Домби и сын

— Вотъ что, сударь мой, — сказалъ майоръ, взявши подъ руку своего пріятеля, — будь Джозефъ Багстокъ немного помоложе, эта женщина превратилась бы въ м-съ Багстокъ, ей Богу, я бы предпочелъ ее всмъ красавицамъ на свт. Не правда ли: она великолпна!

— Вы думаете о дочери? — спросилъ м-ръ Домби.

— A разв я чурбанъ, чтобы думать о матери? — возразилъ майоръ.

— Однако-жъ вы ухаживали за матерью.

— Старинныя шашни, охъ, чертовски старинныя! Надо же польстить старух.

— Ея обращеніе обличаетъ, кажется, даму высшаго круга, — замтилъ Домби.

— Еще бы! — воскликнулъ майоръ, пріостанавливаясь вдругъ и вытаращивъ глаза на своего друга. — Ея высокопревосходительство м-съ Скьютонъ, родная сестра покойнаго лорда Феникса и тетка ныншняго лорда этой фамиліи. Она не богата, пожалуй, даже бдна, потому что живетъ на свое приданое; но кровь ея, сударь мой, кровь, — гласилъ майоръ Багстокъ, насильно увлекая товарища, какъ будто вдругъ въ немъ забушевала его собственная кровь.

— A молодую лэди, кажется, вы называли м-съ Грэйнджеръ? — спросилъ м-ръ Домбипосл короткой паузы.

— Эдиь Скьютонъ на восемнадцатомъ году вышла замужъ за Грэйнджера, — началъ майоръ, останавливаясь опять и втыкая палку въ песокъ, какъ будто такой маневръ могъ оживить его воспоминанія. — Грэйнджеръ былъ тогда полковникомъ нашего полка, прекраснымъ мужчиной сорока одного года. Онъ умеръ черезъ полтора года посл свадьбы.

— Давно это было? — спросилъ м-ръ Домби.

— Да теперь, я думаю, этой красавиц еще нтъ тридцати лтъ! — отвчалъ майоръ, прищуривая глаза и перебрасывая палку на лвое плечо. — Да, сэръ, Эдиь Грэйнджеръ — звзда первой величины. Не такъ ли, Домби?

— Были y нихъ дти?

— Былъ одинъ сынъ…

Пасмурное облако набжало на лицо м-ра Домби, и глаза его опустились въ землю.

— Да и тотъ утонулъ, — продолжалъ майоръ, — на пятомъ году отъ рожденія.

— Право? — воскликнулъ м-ръ Домби, поднимая голову.

— Няньку угораздило зачмъ-то посадить ребенка на краю лодки, a онъ и бултыхъ въ воду. Это ужъ оконченная и забытая исторія, a Эдиь Грэйнджеръ, первостатейная вдова, непремнно превратилась бы въ м-съ Багстокъ, если бы старикашка былъ немного помоложе и побогаче.

— Разумется, въ томъ случа, когда бы съ ея стороны не было препятствій? — холодно замтилъ м-ръ Домби.

Майоръ страшно заморгалъ своими раковыми глазами и захохоталъ, какъ Мефистофель.

— Джозефъ Багстокъ, скажу я вамъ, не привыкъ къ препятствіямъ такого рода. Нтъ, Домби, нтъ, вамъ, я вижу, не понять старикашки Джоза. A и то сказать, Эдиь могла бы выйти замужъ двадцать разъ, если бы не была такъ горда, такъ чертовски горда, сэръ.

Это обстоятельство, казалось, не уронило красавицу въ глазахъ м-ра Домби.

— Впрочемъ, гордость есть свойство высокой души, вамъ это извстно лучше моего. Вы сами чертовски горды, Домби, и за это то именно уважаетъ васъ Джозефъ Багстокъ.

Это, со стороны майора, была невольная дань хвалы, вынужденная обстоятельствами и стремительнымъ потокомъ разговора. Кончивъ рчь объ этомъ предмет, онъ такъ же невольно обратился къ воспоминаніямъ былыхъ лтъ и разсказалъ множество анекдотовъ, изъ которыхъ ясно значилось, что Джозефа Багстока въ старинные годы боготворили самыя блистательныя женщины обоихъ полушарій.

