Дни, месяцы, годы
Шрифт:
Те же самые слова Четвертая тетушка повторила, стоя на куче навоза в середине деревни, потом пошла в западный конец, забралась на пень и бранилась с пня. Пока она несла свои крики и ругань от восточного края деревни к западному, люди распахнули ворота и высунулись наружу, головы их были будто баклажаны, которым тесно на грядке. Но когда Четвертая тетушка шла обратно, из западного конца в восточный, все ворота были закрыты на засовы, а на улице не осталось ни души. Даже куры со свиньями от испуга попрятались под стрехами да по углам.
Через полгода старшие дочери вышли замуж в дальние деревни. Муж Старшей дочери хромал, ходил с костылем, и даже ночью его костыль стоял у изголовья кровати. Муж Второй дочери был кривой, один глаз у него затянуло грязной желтой пленкой. Перед свадьбой женихи
Хромой женился на Старшей дочери ближе к концу года. Свадьбу играли зимним снежным днем, может, поэтому жизни супругов не хватало красок и тепла. А одноглазый женился на Второй дочери в начале весны, в тот день ярко светило солнце, с хребта веял легкий, шелковый ветерок, но жизнь у них все равно не складывалась, ни ласкового ветерка, ни теплого дождичка. В первую брачную ночь у Второй дочери случился припадок, изо рта пошла пена, но одноглазый все равно разделил с ней ложе. И потом каждый месяц во время близости у нее случался припадок, и ей приходилось без конца пить снадобья. Летом того года, когда Вторая дочь вышла замуж, Четвертая тетушка отправилась ее навестить. До деревни было больше тридцати ли, но она уже через десять ли услышала плач Второй дочери, приправленный красно-коричневой вонью снадобий. А дома у них Четвертая тетушка увидела целую гору выжимок от целебных трав.
– Она заболела после того, как ты с ней переспал, – сказала Четвертая тетушка одноглазому. – Неужели тебе так неймется?
– Я до тридцати семи лет бобылем прожил, если я не буду с ней спать, зачем я тогда женился? Если я не буду с ней спать, как я продолжу свой род?
С тех пор Четвертая тетушка больше не ходила ко Второй дочери. И к Старшей почти не ходила. Не знала, болеют ее дочери или нет, не знала, понесла ли Вторая дочь. Она собиралась проведать дочерей после осенней страды, но тут замужество Третьей дочери, звеня, примчалось и встало у нее на пути.
Хребет раскинулся докуда хватало глаз. Запах свежей земли накатывал волнами, колеблясь на ветру. Иногда навстречу Четвертой тетушке попадались путники, спешившие в поселок на ярмарку: поравняются с ней и спускаются дальше, на равнину. А она забиралась все глубже в горы Балоу. Старшие дочери вышли замуж в деревни выше по хребту. Равнинные жители не любят брать жен из горных деревень: захочешь навестить тестя с тещей – все ноги стопчешь, а уж на дурочек из деревни Юцзяцунь и подавно не было охотников, пришлось искать женихов в глухомани. Четвертая тетушка спешила, ступала быстро, ее тень черной кисеей колыхалась в солнечных лучах. Деревня Лицзятунь, ущелье Люцзяцзянь, деревни Дасюцайчжуан и Сяосюцайчжуан, словно листы бумаги, летели ей за спину и опадали на освещенные солнцем склоны. А она все шагала вперед под щебет птиц и стрекот кузнечиков. В полдень, когда солнце повисло прямо над головой, Четвертая тетушка заметила, что шаги ее залубенели, как ладони у старика, и эхо каждого шага далеко неслось по округе. Хотела посмотреть, что приключилось с ее шагами, и тут увидела, что за ней увязался Ю Шитоу.
– Куда идешь? – спросила его Четвертая тетушка.
– Впереди будет развилка, ступай на запад, в лощину Уцзява, там живут пять братьев-холостяков, нашей младшей любой из них подойдет.
Четвертая тетушка остановилась и с сомнением посмотрела на мужа. На левую щеку Ю Шитоу сел комар, Четвертая тетушка прихлопнула его и зашагала дальше. Дошла до развилки и встала подумать.
