Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Вытеревъ лицо, Донъ-Кихотъ снялъ шлемъ, чтобы узнать, отчего это онъ чувствовалъ такой холодъ на темени. Увидвъ въ шлем какую-то блую кашу, онъ поднесъ ее къ носу и понюхавъ гнвно воскликнулъ: «клянусь жизнью дамы моей Дульцинеи Тобозской, ты наложилъ сюда творогу, неряха, измнникъ, неучь.»

Санчо, какъ ни въ чемъ не бывало, чрезвычайно флегматически отвтилъ ему: «если это творогъ, такъ дайте мн, я его съмъ, или пусть чортъ его състъ, потому что онъ наложилъ сюда творогу. Помилуйте, да разв осмлился бы я выпачкать вашъ шлемъ? Право, должно быть и меня преслдуютъ волшебники, какъ созданіе и честь вашей милости. Это они наложили всякой дряни, чтобы разгнвать васъ и за то заставить меня поплатиться своими боками. Но только, на этотъ разъ, они дали кажись маху; вдь ваша милость разсудитъ, что нтъ у меня ни творогу, ни молока и ничего подобнаго, да еслибъ все это и водилось, то я скоре спряталъ бы его въ свое брюхо, чмъ въ вашъ шлемъ.

— Пожалуй что и такъ, отвчалъ Донъ-Кихотъ.

Въ изумленіи слушалъ и глядлъ на все это донъ-Діего, особенно когда рыцарь, вытеревъ себ лицо и бороду, надлъ шлемъ, укрпился на стременахъ, обнажилъ на половину мечь и воскликнулъ, потрясая копьемъ: «теперь, пусть будетъ что будетъ, я готовъ встртиться съ самимъ сатаной.»

Между тмъ подъхала и повозка съ флагомъ. При ней былъ только возница, хавшій верхомъ на мулахъ и одинъ человкъ, сидвшій спереди. Донъ-Кихотъ, загородивъ имъ дорогу, спросилъ ихъ: «куда они дутъ, что это за повозка, что за флагъ и наконецъ что они везутъ?»

— Эта повозка моя, отвчалъ возница, а везу я въ клткахъ двухъ прекрасныхъ львовъ, посылаемыхъ княземъ Оранскимъ въ подарокъ его величеству. Флагъ этотъ королевскій и обозначаетъ, что здсь находится имущество самого короля.

— А большіе это львы? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Такіе большіе, что приставленный къ нимъ сторожъ говоритъ, будто подобныхъ еще никогда не перевозилось изъ Африки въ Испанію. Я тоже на своемъ вку перевозилъ довольно львовъ, но такихъ, какъ эти, не приводилось видть мн. Здсь есть левъ и львица; левъ — въ передней, львица — въ задней клтк, они теперь проголодались, потому что съ самаго утра у нихъ не было ни куска во рту. поэтому прошу вашу милость дать намъ дорогу, чтобы поскоре поспть намъ куда-нибудь, гд бы мы могли накормить ихъ.

— Хмъ! сказалъ съ улыбкой Донъ-Кихотъ, для другихъ львы, а для меня значитъ львенки, для меня львенки…. повторялъ онъ, но мы сейчасъ увидимъ, и волшебники увидятъ это вмст съ нами, таковскій ли я человкъ, чтобы испугаться львовъ. Такъ какъ ты, любезный, продолжалъ онъ, обращаясь въ сторожу, приставленъ къ нимъ, то сдлай одолженіе, открой клтки и выпусти оттуда своихъ зврей. Я покажу наконецъ, презирая всевозможными волшебниками, напускающими на меня львовъ, я покажу, окруженный этими самыми львами, кто такой Донъ-Кихотъ Ламанчскій.

— Ба, ба! подумалъ донъ-Діего, должно быть творогъ въ самомъ дл размягчилъ рыцарю черепъ.

Санчо между тмъ подбжавъ къ донъ-Діего завопилъ: «ради Создателя міра, ваша милость, сдлайте какъ-нибудь, чтобы господинъ мой не сражался съ этими львами; иначе они всхъ насъ разорвутъ въ куски».

— Да разв господинъ твой полуумный, отвчалъ донъ-Діего, и ты вправду думаешь, что онъ вступитъ въ бой съ этими страшными зврями.

— Нтъ, онъ не то, чтобы полуумный, но только смлъ, какъ настоящій полуумный, сказалъ Санчо.

— Не безпокойся; я постараюсь, чтобы онъ умрилъ на этотъ разъ свою смлость, перебилъ донъ-Діего, и приблизясь къ безстрашному рыцарю, настаивавшему, чтобы львовъ тотчасъ же выпустили изъ клтокъ, сказалъ ему: «милостивый государь! странствующіе рыцари должны вдаваться только въ такія приключенія, которыя могутъ сулить какой-нибудь успхъ, хотя бы самый слабый, но не въ такія, которыя не общаютъ никакого. Смлость, переходящая въ безразсудную дерзость, боле походитъ на безуміе, чмъ на мужество. Къ тому же этихъ львовъ везутъ вовсе не противъ васъ, а въ подарокъ королю, и съ вашей стороны было бы нехорошо причинить какую бы то ни было задержку отправленію такого подарка.

