Дорога длиною в жизнь
Шрифт:
— Ты хоть сам-то веришь в то, что говоришь?
И король подвел его к стене, через которую только что прыгнула его лошадь. Она лежала в ручье, который протекал прямо за стеной, образовав там небольшой ров. Передние ноги лошадки были сломаны, и прозрачные слезы скатывались из ее глаз. Невесть откуда взявшиеся конюхи суетились вокруг несчастного животного, понимая, что ей ничем нельзя помочь. Зандер отвернулся, не желая смотреть, что будет с его лошадкой, и уткнулся лицом в камзол короля. И только судорожный всхлип вырвался из его груди:
— За что?
Король снова вскочил в седло и, легко подтянув вверх Зандера, усадил перед собой, прижимая к своей груди. Только сейчас, в ласковых руках своего короля, юноша осознал весь ужас случившегося. Ведь он мог не успеть взмыть
— Не переживай, мой дорогой, лошадка была уже старая. Она всегда бегала в паре с конем Ориана, когда тот был еще жеребенком, поэтому побежала за ним и сейчас. Я подарю тебе красивого иберийца, и ты научишься заправски скакать на нем.
А граф Ориан, ехавший чуть впереди, гневно покусывал свои красивые губы и бросал уничижительные взгляды на шута его величества.
========== Глава 27 ==========
Король сдержал свое обещание и уже к зимним праздникам подарил своему шуту прекрасного жеребца, иберийца, безумно дорогого, купив его у заезжих купцов. Он сообщил об этом за обедом, как бы между прочим. Граф Ориан гневно отшвырнул вилку, которая, звякнув по тонкому фарфору, подпрыгнула на тарелке и разбрызгала гранатовый соус кровавыми каплями по белоснежной скатерти.
— Ваше величество, как-то помнится, вы обещали подарить мне коня. Уже год прошел, а подарка я так и не увидел, — раздраженно бросил фаворит своему королю.
— Обещал, Ориан, помню. Но мне не попался до сих пор конь, достойный тебя. Кроме того, у тебя есть великолепный кладрубер. Равных ему я пока не встречал, — очень спокойно, никак не прореагировав на вспышку гнева Ориана, ответил ему король.
— Но об этом иберийце все только и говорят сейчас в столице. Сплетничают на каждом углу. Этот конь должен ходить под настоящим всадником, а не под этим… шутом, — и он презрительно глянул, как обычно, на юношу, при этом одарив его одной из своих неизменных ухмылок.
— Ничего страшного. Виконт Зандер научится сидеть на лошади не хуже тебя.
— Сидеть, может, и научится, но ему никогда не стать всадником, достойным этого коня.
Они спорили между собой, и никого из них совершенно не интересовало ни мнение Зандера, ни вообще что он по этому поводу думает.
— А вот это мы и проверим, — улыбнулся король. — Следующей весной, когда на королевском манеже возобновятся скачки, вы с виконтом Зандером будете открывать их соревнованиями по конкуру. Ты — на своем кладрубере, и виконт — на иберийце, а весь двор посмотрит и примет решение — кто из вас лучший наездник и кого достоин носить этот конь. А призом будет… Я подумаю, что назначить призом, у меня еще есть время.
— Хорошо же он будет смотреться в своем шутовском наряде на коне, достойном королей, — яд так и тек с уст королевского фаворита, а красивое лицо его исказила гримаса злобы и ненависти.
— О наряде для скачек для своего шута я тоже подумаю, — парировал ему король. — Успокойся, Ориан, следующий конь, которого доставят во дворец и на которого упадет мой королевский взор, обязательно будет твоим, я тебе это обещаю, — успокаивал он своего фаворита.
Так Зандер обычно успокаивал Лемми, обещая ему купить понравившуюся игрушку, но которую только что купили перед ними. Граф надул губы, как маленький ребенок, и, недовольно отодвинув тарелку, потянулся за бокалом с вином. Зандер тоже протянул руку, чтобы взять свой бокал, но она была отведена в сторону властной рукой, и ему опять пришлось довольствоваться соком. И вдруг он увидел, что граф улыбнулся своей обворожительной улыбкой и… показал язык — вот так, тебе нельзя, а мне можно.
«Ну точно, совсем как ребенок», — тоже искренне улыбнулся ему юноша и почти незаметно отсалютовал ему бокалом с вишневым соком, по цвету напоминающим то вино, которое пили король с графом.
