Дорога на Альдебаран

Я вытягиваю перед собой руки. Они выглядят куда более основательными, чем у Гэри Ренделла раньше, а Гэри был подтянутым парнем, поверьте мне. Ах да, Гэри – это я, конечно. Не стоит об этом забывать, хотя постоянно помнить не всегда получается.

Я – убийца монстров. Пусть они меня боятся во тьме, если у них хватит мозгов, чтобы бояться. Склепам меня не убить, так что теперь они стараются проникнуть в меня исподволь. Не самое лучшее политическое решение с их стороны, так что я намерен подать жалобу и самым серьезным образом предупредить любых моих недоброжелателей.

Вот с этим решением зверь, которым я стал, кое-как ковыляет туда, откуда явилась эта тварь, озираясь, как охотничья собака, на каждом перекрестке. Иногда скачки гравитации пригибают меня к полу. Иногда воздух становится ядовитым. Неизменны лишь холод и тьма, но теперь у меня есть цель. Кто-то попытался испортить мне настроение, и я собираюсь отплатить ему тем же, Тото, в этом ты можешь быть уверен.

Прошло немного времени, и впереди начало разгораться зелено-белое мерцающее свечение. Никогда такого не видел. Я думал о монстрах-телепатах, вообще о фауне Склепов; она развивалась вместе с бесчисленными путешественниками, пока не ухитрилась залезть в инопланетный череп, чтобы царапаться там. Нет, стоп, впереди что-то другое. Похоже, такой же бродяга, как и я. Или это и есть источник моих мучений? Накатывает волна гнева, словно я еще не исчерпал его запасы во время битвы с пауком. Нет, с этим надо бороться. В конце концов, я посол Земли. Я дружил с яйцелюдьми, ходил с Пирамидками и видел еще дюжину других разумных рас. Правда, мы не общались, но до сих пор я никого не убил, не считая тех, кто хотел убить меня.

Несдержанность – новая тревожная грань моей личности, и я подозреваю, что она намерена остаться со мной надолго. Делаю несколько глубоких вдохов и расслабляю мышцы, загоняя страсти туда, откуда они вылезли. Они покорно отступают, но недалеко, словно хищник, притаившийся за пределами света моего костра и тихо порыкивающий там в кустах. Ладно, и так сойдет. Пора надевать маску дружелюбия, следить за походкой и встретиться с соседями. Может, удастся одолжить у них газонокосилку, ну, такое устройство телепортации, способное доставить меня домой. Наверняка кто-нибудь во вселенной изобрел такую штуку. Правда, если бы она у них была, они бы здесь не сидели. Зачем им бродить между звездами пешком?

Итак, весь такой из себя спокойный и собранный, крадусь на цыпочках подбираюсь к ближайшему углу. Трупный свет становится меж тем все сильнее. Еще один поворот, и стены уходят ввысь, а свет образует на сводах какие-то невнятные тени, но одна из них движется.

Понятия не имею, зачем в Склепах такие здоровенные пещеры. Во многих из них развелись монстры, но я предполагаю, что в планах строителей подземный зоопарк не значился. В некоторых пещерах мне попадались скульптуры или фрески на стенах, другие стали временным пристанищем для таких, как я. Там инопланетная пыль и всякий хлам. Как в любом оставленном жилище. Но неизменно одно: если долго бродить по штрекам, рано или поздно набредешь на такую вот пещеру, на миг тебя посетит иллюзия пространства и свободы, но очень скоро ты поймешь, что это просто еще одна часть того же чертового лабиринта.

В каждой такой пещере своя гравитация, это я усвоил на собственном горьком опыте. Возможно, в этом и состоит их предназначение, важное инженерное решение для примирения Склепов и физики. Вот и здесь то же самое. Подкравшись поближе, я ощущаю тошнотворную тяжесть в животе. Плоский коридор превращается в предательский склон, ведущий в помещение кубических очертаний, точнее в один из углов, заваленный обломками из сброшенных панцирей и битого камня. Там кто-то есть.

Сначала я вижу фонарь. Это стержень высотой с человека, изогнутый наверху на манер пастушьего посоха. В этой открытой петле висит источник света. Его ничто не держит. Никаких энергетических пучков от генератора Ван дер Граафа, как в плохих фантастических фильмах. Горит беззвучно, стабильно, лишь иногда вспыхивает, будто икает. Вокруг располагаются… э-э… по-моему, дохлые насекомые. Торчат изогнутые ноги. Я не сразу понимаю, что это просто какие-то вещи, багаж.

