Дневник травницы

— Яромир, закрой глаза, пожалуйста, — чувствуя, как начинают гореть от стыда щёки, попросила девушка.

Удивление отразилось на лице мужчины, но он кивнул и послушно закрыл глаза. Есения выскользнула и споро перебежала в сторону сундука, буквально чувствуя, как пылают уже не только щёки, но и уши. Казалось, деревенская девушка, голые люди её давно не смущали, но почему-то именно сейчас ей было стыдно за наготу. Или не за наготу? Во всяком случае, сейчас она наскоро накинула чистую рубаху и, опоясав её и не забыв взять новый сарафан столь любимого ею тёмно-синего цвета и некоторые украшения, поспешила обратно.

— Спасибо! Можешь открывать! — бросила она перед тем, как дверь в ванную снова закрылась, а вслед ей раздался лишь смех.

Пусть эта заминка была короткой, но достаточно сильно её отклонила от первоначального плана. Стоило поспешить, но не настолько, чтобы потерять все украшения или что-то снова залить или порвать. Тёплый из тонкой овечьей шерсти сарафан благополучно был надет, на пояс сверху пошёл повседневный кожаный ремень с многочисленными закреплёнными мешочками. Русая коса ловко и быстро была сначала расплетена, гребень прядь за прядью прошёлся по волосам, приводя их из формы непонятного гнезда в божеский вид, а после привычными за года движениями заплетена обратно. На небольшие дырочки в ушах были подвешены тяжёлые, но такие любимые серебряные серьги в виде больших вытянутых полумесяцев с тускловатыми светлыми опалами, на свету переливающиеся изнутри всеми цветами радуги. Это был подарок брата Деяна за сдачу экзаменов целителей. Другие родные их даже ещё не видели, поэтому нужно было показать, что любимый младший преподнёс в дар. Есения осмотрела оставшиеся украшения и поняла, что зря их взяла. На ней и так были уже многочисленные амулеты, да и серьги были уж больно массивными, доходили до самых ключиц. Больше украшений только доставит неудобство и возможную боль к концу дня. Она собрала их обратно и вышла наконец из ванной.

— А ты умеешь быть красивой! — с непонятной для девушки улыбкой произнёс Яромир.

— Это издёвка или искренне? — спросила девушка, удивлённо посмотрев на собеседника.

— Ты красивая, — на недоумевающий явно взгляд Есении поспешил добавить: — Я не лгу. Сегодня ты особенно красива.

— Благодарю, — со смущённой улыбкой сказала девушка. — Ты просидишь несколько часов за столом? Я придвину его к кровати, сможешь в любой момент лечь, если будет неприятно или больно.

— Женщина, я воевал, сидя на коне неделями, так что переживу твои посиделки — Яромир уж приосанился, показывая, мол, я силён как бык.

— Верю, верю! — хихикнула Есения.

Она подняла разбросанные вещи, полотенца и прочее и отнесла всё по своим местам или в ушат к прочей грязной одежде. Самое сложное, что осталось — это аккуратно пододвинуть достаточно тяжёлый стол. Поставив его на ножки, девушка принялась с усилием медленно, но уверенно двигать его. Ближе к кровати она увидела на столешнице мужские руки, и в одно мгновение стол уже стоял у довольного собой Яромира. А Есения поняла, что этот человек раз в пять точно сильнее её. Мужчина, конечно, отличался крепким и плотным телосложением, но кто ж знал, что под кожей скрывается поистине богатырская силушка!? Девушка коротко кивнула и, подойдя к ближайшему, "хозяйственному" сундуку, открыла его и принялась копаться. Почти на самом дне она нашла свёрток из телячьей кожи и вытащила его. Мягко уложив на стол, развязала уже старенькие завязочки, и на свет божий явилась молочно-белая хлопковая ткань. Встряхнув её, Есения подняла столп пыли, но красота скатерти явилась миру во всей красе. По краям были расшиты гладью незабудки, васильки, жёлтые ирисы и календула, а над ними как будто зависали, взмахивая маленькими крылышками, диковинные разноцветные крошечные птички с длинными тонкими клювами, которые в прошлом мире девушки называли колибри.

— Я ничего не понимаю в вышивке, но это поразительно красиво, — только и смог вымолвить после минутного молчания Яромир. — Откуда у тебя это? Сама сделала?

— Куда мне! Я иголкой могу разве что штопать и то плохо! Это было когда-то частью приданного сестрёнки, сама своими руками ещё совсем маленькой сделала, — Есения мягко погладила ткань и "птичек" с грустной улыбкой. — Мы с братьями начали собирать ей на приданное ещё до того, как она стала девушкой, знали, что хоть её замуж надо выдать. Она научилась вышивать, едва смогла держать в своих детских пальчиках иголку. И стала лучшей мастерицей, мне кажется, во всём княжестве. Мы покупали ткани и нитки, а Мила творила чудо. А вскоре подарила нам с братьями свои рукоделия. Мне досталась скатерть, брату Деяну — рубаха, а Анастасию она сплела очелье и рушник для священных празднеств.

