Дождь в полынной пустоши. Книга 2

Окно было делать зачем?

Двое в проходе, оттаптывая ноги наблюдателей, испытывали преимущество фальшиона перед мечом. У,фальшиона получается неплохо, потому как плохо у, меча.

– Сегодня отменная гусятина, - ненавязчиво рекомендовали унгрийцу. — Под фриульским острым соусом из белых грибов.

– Если только позже. Хьюб аф Ассам здесь? — выискать самостоятельно в людском скопище нужного человека не реально, даже с учетом запоминающейся внешности чулочника.

– Впервые в Рыбаре? — любопытствует шинкарь (или помощник шинкаря), зная ответ наперед.

– Понятно. Кусака где?

– Вам зачем?

– Король прислал.

Шинкарь шуткой проникся. Уважал шутников со стесанной вполовину харей и шнепфером на поясе. Даже последнюю хохму помнил. Мастер Тонзур*.

– На второй этаж поднимитесь.

Не жест в нужном направлении, подъем, уводящий на галерею и коридоры, не заметить.

– Второй от начала.

Монетка за информацию не разорит. Там где торгуют все и всем, не рядятся в одежды бессребреников и не прячутся за маски бескорыстия. Отчего высоким договаривающимся сторонам легко достичь взаимного понимания или ясно представлять условия его скорейшего достижения.

– С ним саины Асмус Готье и Перри аф Боссуэлл, - предупредил шинкарь, отрабатывая щедроты приметного владельца приметного шнепфера. Монетку он отложил на удачу. Бывший хозяин ею не обижен, небось и ему перепадет.

– Учту.

– Уж, пожалуйста. Буду вам весьма признателен. И не только я.

Колин воздержался уточнять, почему один плебейски Готье, а второй благородно аф Боссуэлл. Расспрашивать шинкаря, обращать нездоровое внимание. На них уже косились с подозрением. Шоссы с заплатами на коленях, плащ отобранный у нищего - кастовый признак своего. Голодранство, как показатель благонадежности. Колин явно выпадал из общей фактуры, что естественно не могло не привлечь желающих начать ссору. Найдутся и зрители ссору поддержать и судьи мешаться. Иерархия социума базируется не на авторитете, а на готовности в нем усомниться и оспорить глоткой или оружием. Впрочем, от нечего делать, такое тоже происходит и не настолько редко, как о том рассуждают.

Лестница истошно скрипела под шагами. Перила ходили ходуном, а к ним не притрагивались. Вид сверху в некотором смысле познавателен. На клетках белого и черного мрамора, незамысловатая партия, люди против людей. В конце концов, к подобному противостоянию всегда и сводиться.

Алтарь заменен прилавком, иконостас навесными полками с шеренгами колотых кувшинов и короткогорлых бутылок. Пивная вместительная бочка замещала крестильную купель. Сказались ли перемены на жизни прихожан? Не факт. Человеку одинаково хорошо и в храме и в питейне. В кабаке даже лучше. Говорить можно на равных сколько угодно и о чем угодно, глухих не услышать нет.

В коридоре своя музыка. Под любовниками скрипит и долбит в стену спинка кровати. Отчаянно ругаются. Играют в кости. Поют. Женский голос весьма приятен. Во многих комнатах отсутствуют двери. Оригинальный способ продемонстрировать открытость миру и гостеприимство входящему.

Кусака отыскался в пятой коморе, по левой стороне. За занозистым елового теса столом, скромно, по бедности, сервированным. Чашка с увядшей зеленью, крупно покромсанный сыр, тарелка с объедками. Кости выгрызены добела. Ни жилки, ни хрящика. Пара емких кувшинов с вином. Рекомендованную гусятину или не любили, или экономили на ней. Вместо нежного жаркого, расковырянный пальцами — вилок нет! соленый свиной паштет.

