Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

Наканун той пятницы, въ которую Зораида должна была выйти въ садъ, она дала намъ еще тысячу ефимковъ и писала о своей готовности ухать съ нами; вмст съ тмъ она просила меня узнать — какъ только я получу свободу — гд садъ ея отца, и пріискать, во что бы то ни стало, случай увидться такъ съ нею. Я общалъ ей, въ немногихъ словахъ, исполнить все, что она велитъ, и просилъ ее молиться за насъ передъ Лельлой Маріемь, читая вс т молитвы, которымъ научила ее невольница христіанка. За тмъ я позаботился выкупить трехъ моихъ товарищей, страшась, чтобы видя меня на свобод, и между тмъ сами оставаясь въ невол, они не задумали бы погубить меня и Зораиду. Хотя я зналъ ихъ за хорошихъ людей, которыхъ не слдовало бы подозрвать въ возможности подобнаго поступка съ ихъ стороны, тмъ не мене, не желая ничмъ рисковать въ этомъ дл, я поспшилъ ихъ выкупить такъ же, какъ выкупилъ себя, передавъ деньги знакомому мн купцу, который могъ совершенно спокойно поручиться за насъ всхъ. Я ничего не сказалъ ему, однако, о нашемъ заговор, потому что подобное довріе было слишкомъ опасно.

