Домби и сын

— Старичина Джой, сударь мой, никогда не будетъ охать да вздыхать. Это не въ его натур, м-ръ Домби. Но и подъ этой желзной грудью таится чувствительное сердце и дай только разыграться этимъ чувствамъ… a вотъ въ томъ-то и штука, сэръ, что старый Багстокъ знаетъ, что это слабость, a онъ въ жизнь не поддавался никакимъ слабостямъ!

Такъ разгружался майоръ Багстокъ, принимая на Княгининомъ лугу м-ра Домби, который между тмъ взбирался по лстниц въ его квартиру. М-ръ Домби захалъ къ майору завтракать съ тмъ, чтобы потомъ вмст съ нимъ отправиться въ дорогу. Это утро было настоящей каторгой для злосчастнаго туземца: его бдствія начались за приготовленіемъ къ завтраку горячихъ пирожковъ, a потомъ, когда дло дошло до вареныхъ яицъ, жизнь его сдлалась невыносимой пыткою.

— Старый солдатъ изъ багстоковой породы суметъ справиться со своими чувствами — объ этомъ нечего и толковать; но мн жаль васъ, сэръ, жаль, говорю я вамъ, тысячи чертей, м-ръ Домби! — заключилъ майоръ въ новомъ припадк свирпаго бшенства.

Пурпуровое лицо майора, при этомъ изъявленіи соболзнованія, напузырилось и побагровло ужаснымъ образомъ, и его раковые глаза запрыгали и засверкали какимъ-то дикимъ огнемъ, когда къ нему подошелъ м-ръ Домби. Онъ схватилъ и пожалъ его руку съ такою силою, какъ будто собирался съ нимъ боксировать, чтобы выиграть закладъ въ тысячу фунтовъ, или чтобы получить титулъ англійскаго богатыря {Въ оригинал: championship of England. Встарину, при восшествіи на престолъ новаго короля, двое рыцарей, въ ознаменованіе этого событія, вызывали другъ друга на бой, и побдитель получалъ титулъ англійскаго богатыря, champion of England. Нынче это обыкновеніе вывелось изъ употребленія; но названіе англійскаго богатыря до сихъ поръ удерживается тмъ изъ англійскихъ боксеровъ, который еще не былъ никмъ побжденъ. Прим. перев.}. Голова его тоже запрыгала и завертлась, изъ богатырской груди вырвалось хрипніе, какъ y лошади, зараженной сапомъ, и весь этотъ приливъ дружелюбныхъ чувствованій отхлынулъ отъ геройскаго сердца не прежде, какъ знаменитый гость занялъ свое мсто въ гостиной, гд майоръ привтствовалъ его съ полной откровенностью, какъ близкаго пріятеля и дорожнаго товарища.

— Домби, — сказалъ майоръ, — я радъ васъ видть и горжусь вашимъ знакомствомъ. Немного въ Европ людей, которымъ Джозефъ Багстокъ подаетъ свою руку: онъ прямъ, ршителенъ и тугой натуры; но вы, Домби, другая статья: старичина Джо гордится — слышите ли? — гордится вашимъ знакомствомъ.

— Майоръ, — возразилъ м-ръ Домби, — вы очень любезны.

— Нтъ, сэръ, нтъ. Любезность не въ моей натур. Помилуй Богъ! Если бы старикашка Джозъ умлъ, гд нужно польстить и вклеить, гд слдуетъ, красное словцо, онъ былъ бы теперь, съ вашего позволенія, генералъ-лейтенантомъ и кавалеромъ ордена Бани, и его величали бы: — "ваше высокопревосходительство сэръ Джозефъ Багстокъ". Да, и тогда онъ имлъ бы удовольствіе принимать васъ не въ такой квартир. Нтъ, Домби, вы, я вижу, еще не знаете стараго Джоя… A все-таки я горжусь вашимъ знакомствомъ и даже считаю его за особенную честь. Ей Богу!

