Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)

Стихотвореніе.

И счастіе мое прошло, какъ все за свт Проходитъ. И судьба меня съ тхъ поръ Не осыпала благами своими Ни щедрой, ни воздержною рукой. У ногъ своихъ ужъ нсколько столтій, Ты распростертымъ зришь меня судьба! О, возврати къ мн счастіе былое; И съ жизнью могъ еще бъ я примириться Когда бъ могло, что было возродиться. Ни славы, ни тріумфовъ, ни побдъ, Ни пальмъ иныхъ я въ жизни не ищу, Какъ только счастья моего былого; Мой бичъ — о немъ воспоминанье. Фортуна! возврати къ ты мн его, Чтобъ этотъ тайный пламень потушить И мн въ одномъ грядущемъ бы не жить. Но что жъ? я невозможнаго прошу. Какъ можетъ то, что было возродиться? Какой наукой — время возвратить? Оно летитъ, идетъ — все безвозвратно, И странно было бы вообразить, Чтобы грядущее могло въ прошедшемъ скрыться, Иль чтобы будущность могла раскрыться. Не лучше ль умереть и горе въ гроб Похоронить, чмъ жить въ волненьи вчномъ, Колеблясь между страхомъ и надеждой. И кажется порой — всего врне Покончить разомъ, но иная мысль, Мысль лучшая рождается въ ум, И заставляетъ въ этомъ мір жить Тмъ, что она мн не даетъ забыть Того, что должно посл наступить.

Когда донъ-Лорензо окончилъ чтеніе своихъ стиховъ, Донъ-Кихотъ всталъ со стула, и взявъ его за руку воскликнулъ, или врне, почти закричалъ: «клянусь небомъ и всмъ его величіемъ, великодушный юноша, вы лучшій поэтъ въ мір и достойны быть увнчаны лаврами не только Кипромъ или Гаэтой, какъ сказалъ одинъ поэтъ, надъ которымъ да сжалится Богъ, но афинской академіей, еслибъ только она существовала теперь, и нашими ныншними академіями Парижской, Болонской и Саламанкской. И да пронзитъ Господь стрлами Апполона тхъ судій, которые откажутъ вамъ въ первомъ приз; да никогда музы не переступятъ порога ихъ жилищъ. Будьте такъ добры: прочитайте мн еще какіе-нибудь стихи ваши, потому что я желалъ бы полюбоваться, такъ сказать, со всхъ сторонъ вашимъ поэтическимъ геніемъ.

Нужно ли говорить, какъ восхитила донъ-Лорензо эта похвала рыцаря, не смотря на то, что онъ считалъ его полуумнымъ. О, всемогущая лесть! какъ безгранично твое царство, какъ сладостны твои слова! Донъ-Лорензо подтвердилъ эту правду, согласившись прочитать Донъ-Кихоту другое стихотвореніе свое: Пирамъ и Тизба.

Стна пробита двой молодой; Великодушное Пирама сердце Ужь пронзено, и улетаетъ съ Кипра Любовь въ щель чудную ту заглянуть. Тамъ царствуетъ молчаніе; звукъ не можетъ Сквозь то отверстіе перебжать, Но духъ, любовью окрыленный, можетъ. Увы! надежда тщетная, въ любви Взамнъ восторговъ два смерть нашла. Вотъ вамъ вся эта повсть: ихъ обоихъ, Въ одинъ и тотъ же мигъ, — о странный случай, — Обоихъ поражаетъ, погребаетъ, И воскресаетъ мечъ, могила И память вчная о нихъ.

— Да будетъ благословенъ Богъ, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, услыхавъ эти послдніе стихи; между поэтами нашего времени я не встрчалъ подобнаго вамъ, по крайней мр, сколько я могу судить по этому стихотворенію.