Глава XLI

Ране двухъ недль ренегатъ усплъ купить хорошій катеръ, способный поднять тридцать человкъ. Чтобы устранить всякое подозрніе, онъ похалъ на этомъ катер въ Саргель, небольшой городъ, вблизи Орана, въ двадцати миляхъ отъ Алжира, производящій значительный торгъ винными ягодами. Онъ здилъ туда два или три раза, въ сопровожденіи того тагарина, о которомъ говорилъ намъ. Тагаринами называютъ въ варварійскихъ странахъ арагонскихъ мавровъ, а Мудезхарами — мавровъ Гренады, называемыхъ Ельхесъ въ Фецкомъ королевств. Фецкій король наполняетъ ими ряды своей арміи охотне, чмъ другими маврами. Прогуливаясь на своемъ катер, ренегатъ постоянно бросалъ якорь въ маленькой бухт, находившейся въ разстояніи двойного выстрла изъ аркебуза отъ сада Зораиды. Такъ, вмст съ молодыми маврами, служившими у него гребцами, онъ съ умысломъ принимался читать алзалу, или, какъ будто шутя, длалъ то, что онъ намревался скоро сдлать серьезно. Онъ отправлялся, напримръ, въ садъ отца Зораиды просить фруктовъ, и мавръ охотно давалъ ихъ ему, не спрашивая, кто онъ такой? Ему очень хотлось увидться съ Зораидой, хотлось сказать ей, что это онъ долженъ, по моему распоряженію, отвезти ее въ христіанскую страну и просить ее, вполн положившись на него, ожидать терпливо минуты отъзда; но сдлать этого ему не удалось, потому что мавританки не показываются на глаза маврамъ и туркамъ безъ позволенія своихъ мужей или отцовъ. Съ христіанами же он видятся и говорятъ вольне, чмъ это, можетъ быть, слдовало бы. Правду сказать, я былъ очень доволенъ, что ренегатъ не могъ переговорить съ Зораидой: она страшно испугалась бы, увидвъ судьбу свою ввренную его языку. Къ счастію, Богъ, руководившій нашимъ дломъ, сохранилъ ее отъ этого. Ренегатъ, между тмъ, видя, что онъ совершенно безопасно предпринимаетъ свои минныя путешествія въ Саргель, кидая якорь гд и когда ему угодно, видя, что товарищъ его тагаринъ слушался его во всемъ, и что ему оставалось только найти гребцовъ христіанъ, попросилъ меня указать ему тхъ лицъ, которыхъ я хотлъ увезти съ собой, кром выкупленныхъ уже трехъ моихъ товарищей, и веллъ намъ всмъ быть готовыми въ пятниц; это былъ день назначенный имъ для отъзда. Я договорился между тмъ съ двнадцатью отличными испанскими гребцами, имвшими полную возможность свободно выходить изъ города. Найти столько гребцовъ было не легко тогда, потому что не за долго передъ тмъ изъ порта вышло двадцать кораблей, на которыхъ отплыли почти вс гребцы. Мн же удалось такъ легко найти ихъ потому, что ихъ хозяинъ, занятый окончаніемъ постройки гальоты въ верфи, не пускался въ это лто въ плаваніе. Я веллъ имъ въ первую пятницу, тихо выйти, по одиночк, изъ города, и ожидать меня по дорог къ саду Аги-Морато. Приказаніе это я передалъ каждому гребцу порознь, сказавши имъ вмст съ тмъ, что если они встртятъ тамъ другихъ христіанъ, то пусть скажутъ имъ, гд я веллъ ожидать себя. Посл этого мн оставалось только увдомить Зораиду — въ какомъ положеніи находятся ваши дла, попросить ее быть покойной и не пугаться, если мы неожиданно похитимъ ее раньше того срока, въ который, по ея разсчету, могъ возвратится катеръ христіанъ. Я ршился идти въ садъ Аги-Мората. и тамъ посмотрть, не въ состояніи ли я буду переговорить съ ней. Наканун нашего отъзда я вошелъ въ садъ, подъ предлогомъ набрать салату, и первый человкъ, который встртился мн тамъ, былъ отецъ Зораиды. Кто я и что мн нужно? спросилъ онъ меня на тонъ язык, которымъ говорятъ мавры съ невольниками во всхъ Варварійскихъ владніяхъ и даже въ Константинопол; его нельзя назвать ни арабскимъ, ни испанскимъ, ни какимъ-нибудь другимъ языкомъ, — это смсь всевозможныхъ нарчій, совершенно понятная, однако, для христіанъ и магометанъ. Я сказалъ Аги-Морато, что я невольникъ албанца Мами (я зналъ, что этотъ албанецъ большой другъ Аги-Мората) и что я хотлъ нарвать въ саду у него салату. Мавръ спросилъ меня, «ожидаю ли я выкупа и сколько проситъ за меня мой хозяинъ?» Но прежде чмъ усплъ я отвтить ему, въ садъ вошла чудесная Зораида. Она давно уже не видла меня, и такъ какъ мавританки безъ церемоніи показываются христіанамъ и никогда не убгаютъ ихъ, поэтому ничто не мшало ей подойти къ намъ. Видя, что она идетъ очень тихо, отецъ подозвалъ ее къ себ. Я не въ силахъ передать теперь: въ какомъ блеск красоты, въ какомъ роскошномъ наряд, полна какой граціи, предстала въ ту минуту несравненная Зораида. Скажу только, что на ея прекрасной ше, на ея локонахъ, въ ея ушахъ было больше жемчугу, чмъ волосъ на голов. На обнаженныхъ нсколько ногахъ ея сіяли золотыя кольца, осыпанныя такими брилліянтами, что отецъ ея, какъ она впослдствіи сказала мн, цнилъ ихъ въ десять тысячъ дублоновъ, покрытые драгоцнными, безчисленными жемчужинами браслеты стоили столько же. Жемчугъ составляетъ любимое украшеніе мавританскихъ женщинъ; и у мавровъ можно найти его больше, чмъ у всякаго другаго народа въ мір. Отецъ Зораиды славился своими жемчугами, считавшимися лучшими въ Алжир. Вообще состояніе его полагали боле чмъ въ двсти тысячъ испанскихъ ефимиковъ; и обладательницею всего этого богатства была та самая женщина, которая принадлежитъ теперь мн. Вы видите только тнь красоты ея теперь, посл столькихъ горестей и лишеній, и можете судить о томъ, чмъ была она въ благословенные дни ея жизни; казалась ли она прекрасною тогда, покрытая брилліянтами и жемчугами. Красота иметъ свои эпохи: обстоятельства жизни усиливаютъ или ослабляютъ ее, и хотя душевныя волненія обыкновенно разрушаютъ, но иногда могутъ и усилить ее. Зораида показалась мн тогда обворожительнйшей женщиной, подобной которой никогда не видли мои глаза; и подъ вліяніемъ благодарности, которую я питалъ въ ней за ея благодянія, мн казалось, что предо мной предстало божественное созданіе, нисшедшее съ небесъ для моего спасенія. Когда она подошла въ намъ, отецъ сказалъ ей по арабски, что я невольникъ его друга Албанца Мами и пришелъ къ нему въ садъ за салатомъ Зораида на томъ смшанномъ язык, о которомъ я вамъ говорилъ, спросила меня: дворянинъ ли я, и почему меня до сихъ поръ не выкупили изъ неволи? Я отвтилъ, что меня выкупили за полторы тысячи Zultani; сумма, по которой она можетъ судить. какъ дорого оцнилъ меня мой хозяинъ.