— Поразительно…. — мужчину явно уже впечатляла семья девушки. — И птицы чудные, никогда таких не видел.

— Это…. Трохилида, если не ошибаюсь в названии. Заморские маленькие птички, они двигаются быстрее стрелы и размером с мой кулак. Я о них рассказывала младшим ещё в детстве.

— Да ну, врёшь! Не могут птицы так быстро летать!

— Могут, не будут же учёные мужи врать!

— Врут!

— Не врут!

За шуточным спором на достаточно повышенных тонах они только спустя длительное время услышали громкий и сильный стук в дверь, заставивший их двоих замереть, как застигнутые врасплох попавшиеся на горячем или воришки-неудачники, или любовники.

Глава 15

Наскоро расправив скатерть и покидав лишние вещи в сундук, Есения, нервно поправляя юбку сарафана и постоянно отряхивая руки, поспешила к двери. Но не успев даже подойти к ней, девушка от суматошности своего поведения чуть не столкнулась с родными, резко открывших вход в дом.

— Есения, всё хорошо?! — обеспокоенно произнесла вбежавшая раскрасневшаяся от мороза Мила, хватая Есению за предплечья и озадаченно вглядываясь в её лицо.

Любой, глядя на девушек, мог твёрдо сказать, что они дети одних родителей. Разве что Мила отличалась меньшим ростом, слегка детским личиком с большими как у совы глазами, обрела более округлые формы из-за закончившейся недавно беременности.

— Конечно, — со смехом произнесла Есения, мягко обнимая сестру.

Прервал их объятия недовольное ворчание потревоженного этими действиями младенца, позже слегка захныкавшего от этого. Мила с лёгкостью распахнула лёгкую дублёнку и высвободила заспанного ребёнка из большого куска тёплой ткани, напоминающего знаменитый пояс из собачьей шерсти. Племянник Есении, маленький чернявый мальчонка с ещё по-детски светлыми глазками воззрился на неё с крайне сосредоточенным для шести месяцев взглядом, а после на свою мать и обратно. И так несколько раз, пока удивление и полное непонимание на юном личике не отразилось там.

— Он, похоже, думает, что я — это ты, — с улыбкой сказала Есения, беря ребёнка на руки. — Снимай верхнюю одежду, я присмотрю за ним.

Мила охнула и принялась суматошно раздеваться, что-то ворча себе под нос. Пока сёстры разговаривали, тихий и скромный Анастасий молча снял верхнее одеяние и с лёгкой полуулыбкой подошёл к протянувшей к нему свободную руку Есении, второй она держала под попу устроившегося сидя племянника.

— Рада, что ты смог приехать, — лишь произнесла девушка, мягко обнимая брата.

Анастасий был другим, не таким, как остальные в их семье. Худой…. нет, его можно сейчас назвать даже тощим. Высокий, отчего ходит, вечно согнувшись как клюка старухи. Костлявые длинные пальцы давно не держали ничего тяжелее книги. Анастасий и в детстве не отличался хорошим аппетитом и силой, но за время учёбы в духовной семинарии стал тенью себя прошлого. Строгие посты, неустанные молитвы по несколько часов на коленях, не поднимая головы, и постоянная работа не делали человека никогда здоровее. Напротив, оглядев брата с ног до головы, Есения заметила его запавшие глаза с сине-серыми синяками под ними, а радужку заволокла лёгкая муть, сделав из серо-зелёных светло-голубые. Девушка невольно вспомнила бабушку свою из той жизни. Старость не сделала её глаза зорче, а, напротив, ухудшила, подарив противную катаракту. Операцию не смогли тогда сделать, с финансами было туговато в семье всегда, в средине девяностых так тем более, отчего бабушка остаток жизни провела, почти не видя мир.

— Ты?.. Как давно ты был у целителя? — брат стыдливо отвёл глаза, разозлив и без того обеспокоенную сестру. — Не иначе как никогда. И никто, кроме меня, тебя не лечил.

— Что случилось? — увидев явно напряжённую сцену между родственниками, Мила поспешила помочь им и разнять, если понадобится.

— Наш брат почти не видит, а к целителю не пошёл! — прошипела девушка, горько и с досадой выдыхая. — Пока подержи. — и передала племянника обратно его матери.

Есения прижала тыльную сторону правой ладони к глазам брата и сосредоточилась на ощущениях, смежив веки. Анастасий дёрнулся от неприятных ощущений, попытался отшатнутся, но девушки крепко держали его по обе стороны за предплечья, не давая упасть или отойти. С пальцев старшей из сестёр начали соскальзывать белоснежные маленькие искорки и прятаться где-то под кожей Анастасия. Есения лишь спустя пару минут закончила, почувствовав накатившую лёгкую тошноту, и отошла от брата немного назад, отпустив его почти одновременно с Милой.