Пробывъ четыре дня въ дон донъ-Діего, радушно принимаемый хозяевами, Донъ-Кихотъ въ конц этого времени попросилъ у нихъ наконецъ позволенія отправиться. «Благодарю, душевно благодарю васъ, за вашъ радушный пріемъ», говорилъ онъ имъ, «но странствующимъ рыцарямъ не слдуетъ долго предаваться праздности и нг; и я вижу, что мн пора вспомнить о моемъ долг и отправиться искать приключеній, которыми этотъ край, какъ я знаю, обиленъ. Тутъ думаю я пространствовать до времени сарагосскихъ турнировъ, которые въ настоящую минуту составляютъ мою главную цль, и побывать въ Монтезиносской пещер, о которой говорятъ столько чудеснаго въ ея окрестностяхъ; попытаюсь я также открыть начало и настоящіе истоки семи озеръ, называемыхъ обыкновенно лагунами Руидеры».

Донъ-Діего и сынъ его разсыпались въ похвалахъ всмъ этимъ намреніямъ и попросили рыцаря выбирать и брать изъ ихъ имущества все, что только можетъ ему понадобиться, или понравиться, желая этимъ высказать съ своей стороны готовность служить ему чмъ могутъ, изъ уваженія и къ его личнымъ доблестямъ и къ его славному званію.

Наступилъ наконецъ часъ отъзда, столъ же радостный для Донъ-Кихота, сколько прискорбный для Санчо. Катавшись, какъ сырь въ масл въ дом донъ-Діего, онъ не слишкомъ то радовался теперь предстоящей перемн въ его образ жизни, — напоминавшей жизнь въ лсахъ и пустыняхъ, — и удовольствію продовольствоваться несчастною провизіею изъ своей котомки, которую онъ тмъ не мене наполнилъ всмъ, что казалось ему наиболе необходимымъ. Прощаясь съ хозяевами, рыцарь, обратясь къ донъ-Лорензо, сказалъ ему на прощаніе: «не знаю, говорилъ ли я вамъ, но если и говорилъ, такъ повторю еще разъ, если вы хотите сократить ваше время и труды на пути къ слав, то вамъ остается только проститься съ поэзіей и сдлаться странствующимъ рыцаремъ; этого довольно, чтобы однимъ ловкимъ ударомъ добыть себ императорскій внецъ». Этими словами Донъ-Кихотъ какъ бы давалъ послднее доказательство своего безумія, особенно когда къ довершенію эффекта онъ прибавилъ еще: «одинъ Богъ знаетъ, хотлъ ли бы я взять съ собою этого славнаго юношу, чтобы научить его, какъ попирать великолпныхъ и возвышать смиренныхъ: — два дйствія нераздльныя съ моимъ званіемъ. Но такъ какъ юношескій возрастъ его еще не требуетъ этого, и наука отказывается пока выпустить его изъ своихъ рукъ, потому я ограничусь только однимъ совтомъ, именно: если онъ захочетъ быть поэтомъ, то пусть въ оцнк своихъ произведеній руководствуется боле чужимъ мнніемъ, чмъ своимъ собственнымъ. Нтъ такихъ родителей, которые бы находили своихъ дтей дурными, особенно еще, когда эти дти — творенія нашего ума».

И отецъ и сынъ еще разъ удивились этому безумію, смшанному съ мудростію и непоколебимо-неудержимому желанію рыцаря неустанно искать какихъ-то приключеній — концу и цли всхъ его стремленій. Наконецъ посл взаимныхъ пожеланій и предположеній услугъ, на которыя Донъ-Кихотъ испрашивалъ разршеніе владлицы замка, онъ ухалъ вмст съ своимъ оруженосцемъ: — рыцарь, какъ водятся, верхомъ на Россинант, а оруженосецъ на своемъ осл,

