Дитя леса

Близость Егора дурманила, как запах весенней акации. Когда он был рядом, я не могла ясно мыслить. Каждое слово казалось сказанным невпопад, каждое движение – неуместным. Я словно участвовала в кукольном спектакле, но не знала сценария и с ужасом ожидала, куда в следующую секунду направит моё тряпичное тело кукловод.

И всё же я не ребёнок. В его словах и поступках читалась страсть. Но что он чувствует на самом деле? Ту же беспомощность и страх, что и я? То же лишающее воли желание? Есть ли в его душе свет, который, соединившись с моим светом, вспыхнет ярче солнца и сделает нас счастливыми? Или это просто зов плоти?

Больше всего я боялась ошибиться и принять за любовь то, что ею не является. Разумеется, я понимала, что на дворе двадцать первый век, и уже никто не назовёт женщину, вступившую в отношения с мужчиной вне брака, падшей, но… Мне нужно было или всё, или ничего.

В попытке получить ответы на свои вопросы я пошла на риск – обратилась за помощью к человеку, которому было на меня наплевать.

– Саш, можно тебя на минутку? – Голос вдруг стал сиплым, как будто я простыла. Горло сжалось под взглядом карих глаз, которые никогда раньше не смотрели на меня дольше двух секунд. Она хлопнула пушистыми чёрными ресницами, не понимая, чего я хочу. – Мне нужен твой совет.

Александра обвела взглядом торговый зал, но он был пуст. Поводов отказаться, прикрывшись покупателем, у неё не нашлось. Когда мы прошли в подсобку, я вытерла вспотевшие ладони о джинсы и выпалила заготовленный вопрос:

– Когда парень хочет… ну, ты понимаешь… физической близости… что делать? Лучше согласиться или п-п-подождать какое-то время? Если подождать, то сколько? И не бросит ли он меня совсем?

Я никогда раньше не заикалась. Но тут робость сокрушила меня.

Саша сначала напряглась, вытянулась в струнку, словно решила, что я её разыгрываю, но потом прыснула от смеха. Она давилась им и никак не могла ни выпустить наружу, ни усмирить. Потом замахала ладонями перед лицом, сделала глубокий вдох и открыла рот.

– Ой, не могу. Ты девственница, что ли? Бли-и-ин, ну конечно, надо дать. Сейчас не то время, чтобы парней динамить. Баб кругом много, а ты не то чтобы супер.

– Спасибо, – брякнула я, не успев переварить сказанное.

– Расскажешь потом, как всё пройдёт? – Она опять хихикнула.

Я машинально кивнула и поспешила выйти из комнаты. Стыд скрутил внутренности и обжег кожу, как будто я вышла голой на улицу. Саша наконец рассмеялась в голос.

Я шла по вечернему городу. Со всех сторон – высокие серые дома. Тротуар становился всё уже и уже. Я подняла голову и не увидела неба. Повернула направо в переулок и уткнулась в кирпичную стену. Тупик. Бросилась назад – стены начали медленно смыкаться передо мной, готовые раздавить насмерть. Ужас парализовал тело, и тут я услышала голос:

– Олеся!

Вырвавшись из вязкого кошмара, я не сразу поняла, что кто-то зовёт меня. До сих пор не привыкла к этому имени.

Когда до меня дошло, что крик раздаётся с улицы, я вскочила с дивана, как будто меня ужалила оса. Что он здесь делает? Разве можно так орать? Захотелось спрятаться. Но он не унимался, выкрикивал моё имя снова и снова. Я выглянула в окно из-за занавески. Он стоял у подъезда и держал букет роз размером со стог сена.

– Олеся! – Так громко, что услышал весь дом.

Мне хотелось заткнуть уши, сделать вид, что меня нет, но вместо этого я бросилась к зеркалу, провела рукой по волосам, натянула джинсы и побежала к двери.

На улице ослепла от яркого солнца и почувствовала, как он схватил меня одной рукой, прижал к груди и зашептал на ухо: «Ты почему не отвечала? Я скучал. Обещаю, больше никаких непристойных предложений».

