Домби и сын
Шрифт:
— Что за дьяволъ! — вскричалъ майоръ, останавливаясь вдругъ, когда подъхала маленькая кавалькада, — на кого это мы наткнулись?
— Милая Эдиь! — нжно лепетала пожилая леди, — майоръ Багстокъ!
Услышавъ этотъ голосъ, майоръ мгновенно выпустилъ руку м-ра Домби, стрлою подскочилъ къ кресламъ, схватилъ перчатку пожилой леди и съ нжностью поднесъ ее къ своимъ губамъ. Потомъ съ неменьшей любезностью онъ сложилъ на груди об руки и низко поклонился молодой дам. Когда кресла остановились, двигавшая ихъ сила явилась передъ глазами зрителей въ форм раскраснвшагося пажа, который, вытянувшись во весь ростъ, оказался высокимъ, долговязымъ и тощимъ верзилой съ мутными глазами и длиннымъ носомъ. Его волосы были растрепаны и шляпа скомкана,
— Джой Багстокъ, милостивыя государыни, гордится и съ этой минуты считаетъ себя счастливымъ на весь остатокъ своей жизни.
— Фальшивое созданіе, — лниво проговорила пожилая леди, — терпть тебя не могу. Откуда?
— Въ такомъ случа, миледи, чтобы сдлаться терпимымъ, позвольте вамъ представить моего почтеннаго друга. М-ръ Домби, м-съ Скьютонъ. — Пожилая леди растаяла отъ удовольствія. Майоръ скороговоркой продолжалъ: — м-ръ Домби, м-съ Грэйнджеръ. — Леди съ прозрачнымъ зонтикомъ, казалось, едва замтила, что м-ръ Домби, скинувъ шляпу, длаетъ ей низкіе поклоны. — Я въ восторг, сэръ, — говорилъ майоръ, — отъ такого неожиданнаго случая.
Майоръ точно былъ въ восторг, и его чувство выражалось энергическими жестами. Онъ самододовольно моргалъ глазами, осматривая трехъ особъ, познакомившихся черезъ его рекомендацію.
— М-съ Скьютонъ, Домби, — продолжалъ майоръ, — производитъ тревогу въ сердц стараго Джоза.
М-ръ Домби деликатно замтилъ, что онъ этому не удивляется.
— Перестань, вроломный бсенокъ! — воскликнула пожилая дама. — Давно ли ты здсь, негодный?
— Только одинъ день, — отвчалъ майоръ.
Пожилая леди осторожно поправила веромъ свои фальшивые локоны и фальшивыя брови и, выставляя на показъ свои фальшивые зубы, проговорила:
— Можешь ли ты, злой демонъ, пробыть хоть одну минуту въ томъ саду — какъ онъ называется?…
— Вроятно Эдемъ, мама, — презрительно добавила молодая леди.
— Что длать, моя милая? — никакъ не могу удержать въ голов этихъ страшныхъ именъ. — Такъ можешь ли ты, злой демонъ, пробыть въ этомъ саду, не поражаясь красотами натуры, не вдыхая сладкихъ благоуханій, проникающихъ бытіе существъ? — заключила м-съ Скьютонъ, размахивая платкомъ, который дйствительно былъ пропитанъ благовонными эссенціями.
Свжій энтузіазмъ краснорчія м-съ Скьютонъ поразительно противорчилъ ея увядшимъ манерамъ, но еще большее противорчіе обнаружилось между ея платьемъ и возрастомъ: ей было подъ семьдесятъ, a она была разодта, какъ двадцатилтняя красавица. Ея поза въ креслахъ, неизмнно одна и та же, была та самая, которую лтъ за пятьдесятъ придалъ ей одинъ молодой художникъ, подписавшій подъ ея портретомъ имя Клеопатры: она изображена была сидвшею въ коляск, и современные критики дйствительно находили, что она очень похожа на египетскую царицу. М-съ Скьютонъ считалась тогда одной изъ первыхъ красавицъ, и модные франты, выпивая въ честь ея дюжины тостовъ, бросали бокалы черезъ головы въ потолокъ. Красота и коляска исчезли давно; но она въ точности сохранила старинную позу, и для этой только цли разъзжала въ креслахъ на колесахъ, иначе ничто бы не мшало ей гулять пшкомъ.
— М-ръ Домби, надюсь, обожаетъ натуру? — сказала м-съ Скьютонъ, поправляя брильянтовую брошку. Должно замтить, что брильянты и фамильныя связи были главнйшими предметами ея гордости.
— Почтенный друтъ мой, — возразилъ майоръ, — конечно, втайн поклоняется красотамъ природы; но человкъ, который по своему положенію поставленъ выше всхъ въ величайшемъ изъ городовъ вселенной…
— Всмъ извстно огромное вліяніе м-ра Домби, — сказала м-съ Скьютонъ.
М-ръ Домби призналъ дйствительность комплимента легкимъ наклоненіемъ головы. Молодая леди обратила на него глаза и встртилась съ его взоромъ.
