Дневник лабуха длиною в жизнь

Боярский молча закурил.

– Чтобы провернуть эту операцию, мне понадобится Третьяк.

– Зачем?
– подал он наконец голос.

Была у Боярского одна знакомая, тоже Наташа - хорошая, умная девчонка, с прекрасной фигурой и с очень уж неудавшимся личиком. Как-то Натан, увидев ее, воскликнул: "Да у нее ж на лице маска, как у хоккеиста Третьяка!" Так и стала Третьяком. Наташа была с ней знакома, виделись в кампаниях.

– Ты знаешь, как ее найти?

– Да.

– Я дам тебе номер телефона Наташиной работы, - взволнованно продолжил я, - ты дашь его Третьяку и скажешь, что я очень, очень прошу ее позвонить Наташе и сказать, что ей, Третьяку, необходимо встретиться с ней, и Наташа должна прийти одна, что для нее, Третьяка, это очень важно... В общем, пусть сделает все для того, чтобы встретиться с ней в кафе "Дружба", - набросал я быстро план операции.

– Почему "Дружба"?
– пробормотал Боярский.

– Мы с Наташей довольно часто там бывали.

– И что дальше?
– шевельнул усами Таракан.

– А вот дальше что... не знаю, чем это закончится... Но хочу испробовать свой шанс и зайти в это время в кафе... А там видно будет. Думаешь, Третьяк справится с заданием?

– Да, конечно, справится, она умница, - успокоил меня Вова и, усмехнувшись, произнес крутя ус: - Ну и заварил ты кашу!

Написав Наташин рабочий телефон, вручил ему. Договорились увидеться на следующий день. Уставший после работы, я пришел поздно. Лана не спала. Неожиданно предложила помыть меня. Я отказался.

– Что с тобой, Мугзик? (Не переставал вздрагивать, слыша это "Мугзик". Как-то Руслану рассказал, что она меня постоянно называет "Мугзик" и что не могу "Мугзик" слышать больше. Руслан предложил подсказать Лане слово "Пегсик".)

– Ничего, - бурчал в раздражении, - устал, купаться не буду, спать хочу.

Разделся. Лег. Она, быстро сбросив халат, голая нырнула ко мне под одеяло. Прижавшись к моей спине, руками ласкала меня - ничего не помогало, залезла с головой под одеяло - тоже ничего.

– Мугзик, ну что с тобой?
– вопрошала бедная красивая женщина.

Мне было жаль ее. К сожалению, от жалости ничего не поднимается.

Утром выглянул в окно на свою машину - лобового стекла не было... Побежал в магазин. В магазине тоже не было. В городе машины раздевали постоянно. Я позвонил Срибному, он позвонил кому-то и сообщил мне, чтобы ехал на станцию техобслуживания - стекло будет. День начался не очень удачно, но хорошо, что есть Марик. К середине дня стекло поставили. Я позвонил Боярскому.

– Чувак я же тебе говорил, - с ходу начал он, - Третьяк умничка, уболтала твою Наташку... И сегодня в восемь ты сможешь испробовать свой шанс.

– Молодец Третьяк!
– радостно воскликнул я.
– Полдела сделано!

Договорились встретиться, каждый на своей машине, в полвосьмого на улице, что напротив кафе. Тут же позвонил Лещу и договорился заменить меня сегодня в ресторане.

Сейчас четыре часа. Куда девать оставшиеся четыре? К родителям идти не хотелось, мать начнет задавать ненужные вопросы. Зашел в Интурист пообедать. Оставалось еще два часа. После короткого раздумья пошел к нашей с Ирой квартире, все это время пустовавшей. Понимал, что нахлынут воспоминания, но ноги сами несли в мою обитель любви и боли. Прошло уже более восьми месяцев с тех пор, как Ира ушла в небытие. Боль прошла - остались воспоминания. Квартира встретила меня могильным холодом и темнотой. Я включил свет, затопил кафельную печь, закурил и лег на кровать. Покрутил радиоприемник. Играли "Песню Сольвейг" Грига.