После обеда король повел их посмотреть на свое новое приобретение. Зандер хоть ничего и не понимал в лошадях, но и то заворожено смотрел на это чудо. Конюх, держащий
под уздцы коня, протянул Зандеру кусок хлеба, посыпанный солью.— Идите угостите своего друга, — король легонько подтолкнул его к животному.
На юношу смотрели большие умные миндалевидные глаза. Он протянул руку, и бархатистые губы сначала прикоснулись к его запястью, как бы благодаря за лакомство, а потом очень осторожно взяли хлеб из его пальцев. Зандер провел рукой по гибкой шее, а потом потрогал длинную волнистую гриву. Конь ткнулся в плечо юноши своей горбоносой мордой, а потом и вовсе положил ему голову на плечо, задев бубенчики на его колпаке, которые немедленно отозвались легким звоном.
Король, взяв под руку своего фаворита, вывел его из конюшни, оставив Зандера и дальше знакомиться с конем. С этого момента его величество добавил в плотный график юноши час занятий верховой ездой, чему тот был безумно рад. Вырваться из-под опеки и внимания короля хотя бы на час стало для него просто необходимо, ибо стал замечать, чем больше он находился рядом с его величеством, тем сильнее становилось расположение последнего к нему. Он не хотел даже думать о своей тяге к его величеству. И ему совершенно не хотелось наживать себе смертельного врага в лице фаворита короля, достаточно было и его презрения.
А король, как специально стараясь поссорить шута со своим любовником, начал делать Зандеру подарки, демонстративно, на глазах у всех, в том числе и у Ориана, подчеркивая достоинство той или иной преподносимой вещи. Сначала подарки были совсем пустяковые, потом все дороже, а затем безумно дорогие, как ибериец. Только одежду он не дарил ему, но требовал, чтобы все его шутовские наряды заказывались у самых дорогих и модных портных. Он сам проверял и оплачивал от них все счета. А совсем недавно он подарил Зандеру кулон с бриллиантом в виде капли. Бриллиант сверкал и переливался на лишенной растительности груди юноши в разрезе воротника пестрой куртки. На очередную вспышку гнева своего фаворита король лишь усмехнулся, вызвав тем самым душевное беспокойство у шута. Юноша никак не мог понять, какую цель преследует король, но ссор с его любовником он старался избегать любым способом, даже ценой собственного унижения. Не верилось ему в любовь короля, хотя очень хотелось.
Во дворце, в каждом коридоре, придворные открыто, а слуги шепотом обсуждали противостояние шута и фаворита и предстоящий весенний праздник в манеже. Но в последний момент король объявил, что все соревнования состоятся на открытом воздухе, на том самом луге, где чуть не произошла трагедия прошлой осенью.
Площадку для конкура готовили особенно тщательно, по ней установили разного вида раскрашенные препятствия: чухонцы, оксеры, тройники, каменные стенки и прочее. По периметру ее украсили цветами, а рядом с каждым препятствием поставили мраморные статуи. И даже выстроили многоярусные трибуны, чтобы король с придворными могли наблюдать за ходом соревнований.
Предполагалось, что все участники состязаний будут разбиты на пары, как укажет жребий. Только одна пара вначале исключалась — фаворит—шут. По замыслу короля, они должны были сойтись в конце. Если им не повезет и кто-то из них выбудет раньше, а может, и оба, то все равно в их паре победителем будет считаться тот, кто дольше всех пробудет на конкурном поле…
*
— Едут, едут! — закричали зрители с трибун, завидев разноцветную красивую кавалькаду — то были всадники, участники соревнований. Они были просто великолепны: шапочки, рединготы, бриджи, сапоги. Каждый старался выглядеть бесподобно, но среди всех выделялся своей неповторимой красотой фаворит короля. Его редингот был особенно хорош — не только яркостью расцветки, но и богатством вышивки на нем. И вдруг по рядам зрителей прокатился смешок — они увидели шута в его неизменном шутовском костюме верхом на великолепном коне. Король не позволил Зандеру даже на соревнования надеть красивый сшитый на заказ костюм, как всем, сказав, что он шут и шутом останется в любой ситуации. Разрешил снять только бубенчики с колпака и вместо туфель надеть сапоги. Юноша спорить не стал, хотя чувствовал себя униженным.