Глава XIX

Недалеко отъ дона донъ-Діего, къ нашимъ искателямъ приключеній присоединились какихъ то двое духовныхъ, или студентовъ и двое крестьянъ, хавшихъ верхомъ на длинноухихъ животныхъ. У одного изъ студентовъ вмсто чемодана былъ узелокъ изъ толстаго зеленаго полотна, въ которомъ завернуто было платье и дв пары черныхъ тиковыхъ чулковъ; у другаго же всего на всего была въ рукахъ пара новыхъ рапиръ. Крестьяне везли съ собою множество вещей, купленныхъ, вроятно, въ законъ-нибудь большомъ город. И студенты и крестьяне, увидя Донъ-Кихота, изумились, какъ и вс, кому приводилось видть рыцаря въ первый разъ, и имъ захотлось узнать, что это за необыкновенный господинъ такой?

Донъ-Кихотъ поклонился имъ и узнавши, что они дутъ по одной дорог съ нимъ, предложилъ хать вмст, прося ихъ только придержать немного своихъ ословъ, бжавшихъ быстре его коня. Въ немногихъ словахъ онъ сказалъ имъ, это онъ такой: то есть, что онъ странствующій рыцарь Донъ-Кихотъ Ламанчскій, извстный подъ именемъ рыцаря львовъ, ищущій приключеній въ четырехъ частяхъ свта. Крестьяне, конечно, поняли въ этомъ столько же, сколько въ китайской грамот, или воровскомъ нарчіи цыганъ; но студенты быстро смекнули, что рыцарь, должно быть, не въ своемъ ум. Тмъ не мене они смотрли на него съ удивленіемъ, смшаннымъ съ нкоторой долей уваженія, и одинъ изъ нихъ сказалъ Донъ-Кихоту: «благородный рыцарь! если вы не придерживаетесь опредленнаго пути, какъ это въ обыча у искателей приключеній, то милости просимъ — отправиться съ нами, и вы будете свидтелемъ одной изъ самыхъ прекрасныхъ и богатыхъ свадебъ, какія когда-нибудь праздновались въ Ламанч и его окрестностяхъ».

— Должно быть это свадьба какого-нибудь принца, или князя? спросилъ Донъ-Кихотъ.

— Нтъ, отвчалъ студентъ, не принца и не князя, а просто самаго богатаго здсь крестьянина, который женится на такой красавиц, какую рдко можно встртить. Свадьба будетъ чрезвычайно пышная и отпразднуется, совершенно въ новомъ род, на лугу, прилегающемъ къ деревн невсты, красавицы Китеріи. Жениха же зовутъ Камашъ богатый. Ей восемнадцать, ему двадцать два года; знатности они, правду сказать, одинаковой, хотя люди, вдающіе родословныя всего свта, находятъ, что родъ невсты будетъ, пожалуй, познатне. Но деньгами чего не замажешь. А Камашъ человкъ богатый и щедрый; вотъ хоть теперь: пришла ему охота устроить надъ всмъ лугомъ навсъ изъ втвей, чтобы укрыть его отъ солнца; и подъ этимъ то навсомъ будутъ у насъ пляски на вс лады и съ шпагами, и съ бубнами, и съ башмаками [8] Но всего интересне будетъ поглядть на этомъ свадебномъ пиру на бдняжку нашего Василія. Это. нужно вамъ сказать, молодой пастухъ изъ одного села съ красавицей Китеріей, и дома ихъ стоятъ рядомъ одинъ возл другаго. Исторія любви ихъ напоминаетъ давно забытую любовь Пирама и Тизбы; Василій съ малыхъ лтъ любилъ Китерію, она, тоже, съ малыхъ лтъ, любила и ласкала Василія. И такъ мило эти дти любили другъ друга, что въ сел нашемъ любимыми разсказами стали разсказы про ихъ любовь. Когда они выросли, отецъ Китеріи ршился не пускать Василія къ себ въ домъ, въ которомъ онъ прежде жилъ, какъ въ своемъ собственномъ, и чтобы на всегда избавиться отъ всякаго страха и заботъ, ршился выдать дочь свою за богатаго Камаша, такъ какъ Василій, большій любимецъ природы, чмъ фортуны, казался отцу Китеріи не подходящей ея партіей. Василій, кстати сказать, молодецъ хоть куда: ловкій, сильный, славный боецъ, мастерски играетъ въ мячь, бгаетъ, какъ лань, скачетъ лучше козы, въ кегляхъ сбиваетъ шаръ словно волшебствомъ, поетъ какъ жаворонокъ, гитара у него не играетъ, а будто говоритъ, и въ довершенію всего владетъ за славу кинжаломъ и рапирой.