— Еслибъ ты принадлежалъ моему отцу, сказала она мн, то я сдлала бы такъ, что онъ не уступилъ бы тебя и за два раза столько, потому что вы христіане всегда говорите неправду и притворяетесь бдными, чтобы обманывать мавровъ.

— Можетъ быть и такъ, госпожа моя, отвтилъ я, но клянусь Богомъ, я сказалъ и буду говорить правду всмъ на свт.

— А когда ты узжаешь?

— Я думаю, завтра. Завтра уходитъ отсюда французскій корабль, я хочу отправиться на немъ.

— Не лучше ли теб подождать испанскаго корабля, чмъ хать съ французами, они вамъ не друзья.

— Еслибъ я зналъ наврно, что корабль изъ Испаніи придетъ, тогда я, быть можетъ, обождалъ бы, но теперь, врне ухать завтра. Желаніе увидть родимый край и дорогихъ мн лицъ не позволяетъ мн ожидать другого лучшаго случая; если приходится ждать его, то для меня онъ не лучшій.

— Ты врно женатъ, и спшишь воротиться — увидть жену?

— Нтъ, я не женатъ, но далъ слово жениться по возвращеніи на родину.

— А красива та женщина, на которой ты общалъ жениться?

— Такъ красива, что достойно восхвалить ее можно только, сказавши, что она похожа на тебя.

Услышавъ это, отецъ Зораиды добродушно разсмялся и сказалъ мн: «клянусь Аллахомъ, христіанинъ, она должна быть очень красива, если похожа на мою дочь, которая всхъ красиве въ нашей сторон; если не вришь мн, посмотри на нее хорошо и тогда повришь.» Въ разговор нашемъ съ Зораидой, Аги-Морато служилъ намъ посредникомъ, потому что онъ лучше умлъ говорить на этомъ незаконномъ язык, которымъ обыкновенно говорятъ въ тхъ странахъ съ христіанами. Зораида же, хотя и понимала его, выражала свои мысли боле знаками, чмъ словами.

Въ это время въ садъ вбжалъ, весь запыхавшись, мавръ, крича во все горло, что четыре турка перескочили черезъ садовую стну и рвутъ съ деревьевъ незрлые плоды. При этомъ извстіи старикъ и Зораида задрожали отъ страха, — мавры боятся турокъ, особенно дерзкихъ турецкихъ солдатъ, обращающихся съ подвластными имъ маврами хуже чмъ съ невольниками.

— Ступай, дочь моя, домой и сиди запершись, пока я буду говорить съ этими собаками, сказалъ Зораид Аги-Морато; ты же христіанинъ, продолжалъ онъ, обратившись ко мн, ищи себ салата, и Аллахъ да поможетъ теб благополучно возвратиться на твою родину. Я низко поклонился ему, и Аги-Морато пошелъ къ туркамъ, оставивъ меня одного въ Зораидой Притворившись сначала, будто она идетъ домой, Зораида возвратилась ко мн, какъ только отецъ ея скрылся за деревьями.

— Amesi, christiano, amesi, сказала она мн со слезами на глазахъ, что значитъ: ты узжаешь, христіанинъ, узжаешь.

