Дневник лабуха длиною в жизнь

Такого количества снега на моей памяти еще не было. Город не успевали убирать, дороги покрылись сугробами. Путь до ресторана, обычно занимавший двадцать минут, я с большим трудом преодолел за час. Два раза прохожие помогали мне выталкивать из сугробов машину. Когда зашел в ресторан, оркестр уже играл. Ко мне тут же подошла Ида.

– Эдик, - взволнованно заговорила она, - ты должен ехать в больницу!

– Ида, я только из больницы, жена еще не родила.

– Эдик, мне только что звонили... сказали... тебе надо приехать...

Я резко спросил:

– Что случилось?!

Ноги вдруг стали ватными.

– Поезжай, - сказала Ида.

Я в растерянности глянул на большое ресторанное окно - Арктика!

– Ида, можно я возьму с собой Кабана - боюсь, что сейчас не доеду.

– Да, конечно, конечно, - поспешно согласилась она и махнула рукой наблюдавшему за нами со сцены Кабану.

Хорошо, что со мной поехал Кабан. Львов засыпало снегом. На улицах - никого. Несколько раз мы с ним выталкивали застрявшую машину.

Зашли в больницу. Меня уже ждали. Подошла санитарка и, плача, сообщила:

– Она умерла.

– Как умерла?!
– громко выкрикнул я и, рыдая, упал Кабану на грудь.

Он тоже плакал и гладил меня по голове. Несмотря на мои нехорошие предчувствия, к этому я не был готов! Все, что угодно, но только не такой конец! Подошел какой-то врач и мягко сказал, что мне нужно подняться с ним на второй этаж. Неуверенным шагом я поплелся за ним. В комнате ждали трое мужчин. Врача Лёни, наблюдавшего за Ирой, не было - он ушел домой спать.

Попросили присесть.

– Мы хотим выразить вам свое соболезнование... и сказать... что мы делали все, что могли... чтобы спасти ваших жену и ребенка, - проговорил, видимо, старший из них.

Я смотрел на них неосознанным взглядом.

– Вы понимаете, - продолжал тот, - у нее произошел разрыв шейки матки... последовал болевой шок... ее нужно было сразу подключать к реанимационному аппарату... но у нас в больнице его нет... Мы позвонили в мединститут... И они повезли к нам аппарат... Но болевой шок продолжался десять минут... в такую погоду они ехали дольше обычного... Она не дождалась, - закончил он.

Я поднял голову, глянул в глаза говорившему и пересохшим горлом спросил:

– А ребенок?

– К сожалению, девочка задохнулась уже на выходе, - тихо ответил он.

Медленно поднявшись со стула, я вышел, не попрощавшись. Спустившись на первый этаж, сел на скамью, стоявшую у стены. Кабан присел рядом.

– Коля.

– Что?

– Что мне делать?
– в прострации, медленно, растягивая слова произнес я.
– Виталик дома ждет братика или сестричку... Как я смогу ему сказать, что мамы больше нет... Сестрички тоже...

Кабан вытирал платком слезы. Я не плакал. Черная пустота заполнила все мое нутро.

Посидев немного, мы поплелись к машине. Снег прекратился, но сугробы остались. Скоро полночь. Мы долго добирались к родителям. Поставили машину.

– Эдик, я пойду домой, - сказал Коля.

– Как же ты?..

– Ничего страшного, - бодро ответил он, - дойду.

Мы попрощались. Кабан в туфлях зашагал по сугробам домой.

Я зашел к родителям, и ко мне тут же подскочил Виталик:

– Папа, кто?

Я обнял его и заплакал. Он в свои почти двенадцать лет понял, что случилось что-то очень плохое, и тоже заплакал.

Мама тоже поняла и истошно закричала, заламывая руки:

– Нет, нет, я этого не хотела, нет, не хотела-a-a!

Папа тихо плакал.

– А ребенок?
– плача, спросила мать.

– Девочка тоже, - ответил я.

– Я не хотела! Нет, нет!
– продолжала заламывать руки мать.

Я сел с Виталиком за стол, и мы плакали все вместе.

– Я пойду к соседям позвонить Тасе, - сказала мама и вышла за дверь.

Тася, Ирина мама, ждала от нас звонка. Телефон был у соседей. Несчастные родители, еще не знают, что единственного ребенка не стало.

Я лег спать с сыном. Мы еще долго вместе всхлипывали.

Рано утром я проснулся от шума в кухне. Приехали Тася с Владеком с почерневшими от горя лицами. Мама дала ей валерьанку.

Пришла заплаканная тетя Рая, в последние годы сдружившаяся с Ирой. Она звонила в больницу и уже все знала. Вместе с ней я поехал к себе домой. Рая хотела подобрать одежду, в которой будут хоронить Иру. За ночь центральные улицы немного очистили, и мы доехали без проблем. Я повез Раю в морг.

Во второй половине дня гроб с телом Иры и маленький гробик Наташи уже стояли в зале Дома актеров. Рая красиво одела Иру. Ирин портрет, провисевший шесть лет в витрине фотосалона, стоял среди свечей позади гроба. До позднего вечера шли люди. Народ всегда любопытен к похоронам. Слышал, как за спиной кто-то шептался: "Ей всего двадцать девять лет, молодая еще".

Поздний вечер. У гробов остались я, Лёня и дед Владек. Обессилевшую от горя тещу я уговорил поехать к маме поспать. Захватив с собой Виталика, они уехали. К залу, где стояли гробы, примыкала комната с тремя большими креслами. Время от времени я заходил в нее покурить. В одиннадцать ушли мои родители. В час ночи Лёня пошел к себе домой. Мы с тестем молча сидели в креслах и все время курили. Уставший тесть, опустив голову на грудь, уснул. Чуть погодя забылся сном и я.

Когда я открыл глаза, было уже три часа ночи. Тесть тихо похрапывал. Я пошел к Ире. Мы одни. Много цветов. Пахнет похоронами. Положив руку на две ее сложенные холодные руки, я начал с ней беседовать вслух. Говорил, что всегда ее любил и всегда чувствовал ее любовь, и что несмотря на то, что наша жизнь превратилась в лабиринт обманов, мы оба знали, что не можем жить друг без друга. Попросил прощения за обиды. Ей простил все! Смерть примирила нас - разрубила Гордиев узел.

Неужели это оно и есть - неизбежность судьбы?

29 января.

Везем Иру в Ходорив. Марик организовал машину для гробов и автобус для всех сопровождающих. В маленькой квартирке ее родителей мы поставили гроб на стол и рядом на стул - гробик малышки. Маленькая Наташа личиком походила на Виталика. Хоронить будем завтра из церкви. Приехавших разместили в избушке для охотников. Мои родители с Виталиком спали у соседей. Еще одну ночь мы провели с Ирой. По другую сторону гроба сидели ее родители.

Сидя в кресле рядом с Ирой, я в дреме иногда проваливался в черный сон. В минуты бодрствования мне вспоминалось все, что у нас с ней произошло за четырнадцать лет, а произошло немало! Думал о том, что если бы в тот вечер не приехал к Ире и не выгнал бы парня, жила бы Ира.