Черезъ день м-ръ Домби и майоръ встртили ея высокопревосходительстзо м-съ Скьютонъ съ дочерью въ зал минеральныхъ водъ, потомъ на другой день они столкнулись на гуляньи тамъ же, гд и въ первый разъ. Встртившись такимъ образомъ три или четыре раза, они уже изъ одной учтивости должны были сдлать имъ визитъ. М-ръ Домби самъ собою никакъ бы не ршился идти къ почтеннымъ дамамъ, но на предложеніе майора отвчалъ, что готовъ сопровождать его съ большимъ удовольствіемъ. Туземецъ передъ обдомъ отправился съ порученіемъ свидтельствовать отъ имени майора и м-ра Домби глубочайшее почтеніе, вмст съ извстіемъ, что они имютъ намреніе нынче вечеромъ явиться лично, если достопочтенныя леди благоволять принять ихъ. Въ отвтъ была принесена раздушеная записка, надписанная рукою м-съ Скьютонъ на имя майора Багстока. Отвтъ былъ лаконическій:

"Ты, неуклюжій, гадкій медвдь, — писала м-съ Скьютонъ, — и не заслуживаешь ни милости, ни пощады. Однако-жъ я прощаю тебя, съ условіемъ, если не будешь шалить. — Послднія три слова были подчеркнуты. — Можешь придти. Эдиь и я кланяемся м-ру Домби".

Ея высокопревосходительство м-съ Скьютонъ и дочь ея м-съ Грэйнджеръ занимали въ Лемингтон довольно приличную и дорогую квартиру, но уже слишкомъ тсную и сжатую, такъ что, отходя на покой, ея в-пр. должна была класть ноги на окошко, a голову въ каминь, между тмъ какъ горничная ея в-пр. помщалась въ такомъ крохотномъ чуланчик, отгороженномъ отъ гостиной, что она принуждена была вползать и выползать оттуда, какъ хорошенькая змйка. Витерсъ, долговязый пажъ, спалъ на двор, подъ черепицами сосдней сливочной лавки, a кресла, бывшія вчнымъ камнемъ для этого молодого Сизифа, проводили ночь въ сара подъ навсомъ, гд на ослиной телг засдали куры, высиживая цыплятъ и неся свжія яйца для той же лавки.

М-ръ Домби и майоръ нашли м-съ Скьютонъ въ воздушномъ наряд, возлежащую на соф, обложенную подушками, точь-въ-точь, какъ Клеопатра, — далеко однако-жъ не шекспировская, — на которую время не оказываетъ разрушительнаго вліянія. Взбираясь по лстниц, гости слышали звуки арфы, умолкнувшей при вход ихъ въ гостиную. Эдиь оказалась теперь еще величественне, прекрасне и надменне. Довольно характеристическая черта, что красота въ этой леди обнаруживалась сама собою и даже противъ ея воли. М-съ Грэйнджеръ знала, что она прекрасна, — иначе и быть не могло, — но въ гордости своей она, казалось, презирала свою красоту. Быть можетъ, она считала слишкомъ ничтожною и недостойною себя дань удивленія, возбуждаемую этими прелестями и, быть можетъ, вслдствіе тонкаго разсчета, она надялась этимъ способомъ еще боле возвысить могущественное вліяніе на чувствительныя сердца.

— Надюсь, м-съ Грейнджеръ, — сказалъ м-ръ Домби, подходя къ гордой красавиц, — не мы причиной, что вы перестали играть?

— Вы? конечно нтъ.

— Отчего-жъ ты не продолжаешь, милая Эдиь? — спросила Клеопатра.

— Вздумалось — начала, вздумалось — и кончила. Кажется, я могу имть свои фантазіи.

Равнодушіе и гордый взглядъ, сопровождавшій эти слова, совершенно согласовались съ безпечностью, съ какой пробжали ея пальцы по струнамъ арфы. Затмъ она отступила на нсколько шаговъ.

— Знаете ли, м-ръ Домби, — заговорила мать, играя веромъ, — y насъ съ Эдиью доходитъ иногда чуть не до ссоры по поводу этихъ холодныхъ приличій, которыя наблюдаются въ разныхъ мелочахъ?

— Однако-жъ все-таки мы не ссоримся, мама, — сказала Эдиъ.

— Конечно, милая! Фи, фи, какъ это можно! — воскликнула мать, длая слабое покушеніе дотронуться веромъ до плеча дочери. — Отчего мы не боле натуральны? Боже мой! Со всми этими стремленіями, изліяніями сердца, со всми высокими побужденіями, которыя насаждены въ нашихъ душахъ, и которыя длаютъ насъ столь очаровательными, отчего мы не боле натуральны?