с ранеными. Ему помогал Трофим и один из матросов. Остальные если и уцелели, то обычными средствами я их пока не нашёл.

«Обнаружение жизни» показало всего двадцать семь точек. Я двадцать восьмой. Удручающая арифметика. С учётом, что меньше недели назад людей в лагере было около сотни…

* * *

— А это кто с тобой такой нарядный? Я, чегой-то, раньше его не видал, — проскрипел Митрич, сделав вид, как будто только заметил Димыча.

«Ну ещё бы, такой занятой. И видеть его ты не мог, потому что его в хозяйском доме держали», — с усмешкой подумал я, а вслух представил приятеля: — Дмитрий Иванович Менделеев. Мой друг и компаньон. Знакомьтесь.

— Вон оно как. Компаньон. Дмитрий Иванович, — усмехнулся дед, протягивая для приветствия руку. — А меня Митричем кличут. Я тута всем заведоваю.

— Да можно по-простому, без отчества, — смутился Димыч, отвечая неуверенным рукопожатием.

— И каким ветром, тебя к нам, милок, занесло? — начал допытываться дед.

— Тем же, каким и меня, — отрубил я. — Старый, тебе заняться нечем? Не приставай к человеку. Пусть сначала немного обвыкнется.

— А как же, — тут же сменил пластинку Митрич. — Без обвычки нельзя. Без обвычки можно до ветру пойти и себе в тапки нагадить. А давай, Мить, я тебе всё покажу. Заодно и работу проверю. Сам же знаешь, без хозяйского пригляда никак…

«Не отцепится дед», — мысленно констатировал я и кивнул в ответ на вопросительный взгляд Димыча. — Пошли, делать нечего.

Так-то нам было что обсудить, но Митрич прилип как репей и повсюду таскал нас за собой.

Сначала вернулись в рабочий барак, где перенаправили Марта с помощником на хозяйскую кухню и, соответственно, в баню. Там и почище, и попросторнее, и воду с дровами не надо таскать. Да и с продуктами побогаче. Насколько я понял, повар охотников погиб в заварушке.

Потом зарулили на склад, где задержались надолго. Митрич с каптенармусом высчитывали кто, кому, сколько должен. Рубились за каждую копейку, даже орали друг на друга, мало до драки не дошло. На этом этапе Димыч перестал скучать и начал вникать в суть разговоров. Да и мне было интересно. Мы же в том числе и за деньгами сюда приехали.

Когда крикуны пришли к соглашению, мы двинулись по большому кругу. Посмотрели, как «тяжёлых» достают из мобильных доспехов. Как переносят раненых в казарму. Как из казармы сооружают мед. блок…

Здесь нас Лексеич погнал взашей, чтоб не мешались. Митрич ничуть не смутился и тут же нашёл другие объекты. Как он выразился для командирской проверки. И мы пошли проверять…

Как чинят привода паромётных установок на вышках. Как утаскивают разбитый пикап. Как грузят обратно на платформу шестиногие шагоходы. Как полуторки готовят к погрузке. Проводили грузовик с павшими и похоронной командой…

— Где хоронить будут? — уточнил я.

— А тут недалече в распадочке погост обустроили, — откликнулся дед. — Вот там общий курган и насыпят. Не переживай, быстро управятся, дело привычное.

Я и не переживал, а вот Димыча от таких слов покоробило. Кстати сказать, вселенской скорби я на лицах ватажников не заметил. Даже по Прохору. Вероятно, его самые рьяные сторонники погибли в первых рядах.

Ну да и бог с ним, не будем о грустном. И да, у меня сложилось впечатление, что Митрич, кроме пригляда, преследовал ещё одну цель. Меня показывал. И себя в моём обществе. Типа мы вместе.