— Милостивый государь! отвчалъ Донъ-Кихотъ, занимайтесь вашими лягавыми и смлыми хорьками и не мшайтесь въ чужія дла. Позвольте ужъ это мн знать, кому посылаются эти львы. Обратясь затмъ въ возниц, рыцарь сказалъ ему: «клянусь, донъ-колдунъ, если вы сію же минуту не отопрете клтокъ, то я пригвозжу васъ этимъ копьемъ къ вашей повозк«.

Несчастный возница, видя такую ршимость вооруженнаго съ ногъ до головы привиднія, сказалъ Донъ-Кихоту: «позвольте мн, ваша милость, отпречь только муловъ и убраться съ ними худа-нибудь въ безопасное мсто, потому что если ихъ растерзаютъ львы, тогда мн нечего будетъ длать на свт; повозка и мулы, это все мое богатство.

— О человкъ слабой вры, отвчалъ Донъ-Кихотъ; отпрягай своихъ муловъ и длай что знаешь, но только ты скоро убдишься, что ты могъ обойтись безъ всякихъ предосторожностей. Въ ту же минуту возница спрыгнулъ на землю и принялся торопливо отпрягать муловъ, между тмъ какъ товарищъ его громко сказалъ окружавшимъ его лицамъ: беру васъ всхъ въ свидтели, что я отворяю клтки и выпускаю львовъ противъ моей воли, вынужденный въ тому силою и объявляю этому господину, что онъ одинъ будетъ отвчать за весь вредъ, который причинятъ эти львы, за слдующее мн жалованье и ожидаемыя мною награды. Теперь, господа, прошу васъ поспшить укрыться куда знаете, потому что я отворю сейчасъ клтку. Самъ я останусь здсь; меня львы не тронутъ».

Донъ-Діего пытался было еще разъ отклонить Донъ-Кихота отъ его безумнаго намренія, замтивъ ему, что ршаться на такое безумство значитъ испытывать самого Бога, но Донъ-Кихотъ отвчалъ, что онъ знаетъ, что длаетъ.

— Берегитесь, милостивый государь, увряю васъ, вы страшно ошибаетесь, проговорилъ въ послдній разъ донъ-Діего.

— Милостивый государь, сказалъ ему Донъ-Кихотъ, если вам не угодно быть зрителемъ этой, готовой разыграться здсь, по вашему мннію, кровавой трагедіи, такъ пришпорьте вашу срую въ яблокахъ кобылу и удалитесь въ какое-нибудь безопасное мсто.

Услышавъ это Санчо сталъ. въ свою очередь, со слезами на пазахъ, умолять своего господина отказаться отъ ужаснаго предпріятія, въ сравненіи съ которымъ и втренныя мельницы, и приключеніе съ сукновальницами и вс остальныя приключенія рыцаря были сущею благодатью небесной. «Одумайтесь, ради-Бога, одумайтесь, ваша милость», говорилъ Санчо; «здсь право нтъ никакихъ очарованій и ничего похожаго на нихъ. Я собственными глазами видлъ за ршеткою лапу настоящаго льва, и, судя по этой лапищ, думаю, что весь левъ долженъ быть больше иной горы».

— Со страху онъ покажется теб, пожалуй, больше половины міра, отвчалъ Донъ-Кихотъ. Уйди, Санчо, и оставь меня одного. Если мн суждено умереть здсь, то, ты знаешь наши условія: ты отправишься въ Дульцине; объ остальномъ молчу. Къ этому онъ добавилъ еще все что, ясно показавшее невозможность отклонить рыцаря отъ его сумазброднаго намренія.

Донъ-Діего не прочь былъ воспротивиться силою, но оружіе его далеко уступало оружію Донъ-Кихота; къ тому же онъ находилъ не совсмъ благоразумнымъ сражаться съ полуумнымъ, какимъ онъ считалъ теперь Донъ-Кихота вполн. Поэтому, когда рыцарь обратися опять съ угрозами къ возниц и другому человку, приставленному смотрть за львами, Донъ-Діего счелъ за лучшее пришпорить свою кобылу и удалиться куда-нибудь прежде, чмъ львовъ выпустятъ на волю. За нимъ послдовали возница и Санчо. Послдній оплакивалъ заране погибель своего господина, вполн увренный, что ужъ львы не поцеремонятся съ нимъ и не выпустятъ его живымъ изъ своихъ страшныхъ лапъ. Онъ проклиналъ судьбу свою, проклиналъ часъ, въ который пришла ему мысль вступить въ услуженіе къ Донъ-Кихоту, но, проклиная и рыдая, не забывалъ пришпоривать своего осла, чтобы поскоре убраться куда-нибудь подальше отъ львовъ.