Дневник травницы

Когда за плечами осталась добрая половина пути, а впереди виднелся лес, по которому она шла в самом начале, поднялся злой, пронизывающий до костей ветер. Создавалось ощущение, что он хотел заморозить всех изнутри, проникнув до самых клеток и превратить их в микроскопические кусочки льда. А следом в лицо прилетел снег. Не маленькая, миленькая и красивая снежинка, а большая, сплетённая в большой комок ледяная крупа. И Есения стремглав побежала в сторону леса. Там можно будет хотя бы укрыться под ветками какой-нибудь пушистой ели, переждать непогоду. Всяко лучше, чем на голом поле под ветром.

Снег стеной, словно он был проливным летним ливенем, обрушился на землю, когда Есения, еле передвигая от пробежки ноги и задыхаясь с колотящимся сердцем где-то у горла, почти добралась до леса. Едва разбирая дорогу, спотыкаясь и щурясь, она кое-как добралась до первого попавшегося дерева. Ветер срывал с головы платок, отчего дальнейший путь проходил чуть наклонившись, от одного крупного дерева к другому, обнимая каждый ствол и переводя дыхание. Сил почти не оставалось, когда, о чудо, она увидела старую огромную ель с широкими большими ветками, склонёнными под тяжестью снега до самой земли. Есения собралась и на одной только силе воли побежала к спасительнице, стараясь не терять её их виду и заодно пожитки нигде не обронить.

Девушка не поняла, как так быстро оказалась под елью, но сидя именно там почувствовала, как дрожит. Её знобило от холода, ноги дрожали с непривычки от бега, а руки от осознания спасения. Сердце ухало в ушах, дыхание отдавало хрипотцой и совсем как будто не хотело восстанавливаться, было одновременно жарко от физической нагрузки и холодно от намокших только снаружи вещей. Ей бы развести костёр, посушить одежду, но вокруг не было достаточного количества топлива, а наружу выходить опасно.

Под ветками ели было в разы теплее, чем снаружи, отчего Есения пусть и не скоро, но более ли менее отогрелась, ведь внутри вся её одежда была ещё сухой и позволила сохранить остатки тепла, перестала дрожать и успокоилась, почувствовав накатывающую сонливость. Позволить себе заснуть в метель на улице было равно медленной и мучительной смерти. Недосып, нагрузка, недоедание и постоянная работа не сделает кого-то более энергичным. Есения устроилась поудобнее, обняв заплечный мешок и принялась наизусть, тихо, но выразительно декларировать известные ей стихи. Увы, вскоре уверенный тон сменился непонятным бормотанием, а после под ветками сосны всё погрузилось в тишину, прерываемую лишь шумом ветра снаружи.

***

Есения не поняла, как заснула, но пробуждение было неожиданным, словно её кто-то резко выдернул из сна за руку. Она испуганно огляделась и прислушалась. Вьюга всё ещё выла, но уже не столь протяжно, как будто потеряв часть силы. А ещё было темно настолько, что девушка почти не видела своих рук в плотных варежках. Вот-вот станет совсем темно, передвигаться станет невозможно. Есению сковал поистине нечеловеческий страх. Остаться одной, посреди морозной ночи в лесу… Да самому злобному врагу не пожелаешь! К горлу начала подкатываться истерика, а глаза начали щипать слёзы горечи, как вдруг она что-то услышала. Пронзительный кошачий крик и ржание коня донеслись до неё, а спустя сущие минуты возле девушки оказалась… Ночка! Кошка стремглав запрыгнула к ней на колени, принявшись громко урчать и тереться об хозяйку.

— Как?.. Как ты тут оказалась?..

Есения крепко обняла фамильяра и почувствовала, как непрошенные слёзы всё же покатились по замёрзшим щекам, а на губах расцвела улыбка. Откуда-то справа раздался храп и нервное топотание коня. Девушка, мягко прижимая к себе кошку и вещи, еле выбралась из своего убежища. Разогнувшись, она поняла, что дрёма на морозе сделала её состояние ещё хуже. Нос оказался заложен, горло немного осипло, а саму её знобило от поднявшейся температуры. Но её улыбка засияла ярче, несмотря на отвратительное самочувствие.