8

Испанскій танецъ, въ которомъ танцующіе выбиваютъ тактъ на башмак.

— За одно это, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, молодецъ вашъ, за перекоръ всмъ Ланцеюлотамъ, достоинъ былъ бы жениться нетолько на красавиц Китеріи, но на самой королев Женіевр, еслибъ покойница была жива.

— Подите-ка, скажите это моей жен, отозвался вдругъ Санчо, вбившей себ въ голову, что каждый долженъ жениться на ровной себ, по пословиц: всякая овца для своего самца. Я бы желалъ, чтобы этотъ славный молодецъ Василій, котораго мн такъ жаль, женился бы себ на Китеріи, и да будутъ прокляты здсь и на томъ свт злые люди, мшающіе жениться каждому на комъ любо ему.

— Позволить всмъ влюбленнымъ жениться и выходить за мужъ по своему желанію, отвчалъ Донъ-Кихотъ, значитъ отнять у родителей законное право устроивать судьбу своихъ дтей. Если дать волю двушкамъ выбирать себ мужей, то между ними нашлись бы такія, которыя повыходили бы замужъ за своихъ лакеевъ, ни повсились на шею первому встрчному фату, хотя бы это былъ самый развратный негодяй. Любовь въ частую ослпляетъ насъ, лишаетъ разсудка и заставляетъ дйствовать съ завязанными глазами, такъ что безъ особеннаго инстинкта и помощи свыше, мы очень легко можемъ ошибиться въ выбор, ршающемъ, быть можетъ, судьбу всей нашей жизни. Собираясь отправиться въ дальній путь, мы выбираемъ себ и врнаго и пріятнаго компаньона. почему бы намъ не длать того же, выбирая товарища на всю жизнь, предназначеннаго всюду слдовать за нами до самой могилы, какъ слдуетъ за мужемъ жена. законная жена не вещь, которую можно продать, перемнить или уступить, а часть насъ самихъ, неотдлимая отъ насъ до конца нашей жизни; это узелъ, который, будучи однажды завязанъ на нашей ше, становится новымъ Гордіевымъ узломъ, котораго нельзя развязать, а можно только разсчь смертью. Сказалъ бы я побольше объ этомъ предмет, но теперь мн желательно узнать, не сообщитъ ли намъ господинъ лиценціантъ еще чего-нибудь о Василі?

— Скажу вамъ еще, отвчалъ студентъ, бакалавръ или лиценціантъ, какъ именовалъ его Донъ-Кихотъ, что съ того времени, какъ узналъ Василій о свадьб своей красавицы съ Камашемъ богатымъ, его никто уже не видлъ веселымъ; никто не слышалъ отъ него веселаго слова. Сталъ онъ все грустить, да думать какую-то зловщую думу, сталъ удаляться отъ людей, говорить самъ съ собою и какъ будто забываться. стъ онъ мало, да и то одни плоды, спитъ еще меньше, какъ дикій зврь, на голой земл, подъ открытымъ небомъ. По временамъ подымаетъ взоры къ небесамъ, или приковываетъ ихъ въ земл, и стоитъ неподвижно, какъ статуя, за которой втеръ колышетъ одежду. Словомъ, по всему видно, что не на шутку полюбилась ему красавица Китерія, и многіе начинаютъ побаиваться, чтобы ея завтрашнее да — не убило его.