— Да, узжаю, сказалъ я, но только съ тобой. Жди меня въ первую пятницу и не испугайся, увидвши насъ въ этотъ день; мы отвезенъ тебя въ христіанскіе края.

Она поняла, что я сказалъ ей, и обвивъ мою шею своей рукой, дрожащимъ шагомъ пошла домой. Судьб угодно было — быть можетъ на нашу погибель, но небо, къ счастію, сохранило насъ — чтобы отецъ Зораиды, успвши прогнать турокъ, увидлъ, какъ мы шли съ его дочерью; мы тоже увидли его. Въ эту роковую минуту, умная Зораида не отняла своей руки отъ моей шеи, а напротивъ, еще больше приблизилась во мн, опустила голову на мою грудь, и поджавъ немного колни притворилась. будто съ ней сдлался обморокъ. Я, съ своей стороны, показывалъ видъ, будто поддерживаю ее противъ воли. Аги-Морато поспшилъ къ намъ почти бгомъ и видя дочь свою безъ чувствъ, спросилъ, что съ нею? Ее безъ сомннія напугали эти собаки, сказалъ онъ, не слыша отвта своей дочери; и отклонивъ ее отъ моей груди, прижалъ къ своей. Зораида тяжело вздохнула и взглянувъ на меня, сказала мн съ невысохшими еще слезами на глазахъ:

— Amesi, christiano, amesi! т. е. уходи, христіанинъ, уходи.

— Что намъ за дло до этого христіанина, отвтилъ отецъ, онъ не сдлалъ теб ничего дурнаго; а турки ушли уже отсюда. Не печалься же, дочь моя; турки, повторяю теб, ушли туда, откуда пришли.

— Да, господинъ мой, ты правъ, турки испугали ее, сказалъ я Аги-Морато. Но дочь твоя велитъ мн уйти, и я ухожу, чтобы не сдлать ей непріятности. Оставайся съ миромъ, и позволь, когда мн понадобится, приходить за травою въ твой садъ, хозяинъ мой увряетъ; что такого салата, какъ у тебя, нельзя найти нигд.

— Приходи когда хочешь, сказалъ Аги-Морато, дочь моя не скажетъ теб этого, ее сердитъ видъ христіанина; уйти же она велла теб для того, чтобы велть уйти туркамъ, или потому, что теб время искать твои травы.

Простившись съ мавромъ я ушелъ отъ него, а Зораида, чувствовавшая на каждомъ шагу, будто у нее вырываютъ душу, отправилась съ своимъ отцомъ. Пользуясь даннымъ мн дозволеніемъ, я исходилъ садъ по всмъ направленіямъ, тщательно осмотрлъ въ немъ вс входы и выходы, сильныя и слабыя мста, словомъ все, чмъ можно было воспользоваться при совершеніи нашего предпріятія. Возвратившись домой, я отдалъ обо всемъ полный отчетъ ренегату и моимъ товарищамъ, вздыхая о томъ времени, когда мн суждено будетъ увидть себя мирнымъ 'обладателемъ клада, ниспосылаемаго мн небомъ въ лиц чудесной Зораиды.