М-ръ Домби не счелъ нужнымъ возражать противъ этой слишкомъ очевидной истины, и ему было пріятно, что майоръ хорошо понимаетъ величіе его особы. Это служило новымъ подтвержденіемъ, что онъ, м-ръ Домби, не ошибся въ выбор пріятеля. Было ясно, что его могущество далеко перешло за предлы коммерческой сферы: майоръ, какъ джентльменъ и военный человкъ, точно такъ же уважалъ его особу, какъ швейцаръ на королевской бирж.

Утшительная мысль, особенно теперь, когда неумолимая судьба такъ безжалостно опрокинула завтныя надежды сердца и показала все безсиліе гордой, непреклонной воли! Нкогда бдный Павелъ спрашивалъ отца: "Папа, что такое деньги, и что могутъ он сдлать?" Припоминая этотъ младенческій вопросъ, м-ръ Домби въ самомъ дл готовъ былъ усомниться въ могуществ благороднаго металла, и невольно изъ устъ его вырывалось восклицаніе: "О деньги, деньги, что же вы сдлали"?

Но это были уединенныя мысли, западавшія въ душу отшельника въ глубокую полночь, когда онъ безмолвно сидлъ въ своемъ кабинет за разбросанными бумагами. Притомъ врожденная гордость легко находила противоядіе безотрадному размышленію, и м-ръ Домби, вдумываясь въ свое положеніе, естественно доходилъ до привычныхъ заключеній о своемъ финансовомъ могуществ, которое теперь такъ наглядно подтверждалось словами и обхожденіемъ храбраго воина. Никогда не имя друзей, онъ чувствовалъ теперь нкоторую наклонность къ майору, и его сердце, всегда холодное, какъ ледъ, казалось, начинало оттаивать. Майоръ былъ свтскій человкъ, знакомый со многими знатными особами. Майоръ принималъ нкоторое участіе въ судьб маленькаго Павла и оживлялъ свтскимъ разговоромъ пріятные часы, проведенные въ Брайтон. Майоръ былъ краснорчивйшій собесдникъ, разсказывалъ безъ умолку множество анекдотовъ и, очевидно, занималъ въ высшемъ кругу почетнйшее мсто, какъ блистательный дэнди и, что всего важне, блескъ его отнюдь не помрачался позорнымъ пятномъ нищеты, которая, какъ извстно, очень нердко затмеваетъ великолпнйшія достоинства самыхъ модныхъ дэнди. Положеніе майора въ обществ утверждено на прочномъ основаніи. Майоръ привыкъ къ разсянной жизни и въ совершенств зналъ мста, которыя теперь они собирались постить. Какого же надо лучше товарища для м-ра Домби, человка безспорно совершеннаго въ своемъ род, но уже слишкомъ исключительнаго, и для котораго Свтъ ограничивался торговыми конторами и длами королевской биржи? Принято было въ соображеніе и то обстоятельство, что майоръ, какъ человкъ военный, научившійся презирать смерть со всми ея ужасами, могъ, въ настоящемъ случа, свтомъ своей философіи озарить страждущую душу сироты-отца; но эту мысль м-ръ Домби таилъ въ глубин сердца, и ни одинъ смертный не подозрвалъ ея тайнаго присутствія.

— Гд этотъ разиня? — воскликнулъ майоръ, яростно озираясь вокругъ и ища глазами туземца. — Ты здсь, негодный, a гд же завтракъ?

Черный слуга исчезъ, и черезъ минуту слышно было, какъ онъ дрожащими стопами взбирался на лстницу съ подносомъ въ трепетныхъ рукахъ.

Блюда и тарелки, по естественной симпатіи, тряслись и дрожали вмст съ нимъ.

— Домби, — сказалъ майоръ, ободряя туземца сжатымъ кулакомъ, когда тотъ, разставляя тарелки, уронилъ одну ложку, — вотъ тутъ жареныя почки, пуддингъ, пирогъ съ разными разностями и такъ дале. Садитесь-ка за столъ и не прогнвайтесь на старикашку Джоза: онъ угоститъ васъ по лагерному.