Я позволила ему подняться в квартиру, поставить цветы в вазу и утащить меня в неизвестном направлении. Прямо так: неумытой, непричёсанной, как попало одетой. Словно под гипнозом я делала всё, что он говорил: держала за руку, кивала, куда-то шла. Он говорил, махал руками, извинялся. Я ничего не слышала – таким острым было наслаждение от того, что он рядом. Тело стало лёгким, словно меня накачали гелием: того и гляди оторвусь от земли и улечу в небо, глупо улыбаясь от счастья.

«Мама, неужели ты чувствовала то же самое, когда влюбилась в отца? Вот эту дурацкую немощность, словно в вену вкололи парализующий яд. Именно так я представляла себе действие кураре, которым индейцы смазывали наконечники своих смертоносных стрел, когда читала приключенческие романы.

Мне кажется, если он предложит мне спрыгнуть с крыши небоскрёба, я сделаю это, не раздумывая ни секунды. Прости, я не хотела пугать тебя. Конечно, нет, я преувеличиваю, но только чтобы описать тебе силу своих чувств. Понятия не имею, что ждёт меня дальше, но я готова на всё, чтобы быть с ним.

Прости, если я сделаю что-то не так. Обещаю одно: я приеду к тебе целой и невредимой, чтобы рассказать обо всём. Возможно, мы даже приедем вместе. Мне бы очень хотелось воочию показать Егору, из чего состоит моя душа, чем напитано тело, и что я так бережно храню в сердце: тебя, наш дом, лес.

Только как быть с отцом?

Он всегда хотел, чтобы я была сильной и смелой. Но разве существует более серьёзное испытание, чем то, через которое я прошла, добравшись до города и найдя своё счастье?»

Глава 7. Предательство

Отец снял замок с бани, когда мама перестала подавать признаки жизни. Она вышла, покачиваясь как былинка на ветру, тихая и тонкая. Я бросилась к ней, но отец жестом остановил меня. Он подхватил маму на руки, отнёс в дом, положил на кровать и лёг рядом. Они не выходили из комнаты много часов. Я приносила им еду и быстро выскальзывала за дверь, чувствуя себя лишней.

Видеть, как они лежат, глядя в потолок и держась за руки, словно собираются умереть в один день, было невыносимо. Тогда меня будто огрели по голове: отец любит маму! Но что это за любовь? От неё шёл мороз по коже.

Мама восстановила силы, но ничего не стала объяснять, хотя могла просто сказать: «Отец болен. Во всём, что он творит, виновата болезнь. Она сидит у него в голове и заставляет совершать то, чего он сам не хочет». Нет, мама решила, что это подорвёт его авторитет и разрушит основу нашей семьи – что бы ни случилось, отец прав, потому что он незыблем и вечен. Как бог.

А ещё, возможно, она боялась, что, осознав уязвимость отца, я потеряю чувство надёжности и безопасности. Но мама не знала, что на третий день её заточения я залезла на узкую лавочку, стоявшую у бани, дотянулась до маленького окошка и заглянула внутрь, надеясь разглядеть любимое лицо, убедиться, что с ней всё в порядке. Но я ничего там не увидела – только кромешную, неподвижную тьму. Я решила, что смотрю в глаза самой смерти и с тех пор ни одного дня не чувствовала себя в безопасности.

После этого случая жизнь потекла привычным образом: мы с мамой работали в доме и огороде, отец пропадал в лесу. Мы не вспоминали о школе, библиотеке или городе, но я решила: однажды уйду отсюда и начну новую жизнь. Потому что если мама выбрала отца и все эти годы оставалась с ним рядом, то я ничего не выбирала.

Я хотела сидеть за партой, ходить в магазины, пользоваться компьютером. Хотела иметь подруг, смотреть кино, влюбляться в парней. Полететь на самолёте, увидеть жаркие страны, искупаться в океане!