Время между тмъ шло, и наступилъ, наконецъ, давно желанный для насъ день. Мы ршились въ точности исполнить все, по обдуманному заране плану, и самый полный успхъ увнчалъ наши надежды. Въ первую пятницу, посл того, какъ я видлся съ Зораидой въ саду, ренегатъ, темною ночью кинулъ якорь. почти противъ того самаго мста, гд насъ ждала обворожительная дочь Аги-Морато. Христіане гребцы были уже готовы и оставались спрятанными въ разныхъ мстахъ. Бодро и весело ожидали они моего прибытія, нетерпливо желая попасть скорй на стоявшій передъ ними катеръ. Не зная уговора, сдланнаго съ ренегатомъ, они воображали, что имъ придется перебить мавровъ, сидвшихъ въ катер, и силою добыть себ свободу. Какъ только я показался съ моими товарищами, спрятанные гребцы въ ту же минуту выбжали мн на встрчу. Городскія ворота были въ это время заперты уже, и никто не показывался въ пол. Собравшись вс вмст, мы стали разсуждать о томъ: отправиться ли намъ сначала за Зораидой, или овладть маврскими гребцами? Тмъ временемъ, какъ мы разсуждали объ этомъ, пришелъ ренегатъ и пожурилъ насъ за то, что мы теряемъ даромъ самое драгоцнное время. Онъ сказалъ вамъ, что прежде всего нужно овладть лодкой, потому что заспанные мавры, не ожидая никакого нападенія, не помышляютъ конечно о защит, и слдственно справиться съ ними теперь легко и безопасно, а потому уже слдуетъ отправиться за Зораидой. Мы согласились съ нимъ въ одинъ голосъ, и не медля ни минуты, отправились къ лодк, ведомые ренегатомъ. Онъ вскочилъ на катеръ первымъ и схватившись за саблю, закричалъ маврамъ по арабски: «не смть двинуться съ мста, если вы дорожите жизнью.» Въ слдъ за ренегатомъ въ лодку вошли почти вс христіане. Нершительные мавры страшно перепугались, услышавъ грозное приказаніе своего начальника; и никто изъ нихъ даже не подумалъ взяться за оружіе; такъ что мы перевязали ихъ безъ малйшаго затрудненія, грозя пронзить насквозь остріемъ нашихъ мечей каждаго, кто ршится крикнуть. Перевязавши мавровъ, половина христіанъ осталась въ лодк сторожить плнниковъ, а я съ другою половиною и съ ренегатомъ, шедшимъ и теперь впереди, отправились въ садъ Аги-Морато. Мы отворили садовые ворота такъ легко, какъ будто они вовсе не были заперты, и въ глубокой тишин. не разбудивъ никого, приблизились къ жилищу прекрасной мавританки. Зораида ждала насъ у окна, и услышавъ чьи-то шаги, спросила: христіане ли это? Я отвтилъ да, и добавилъ, что ей остается только сойти въ низъ Не колеблясь ни одного мгновенья, не отвтивъ мн ни слова, она сошла внизъ, отворила дверь и явилась передъ нами въ такомъ сіяніи красоты и драгоцнныхъ каменьевъ, что словами выразить этого невозможно. Я поспшилъ поцаловать ей руку, ренегатъ и двое моихъ товарищей сдлали тоже самое, а за тмъ и остальные христіане, не знавшіе о томъ, что сдлала для насъ Зораида, тоже поцаловали у ней руку. Такимъ образомъ вс мы, какъ будто благодарили и признавали ее нашей освободительницей. Ренегатъ спросилъ ее по арабски, въ саду ли ея отецъ?

— Да, отвчала Зораида, онъ спитъ тамъ.

— Въ такомъ случа нужно разбудить его, сказалъ ренегатъ, и увезти вмст со всми богатствами этого великолпнаго сада.

— Нтъ, нтъ, воскликнула Зораида; никто не тронетъ ни одного волоса на его голов. Здсь нтъ ничего больше того, что я увожу съ собой; этого достаточно, чтобы обогатить и осчастливить васъ всхъ. Погодите немного и вы увидите. Сказавши это, она ушла въ свои комнаты, общая скоро возвратиться и прося насъ быть покойными и не подымать шуму. Я спросилъ у ренегата, о чемъ онъ говорилъ съ Зораидой? и узнавши въ чемъ дло, просилъ его исполнять во всемъ волю мавританки, возвратившейся скоро съ сундукомъ, до такой степени наполненнымъ золотыми деньгами, что она съ трудомъ удерживала его. Въ саду между тмъ пробудился ея отецъ, и услыхавъ шумъ, подошелъ въ окну. Увидвъ домъ свой окруженный христіанами, онъ сталъ кричать раздирающимъ голосомъ: «воры! воры! христіане!..» Крикъ этотъ встревожилъ насъ всхъ.