– Иди на запад, – подсказал Ю Шитоу. Четвертая тетушка послушалась, и скоро впереди показалась лощина Уцзява. Деревушка там стояла невеликая, немногим больше ста человек. На поле у околицы вовсю шла работа, кто-то до сих пор выкапывал кукурузные стебли, а кто-то уже сажал пшеницу. Четвертая тетушка перед выходом принарядилась и шла быстрым шагом, поэтому люди побросали работу и глазели на нее. В той деревне жила старшая сестра Четвертой тетушки, она издалека заприметила младшую. Семья у Третьей тетушки была
большая, детей и внуков полон дом, и всей семьей они вышли в поле тянуть сеялки, сажать пшеницу. Поставив ладони козырьком, взглянули на Четвертую тетушку, и тут Третья тетушка бросила свою веревку.– Матушка, ты что? – спросила ее невестка.
– Женщина идет, на сестру мою похожа.
Ю Шитоу схватил Четвертую тетушку за руку и велел ей подождать у околицы.
С поля к ней подошла женщина, кричит:
– Эй, никак, младшая сестра?
Четвертая тетушка удивилась:
– Старшая, ты, что ли?
– Сейчас ведь самая страда, чего тебе дома не сидится?
– Ищу жениха для Третьей дочери, слыхала, у вас в деревне живут пятеро братьев, все холостяки.
Они встали у дороги, растерянно разглядывая друг друга, и на глаза у обеих навернулись слезы. В девичестве сестры вместе работали в поле, вместе носили воду и пасли коров, но, как вышли замуж, виделись редко. Были они погодки, и, хотя на долю Третьей тетушки выпало больше радостей, выглядела она лет на десять старше сестры: в шестьдесят лет уже ходила, переваливаясь, лицо рассекали глубокие морщины. Четвертая тетушка посмотрела на нее и говорит:
– Сестра, постарела ты, и голова совсем седая.
– И ты состарилась, шутка ли: к тридцати годам овдоветь, остаться одной с четырьмя дурачками. Все говорю, надо бы пойти проведать тебя и детишек, но время никак не выкрою.
– Внуки и внучки здоровы? – спросила Четвертая тетушка. – Слыхала, вы новый дом поставили, с черепичной крышей, но я из-за дурачков не смогла к вам выбраться, помочь на кухне, пока стройка шла.
– А кто же сегодня остался с Третьей дочерью и Четвертым дурачком? – уставилась на нее сестра.
– Дурачка я заперла в сарае.
Так они и стояли у околицы, говорили о том и о сем, пока мимо не прошел старик с дребезжащей сеялкой. Только тут сестры опомнились и направились к дому.
Зашли во двор, а там и правда новый дом с черепичной крышей – запах серы от кирпичных стен еще не успел рассеяться. На главной дорожке и под туной, что росла посреди двора, гуляли запахи кирпича и черепицы. Четвертая тетушка стояла под туной и нахваливала: какой большой дом, да светлые комнаты, да крепкие балки, и дерево отличное – ахала, любуясь счастливой жизнью сестры. И наконец перешла к делу и во всех подробностях рассказала о постыдных делах Третьей дочери и Четвертого дурачка. Сестра развела огонь, вымыла овощи, раскатала тесто, поставила воду и пошла на зады деревни к холостякам – не успела Четвертая тетушка оглянуться, а старший из пятерых братьев тут как тут. Было ему уже под сорок, тощий, сутулый, услыхал, что люди согласны выдать дочь в их семью, и явился, радостно улыбаясь. Принес Четвертой тетушке свежие финики, усадил ее под туной, и завели они обычный деревенский разговор: о посевах, об урожае, о погоде, о стройке, о разных мелочах.
Наконец Четвертая тетушка спросила:
– Вы все пятеро холостые?
Старший брат горько усмехнулся, опустил голову:
– Все холостые.
– Моей дочери двадцать восемь лет по старому счету [18] .
– Второму брату у нас тридцать пять, Третьему тридцать три, Четвертому тридцать, Пятый мал, ему всего двадцать семь.
– Второй и Третий подходят, – подсказал Ю Шитоу.
– По возрасту Четвертый подходит лучше всех, – сказала Четвертая тетушка.
18
По старокитайскому исчислению, при рождении ребенку считался год, следующие годы прибавлялись в первый день нового года по лунному календарю.
Старший брат ответил:
– Из нас пятерых Четвертый брат самый видный, и плотничать умеет, ему уже сосватали девушку из соседней деревни.
– А Третий брат? – спросила Четвертая тетушка.
– Третья тетушка говорила, что у вашей Третьей падучая, но на лицо она не уродина, умеет работать, стряпать, шьет немного. Второй брат у меня тугой на ухо, в детстве оглох от новогодних хлопушек, а в остальном здоров. Как я погляжу, лучше выдать ее за Второго брата.
– И правда, Второй подходит, – сказал Ю Шитоу.