"Что мне делать, если Наташа скажет, что поезд ушел и она встречается с другим и вообще меня уже не любит... и... и не нужен я ей в ее жизни. В первый раз вернулся к Ире, теперь - Лана. Кто же такое простит?!"

В размышлениях пробежало время, и я поехал в кафе "Дружба" на заключительную, решающую часть операции. Все еще не знал, что скажу Наташе. С Боярским подъехали почти в одновременно. Поставили машины рядом. Вова мотнул мне головой, чтобы я сел к нему.

– Ну что, курнешь для храбрости?
– протянул он мне уже прикуренную мастырку.

– Давай, мне надо!

Молча покурили.

– Послушай меня внимательно, чувак, - начал он, - прежде, чем ты пойдешь в кафе...

– Говори.

– Так уж получилось в твоей жизни, что ты остался один и, как я понял, Лана уже не в счет?
– вопросительно глянул на меня дружок, теребя ус.

– Правильно понял, по-любому не в счет.

– Так вот... у тебя есть все, чтобы пожить в свое полное удовольствие: машина, квартира, деньги, тебя знает весь город, кайфуй, гуляй, не иди в кафе! Насладись свободой! Я все сказал!
– уставился на меня Вовка.

Я молча смотрел перед собой. Впереди светились окна кафе.

– Нет, чувак, - произнес я, не поворачивая головы, - не могу без нее, мне никто другой не нужен, я люблю ее!

– Да-а...
– протянул Боярский.
– Я попытался... тебе решать, твоя жизнь!

– Истину глаголишь, - улыбнулся я, - пойдем глянем в окно, может, уже пришли?

Прохладно. На улице уже давно стемнело. Мы подошли к окну. Они сидели за столиком, пили кофе с пирожным и беседовали.

– Пошли!
– решительно скомандовал я и открыл дверь.

На мне была замшевая куртка, под ней темно-голубой джемпер. За три месяца, которые мы не виделись с Наташей, отрастил волосы до плеч и отпустил бороду. Мы зашли. Обе Наташи сразу заметили нас. Моя Наташа, приподняв голову, изумленно смотрела. Повернула голову к Третьяку. Та, опустив глаза, ковырялась в пирожном.

– Здравствуйте, Наташи!
– поздоровался я.

– Привет, - кивнул им Боярский.

– Можно присесть?
– учтиво спросил я.

Наташа, все так же приподняв голову, уже с любопытством, рассматривала меня.

– Наташа, - произнес я пересохшим горлом, - я люблю тебя... и хочу... чтобы мы завтра поженились ... мне нужно лишь одно слово... да!

Она во все глаза смотрела на меня. Какая же она хорошенькая! Я слышал, как стучит мое сердце. Все молчали. Третьяк в восхищении смотрела то на меня, то на нее. У Боярского поднялись брови и усы.

И тут... Наташа тихо произнесла:

– Да.

Я вскочил со стула.

– Ты согласна? Согласна?!
– залопотал я, не веря своему счастью.

Соседний стол смотрел на нас. Она, повернув голову, как бы со стороны глянула на меня и повторила:

– Да.

Подал ей руку, она встала.

– Пойдем?

– Пошли!

– Да это же натурально кино итальяно!
– воскликнул Боярский.

Третьяк все так же восхищенно-глуповато улыбалась нам вслед.

Оставив их в кафе, мы поехали за город. Нам было о чем поговорить. В моей жизни замаячило счастье! Но был у меня к Наташе и очень сложный вопрос, связанный с необычной просьбой к женщине, от которой два раза уходил, которую очень любил и которой только что сделал предложение. Нацеловавшись, никак не мог начать важный разговор и, наконец, дабы подчеркнуть важность момента, выключил приемник.