— Это ты его привела? — обратилась Есения к кошки и услышала в ответ утвердительное «мяфк».

Каким-то образом Ночке удалось привести сюда коня Яромира. К своему стыду, девушка до сих пор не знала его имя, обращаясь лишь милыми прозвищами. Конь мягко толкнулся мордой в её плечо, мол, что стоишь, залезай, поехали. Он ещё и навострил уши, когда в отдалении послышалось завывания волков, и начал нервно всхрапывать и перебирать копытами в нетерпении.

— Я не смогу на тебя забраться, ты слишком высокий, мой хороший, — устало произнесла Есения, ласково потрепав коня по холке.

Жеребец присел, тем самым позволив девушке сесть на него, пусть и седла на нём не обнаружилось. Ночка сама устроилась на голове у коня, явно будет выполнять роль навигатора, указывая путь обратно, домой. Есения же обхватила крепко руками и ногами жеребца, буквально уложившись на него всем телом и не забыв хорошо закрепить за спиной мешок, чтобы тот, не дай Бог, не потерялся и не был выброшен. Конь поднялся и потрусил в сторону выхода из леса, продираясь сквозь ветви и всё ещё идущий снег.

— Вези нас домой… — только и успела произнести девушка, прежде чем жар сморил её, и она впала в болезненную дрёму.

***

— Ворон, ты молодец! Доставил её живой!

Есения услышала сквозь сон голос Яромира и поспешила проснуться, но словно налитые свинцом веки отказывались подниматься, лишь слегка приоткрывшись. Она почувствовала, как мужчина своими обжигающе-горячими руками расцепил её сомкнутые вокруг шеи коня, а после мягко взял за талию, пытаясь стащить со спины животного. Девушка в этот момент поняла, что если Яромир сейчас попытается поднять её на руки, то пойдут прахом все её старания по его излечению.

— Не смей! — громко, насколько позволял сломленный голос, просипела Есения. — Я сама, отпусти!

Мужчина послушался, и девушка благополучно сама выпрямилась и села, чувствуя, насколько тяжела её больная голова. Она с трудом сползла с коня, чувствуя, как натыкается на поддерживающие её руки Яромира. Еле перебирая ногами, Есения зашла в дом, стараясь не спотыкаться и не натыкаться на стены. Ей так последний раз было плохо только в совсем юном возрасте, когда впервые ходила за камелией и заплутала по дороге обратно. Благо, на следующее утро мужики нашли её спящей под елью и принесли к наставнице уже сильно больной.

Есения, насколько ей позволяло состояние, быстро снимала с себя одежду. Её сил едва хватило на варежки, платок и валенки. Но крупные пуговицы на дублёнке отказывались хоть как-то подчиняться озябшим пальцам, отчего девушка начинала злиться. Спустя н-ое количество попыток в дело вмешался Яромир. Он убрал руки Есении и принялся быстро расстёгивать ей дублёнку.

— Какая глупость… Это я должна о тебе заботиться, как о своём больном, а не наоборот, — прохрипела она, вытирая ладонью покатившиеся слёзы.

— Если бы ты умерла там, на морозе, кто бы позаботился обо мне?

— И то верно, — девушка усмехнулась, на смех сил у её голоса не осталось, а когда дублёнка упала под своей тяжестью к ногам, прошептала: — Спасибо.

Она поспешила в ванную, на ходу расстёгивая пояс и снимая через голову тяжёлое от сырости платье. Закрывшись в комнате, она, трясясь от жара и переохлаждения одновременно, избавилась от всей одежды и, встав на табурет, оттуда шагнула в бочку с тёплой водой. Этого категорически делать нельзя было из-за накатившей болезни, но согреться после столь ужасного дня было необходимо.