— Вы здсь живёте? — спросилъ м-ръ Домби, обращаясь къ м-съ Грэйнджеръ.
— Нтъ.
Мы были во многихъ мстахъ. Въ Гаррогет, въ Скарборо и во всемъ Девоншир. Мы везд останавливались на нсколько дней. Мама любитъ перемны.— A Эдиь, конечно, не любитъ перемнъ, — съ колкостью замтила м-съ Скьютонъ.
— Не думаю, чтобы здить по такимъ мстамъ значило любить перемны, — съ величайшимъ хладнокровіемъ отвчала молодая леди.
— На меня клевещутъ, господа, — замтила м-съ Скьютонъ съ глубокимъ вздохомъ, — къ одной перемн стремится мое сердце, но… увы! обстоятельства не позволяютъ ею наслаждаться. Свтъ и люди безотвязны съ своими требованіями. Но уединенная жизнь, но созерцаніе — вотъ мой… какъ бишь это называется?
— Рай, хотите вы сказать, мама, такъ и говорите, пожалуйста, иначе не поймутъ.
— Ты знаешь, милая Эдиь, — возразила м-съ Скьютонъ, — съ этими варварскими именами я всегда завишу отъ тебя. Увряю васъ, м-ръ Домби, природа создала меня яркадской пастушкой, a люди забросили въ самый вихрь мірской суеты. Коровы — страсть моя. Да, жить среди полей и лсовъ дремучихъ или удалиться въ Швейцарію, на какую-нибудь ферму, окружить себя коровами и фарфоромъ — вотъ гд истинное блаженсгво.
Мрь Домби, по сцпленію идей, припомнилъ знаменитаго быка, {}Авторъ намекаетъ на извстную иъ англійской литератур оду "Mad dul and China shop", гд герой пресы, бшеный быкъ, ворвавшись въ фарфоровую лавку, перебилъ и перековеркалъ все, уничтоживъ такимъ образомъ скромные замыслы торговца. Прим. перев. забжавшаго ошибкой въ фарфоровый магазинъ, но, сохраняя неизмнно важный видъ, объявилъ съ своей стороны, что природа доставляетъ великія наслажденія.
— Но чего нтъ y меня, — продолжала м-съ Скьютонъ, слегка ущипнувъ себя за горло, — такъ это сердца.
Пожилая леди вовсе безъ умысла высказала ужасную истину.
— Чего недостаетъ для моего общества, — продолжала она, — такъ это откровенности, простоты, свободнаго изліянія мыслей и чувствъ Мы страшно неестественны.
— Точно мы неестественны.
— Словомъ, — продолжала м-съ Скьютонъ, — натура нужна мн, натура, очаровательная везд и во всемъ.
— Натура приглашаетъ насъ впередъ, мама, если вы готовы, — съ нетерпніемъ возразила молодая леди, вздернувъ прекрасныя губки.
При этомъ намек, долговязый пажъ, смотрвшій разиня ротъ на новыхъ знакомцевъ, вдрутъ исчезъ за спинкой креселъ, какъ будто провалился сквозь землю.
— Погодите, Витерсъ! — сказала м-съ Скьютонъ, когда кресла пришли въ движеніе. При этомъ воззваніи къ пажу, она сохранила такое достоинство, съ какимъ въ былыя времена обращалась къ кучеру въ щегольскомъ парик и шелковыхъ чулкахъ. — Гд ты остановился чудовище?
Майоръ остановился въ Королевскомъ отел вмст съ пріятелемъ своимъ Домби.
— Можешь заходить къ намъ по вечерамъ, если не будешь шалуномъ, — лепетала м-съ Скьютонъ. — Если м-ръ Домби почтитъ насъ своимъ посщеніемъ, мы будемъ очень рады. Ступайте, Витерсъ!
М-ръ Домби поклонился. Майоръ поспшилъ прижать къ синимъ губамъ кончики пальцевъ, покоившихся `a la Клеопатра на ручк креселъ. Пожилая леди почтила ихъ граціозной улыбкой и двическимъ движеніемъ руки, a младшая дама слегка и небрежно кивнула головой, сколько позволяло приличіе.
Морщинистое наштукатуренное лицо семидесятилтней старухи, бросавшей на прощанье умильные взоры, и гордый взглядъ молодой красавицы, стройной и прямой, какъ полевая лилія, возбудили въ майор и м-р Домби такое невольное любопытство, что они оба въ одну минуту обернулись назадъ, чтобы еще разъ взглянуть на интересныхъ знакомокъ. Долговязый пажъ, перегнувшись въ три погибели, трудился изо всхъ силъ за спинкой креселъ, взбираясь на небольшой холмъ, шляпка Клеопатры, какъ и прежде, разввалась на воздух; красавица, какъ и прежде, выступала гордой павой, выражая въ своей изящной фигур, съ ногъ до головы, величавое презрніе ко всмъ и ко всему на свт.