– Колин аф Поллак, барон Хирлофа, - назвался унгриец, переступая порог. Дыра в полу, несомненно, являла собой условность разделительного рубежа пространств комнаты и коридора, именуемую порогом.

– И что дальше? — зыркнул через плечо собутыльник Кусаки. Когда жизнь все время против шерсти и у беспородной брехливой шавки вздыбится львиный загривок.

– А дальше содержательный, надеюсь на то, разговор, - ответил унгриец, не уточняя, с кем именно собирается говорить, но красноречиво поглядывал на калечного чулочника и кольцо марешаля на большом пальце левой руки. Самозваный сотник цацкой игрался. Крутил.

– Тогда спустись вниз, - щелчок беспородного по кувшину. — Начать диалог о поводе сюда заявиться.

– Именно диалог. А когда из двоих одни не пьет, не пьет и второй, - напомнил Колин этикет, принятый у наемников.

Хьюбу не по нраву сказанное. Его, марешаля, приравнивали к простому бандиту.

– Нас - четверо! — упрямится и настаивает беспородный, неверно истолковав реакцию Кусаки.

– Да, ну!? — подивился Колин вовсе не причислению себя к компании чулочников, а не желанию плебея понимать о чем разговор.

Недоброе молчание и отличная возможность разглядывать троим одного, одному - троих. Готье и Боссуэлл не сговариваясь развернулись к унгрийцу. Хьюб обозревал гостя без помех.

Прежде Колин этих двоих с Кусакой не видел. В ту, первую короткую встречу, Ассама сопровождали совершенно другие люди. Намеренная ротация среди верных сподвижников? Или шаткость рядов, лишенных герба и наследства, обусловленная рядом скрытых причин. Их не может быть много. Причин. Вдруг марешаль хороший командир, а вольница не приемлет жесткого подчинения. Или герой Всполья больший самодур, чем готовы от него терпеть. Более вероятно он — заурядно нищ! Чем не фактор несостоятельности долгосрочных с ним отношений. Место человека определяет успешность. Неудачники с амбициями похожи на рыб, на мгновение выпрыгнувших из воды. Плеску много, падение неизбежно, до облаков не дотянуться, от месяца не откусить.

В Рыбаря Колин пришел нанять Ассама. Не самый разумный шаг, но не требующий от него каких либо сверх усилий. Сразу же неприятное отрезвление. Не получится. За чужую идею, такие не бьются. У них своя имеется. Прибаюканная, пригретая, взлелеянная и, конечно, неисполнимая. Так что марешаль Ассам, по личным качествам, не подходил для предполагаемого сотрудничества.

Этот под чужую дудку не спляшет, - изучал Колин Кусаку, не торопясь отказываться от идеи купить чулочника.
– Если только недолго. Сам музыкант. А что дружки?
– переключился унгриец на собутыльников марешаля.

Альтернатива безрадостна. Отсюда полное неприятие такой альтернативы.

Беспородный никогда не главный, даже в собственной жизни. Человек, заказывающий выпивку. Когда платит не он. Одинаково готов слушать и ругаться. Благородный (удар снял над левым глазом мясо) слишком долго на дне, желать всплыть. Не стремиться к большему, не потерять последнего. Своеобразный трус.

Обоих бы и близко не подпускать к столу. Но очевидно Ассам из собственных соображений, находил приятелей достойными совместной чары и засохшей брынзы. Заподозрить финансовую состоятельность подчиненных, поить марешаля, надо иметь изощренное воображение.

– Меня вижу, знаешь. Это Боссуэлл. — сдержанный кивок в сторону однобрового.
– Это Готье, - кивок на беспородного не последовал.

Как всегда плебей в конце списка…. В конце всех списков…. Существующих и задуманных, - согласен Колин с порядком представления, но с поправкой. Такие острее чувствуют свое, непервенство. Оно их не устраивает! Возможен ли с этого получить малый процент?

Надо подумать, - делает закладку в памяти Колин, но есть ощущения, плебей постарается подумать о себе сам.