Горит огонь. Путник не просто разжег какой-то хлам в металлической чаше. Это высокотехнологическое устройство. У него есть огонь, потому что пламя ему приятно, оно скрашивает довольно мрачную природу этого места живым светом. А вот и он, хозяин лагеря, настороженно наблюдающий за мной.

Это... почти человек – таковы первые слова, приходящие мне в голову. Потом я вижу, что первое впечатление ошибочно. Поблескивает металл, и ничто не говорит о том, есть ли внутри какое-нибудь живое существо, или хотя бы колония микроорганизмов. То есть я вижу скафандр. Фигура сидит, сгорбившись, сложив на груди не то рудиментарные, не то вспомогательные конечности, довольно длинные, как у обезьяны, по-моему, бронированные. Впрочем, это можно сказать и обо всем теле. Куполообразный шлем оснащен четырьмя иллюминаторами: два направлены вверх, два вниз, но ни один не расположен на уровне человеческих глаз. Между ними находится прямоугольная панель с вращающимися зубчатыми колесами, они тихонько постукивают. Возможно, он так ест, а может, устройство предназначено для общения, зато можно обходиться без языка.

Конечности явно не человеческие, руки в состоянии покоя изогнуты внутрь, локтевые суставы торчат наружу. Ноги кривые, заканчиваются четырехпалыми подушечками, – на мой взгляд, сохранять равновесие, опираясь на такие, трудно. Но в целом это самое человеческое существо, которое я встретил за долгое время.

Я неловко спускаюсь, придерживаясь за стену, покрытую резьбой, и наконец добираюсь до относительно ровного участка, засыпанного щебнем. С ужасом думаю, как бы ненароком не сбить его светильник, но, к счастью, обходится.

– Привет, – говорю я, поднимая руку. Он ниже меня ростом, хотя выглядит мощнее за счет бочкообразного туловища. Одна из его главных рук больше другой, в ней он держит какой-то цилиндрический механизм, но обе руки заканчиваются четырьмя пальцами: одинаковыми по размеру и одинаково отстоящими друг от друга. Отблески светильника вспыхивают в нижней паре линз, когда он смотрит… я не знаю, куда он смотрит. Его механический рот невнятно произносит что-то, будто он мурлычет себе под нос песенку.

– Привет, – еще раз говорю я, садясь перед огнем. Слежу за лицом – на нем должна сохраняться доброжелательная улыбка, хотя в данном случае едва ли это имеет значение. – Как дела, приятель? Немножко прохладно, верно? Я только что вернулся с Альдебарана, устал, как собака. – Мой голос разносится по пещере и звучит чудно даже для меня, не говоря уж о моем «собеседнике». Он продолжает глазеть на меня, ну, это я так думаю, что на меня, на самом деле понятия не имею, куда он смотрит. Но его речевой прибор направлен в мою сторону. Одна из его меньших рук лезет в щель на боку и вытаскивает кусочек чего-то, что он добавляет в огонь. Тут же запах сухого горелого воздуха сменяется, наполняясь довольно приятным ароматом. Возможно, для него это привычный способ общения, но беда в том, что мои обонятельные центры за несколько месяцев в Склепах почти утратили способность воспринимать запахи. Вот если бы несколько миллионов лет назад!.. И как ему отвечать? Художественным метеоризмом?

– Как заставить собаку лаять? – спрашиваю я. Послушав собственный голос, мне уже не хочется молчать. – Давай-ка, подбрось еще смолы в огонь! А ты вообще-то знаешь разницу между кошкой и собакой? О, вот хороший вопрос: как похоронить слона? Неподъемное дело, я тебе скажу. Мамонты… слоны… – Из меня так и прет всякая чушь. Намолчался. Теперь все это лезет наружу: все эти глупые шуточки, которых я не слышал с восьми лет. А ведь я, между прочим, посол человечества к звездам. – Как слоны прячутся в джунглях, а? Красят яйца в красный цвет и забираются на вишневое дерево. А какой самый громкий звук в джунглях? Обезьяны едят вишни, верно, ведь?

– Обезьяны, – произносит существо, причем звук идет вовсе не из его ротовой машинки, а откуда-то из груди. Да какая разница, как он издает звуки, главное – что он их издает! И эхо первого человеческого слова, произнесенного нечеловеком, повисает между нами.

– Ага, обезьяны, – повторяю я. – Бочка обезьян. Обезьяньи дела. Волшебная обезьяна. Путешествие на Запад. Макака Ака-Ака. Обезьяна не может купить тебе любовь. Нет, погоди, это неправильно.

Одна из его меньших рук снова ныряет куда-то вглубь и достает прямоугольный брусок, протягивает его мне. Я беру, не задумываясь, снимаю обертку. А чего? Дело знакомое.