— Чудесный завтракъ, — отвчалъ гость.

Не отвчая на комплиментъ, майоръ принялся угощать себя жареными блюдами съ величайшимъ усердіемъ, оказывая полное презрніе медицинскому факультету, предписывающему строгую діэту для всхъ особъ съ его темпераментомъ и здоровьемъ.

— Вы не заходили туда, сэръ? — спросилъ майоръ, указывая на противоположный флигель, — вы не видали нашей пріятельницы?

— То есть, миссъ Токсъ? Нтъ, майоръ, не видалъ.

— Славная женщина: не правда ли? — сказалъ майоръ съ жирнымъ смхомъ, отъ котораго чуть не лопалось его узкое горло.

— Что вы хотите сказать? миссъ Токсъ на мои глаза очень порядочная женщина.

Этотъ отвтъ, казалось, доставилъ майору безконечное наслажденіе. Онъ запыхтлъ, раздулся и, бросивъ ножикъ съ вилкой, самодовольно началъ потирать руками.

— Старикашка Джозъ, сударь мой, занималъ тамъ не послдній уголокъ; но теперь миновали его красные дни. Джой получилъ отставку. Джозефа Багстока затерли, загнали, уничтожили. Теперь это можно сказать вамъ, Домби.

Майоръ пріостановился и посмотрлъ вокругъ себя съ таинственнымъ негодованіемъ.

— Это, сударъ мой, чертовски честолюбивая женщина!

— Будто бы! — сказалъ м-ръ Домби съ холоднымъ равнодушіемъ. Въ его физіономіи выразилась презрительная недоврчивость насчетъ того, чтобы женщина, подобная миссъ Токсъ, осмливались питать въ себ такое высокое чувство.

— Эта женщина, — продолжалъ майоръ, — въ своемъ род настоящій Люциферъ. Джой Багстокъ имлъ свои красные дни, но это не мшало ему держать ухо востро. Онъ смотритъ, сударь мой, во вс глаза. Его высочество, покойный герцотъ іоркскій, не разъ говаривалъ, что стараго Багстока самъ чортъ не проведетъ.

Сказавъ это, майоръ съ остервенніемъ принялся додать жирный пирогъ и запивать горячимъ чаемъ. Его красное богдыханское лицо разгорлось и раздулось до такой степени, что м-ру Домби сдлалось страшно.

— Эта старая мартышка, сударь мой, — продолжалъ майоръ, — летитъ за облака съ своими замыслами. Она мтитъ выйти замужъ не хуже какой-нибудь герцогини.

— Жалю о ней, — сказалъ м-ръ Домби.

— Не говорите этого, Домби, — возразилъ майоръ предостерегательнымъ голосомъ.

— Почему же нтъ?

Вмсто отвта майоръ захриплъ, какъ надорванная лошадь, и принялся додать кусокъ пирога.

— Она часто посщала вашъ домъ и, кажется, принимала участіе въ вашемъ хозяйств?

— Это правда, — величаво отвчалъ м-ръ Домби. — Миссъ Токсъ передъ кончиной м-съ Домби была мн представлена, какъ пріятельница моей сестры. Такъ какъ посл того она обнаружила нкоторую привязанность къ моему сыну и всегда вела себя приличнымъ образомъ, то ей позволено было — даже могу сказать — ее поощрили повторить свои визиты, и она мало-по-малу поставила себя на короткую ногу въ моемъ дом и завдывала нкоторыми частями управленія вмст съ м-съ Чиккъ. Я уважалъ и не могъ не уважать миссъ Токсъ. Она успла въ короткое время оказать услуги въ моемъ дом, незначительныя, конечно, бездльныя услуги, но сдланныя со всею готовностью. Нельзя же мн было не замтить ея искренности и усердія. Притомъ, если не ошибаюсь, майоръ, я одолженъ единственно миссъ Токсъ удовольствіемъ быть съ вами знакомымъ.