Dreamboat 1

Лихой сотрудник контрразведки Жорж Белоносов покраснел так, что казалось, готов воспламениться, Северианов же и бровью не повёл, продолжая со вкусом маленькими глотками пить чай, словно к нему вышесказанное вовсе не относилось. Со слов Петра Петровича выходило, что главные заслуги в ликвидации банды Топчина принадлежат Марии Кирилловне, самому подполковнику, Насте Веломанской и Жоржу. Он же Северианов, всего лишь оказывал незначительную помощь главным действующим лицам, в принципе, и без него бы обошлись. Как ни странно, но подобная постановка вопроса Северианова вполне устраивала.

– Вы нашли жениха, Настенька?
– с материнским участием спросила Мария Кирилловна, накладывая в тарелку блины и наполняя кипятком очередную чашку.

– Увы, Мария Кирилловна, пока нет. Петр Петрович был чрезвычайно любезен, помогал мне всем, чем возможно. Жорж вообще выше всяких похвал. Я уверена, что с их помощью я, наконец, найду Виктора, но пока, увы, мы лишь блуждаем в потемках. Казалось, появилась надежда, нашлись люди, видевшие моего Витю, но в результате, нас захватили эти страшные бандиты, и если бы не помощь господина штабс-капитана, мы, вероятно, не сидели бы за этим гостеприимным столом и не общались с вами, господа...

Настя замолчала, добавить было нечего, взоры присутствующих обратились к Северианову, но штабс-капитан не торопил события, словно интересовали его только крепость и аромат чая, да сладость варенья из крыжовника. Собравшиеся жаждали рассказа, интересной истории, приключений, описания подвигов. Жорж, к сожалению, не смел раскрыть рта, смущенный до неприличия, а Настя не могла в полной мере утолить любопытства публики. Говорить должен был не проявлявший активности Северианов, ибо хорошо смазанный, с полным магазином кургузый кулацкий обрез более пригоден для дела, чем его декоративное окружение: изящно-красивые, с инкрустированными затейливой резьбой рукоятками, с вкраплением драгоценных камней, но незаряженные и небоевые пистолеты и револьверы, годные лишь для украшения. Театрально-драматическая пауза, грозила затянуться до неприличия, и Петру Петровичу волей-неволей пришлось просить подчиненного рассказать о минувших событиях. Северианов облизнул ложечку, тщательно промокнул губы салфеткой и небрежно откинулся на спинку плетеного кресла.

– Увы, господа, в сущности, ничего особенного не произошло. Как совершенно справедливо отметил Пётр Петрович, все, что имело место, является повседневной и совершенно обыденной деятельностью контрразведки. Ничего героического, ничего сверхъестественного. Я вел наблюдение за бывшим особняком покойного ныне графа Одинцова в Гусилище. Увидел, как преступники выводят из коляски пленников: мужчину и женщину. В мужчине я опознал прапорщика Белоносова, после чего принял решение освободить узников. Вот, собственно, и все: в случившемся огневом контакте бандиты были уничтожены. Никакого подвига, обычная работа.

Северианов замолчал, давая понять, что рассказ окончен, больше добавить к сказанному нечего. Вновь повисла пауза, после чего собравшаяся публика взорвалась возмущенным негодованием: ожидания чудесного приключения не оправдались, вместо душещипательного трагизма им выдали набор банальных фраз. Нет, так не пойдёт: гости требовали подробностей, деталей; требовали драмы, слез, переживаний, душевных метаний. Что такое, чёрт возьми, в конце концов, надо уважать собравшихся.

– И сколько было преступников?
– спросил Иван Иванович Краснокутский, пытаясь продырявить взглядом китель Северианова в районе диафрагмы.

– Десять человек.

– И Вы не испугались?
– Мария Кирилловна спрашивала с трепетным ужасом, в её понятии даже двое бандитов являлись неисчислимой угрозой, что уж тут говорить о целом десятке.

– Боялся, Мария Кирилловна, еще как боялся, - Северианов открыто улыбнулся хозяйке.
– Больше всего боялся за госпожу Веломанскую и Жоржа, за то, чтобы им малейшего вреда не причинили. Потому действовать надо было решительно и жестко. Остальное: страх, волнение, переживания - в данном случае роли не играли, только расчет и умение. Сноровка, то есть. У меня было два нагана и карманный дамский браунинг, вполне достаточно. Ответный огонь преступники открыть не успели, в результате Настя и Жорж - перед вами, к большому счастью, целые и невредимые.

Юрий Антонович Перевезенцев с пристальным вниманием рассматривал Северианова.

– Что ж, скромность всегда была достоинством и украшением русского офицера!
– сказала Ольга Петровна. Получилось весьма пафосно и напыщенно, госпожа Лауди вовсе не желала подобного эффекта, потому, возможно впервые в жизни, испытала некое смятение и даже смущение. Она по-новому, внимательно рассматривала Северианова, он даже чем-то напомнил её первую любовь, за которую она едва не выскочила замуж, и это нечаянное воспоминание смутило Ольгу Петровну ещё пуще. Она хотела добавить ещё что-то, но неожиданно для себя самой промолчала.

– Испугалась я, господа, - пришла на помощь Северианову Настя.
– Испугалась - мягко сказано, такой ужас пришлось пережить - словами не выразить. Представьте, уже с жизнью попрощалась, уже готовилась к мучениям, к смерти, вдруг грохот, стрельба, кровь! Мёртвые бандиты кругом...

– Жуть!
– кивнула Мария Кирилловна.
– Как Вы пережили подобное, Настя, я даже представить подобного не в состоянии.

На грозного прапорщика Белоносова было жалко смотреть: больше всего Жорж мечтал сейчас убраться куда-нибудь подальше из этого уютного мирка, провалиться сквозь землю, исчезнуть, мгновенно перенеслись в свою уютную клетушку в архиве. Хотя его никто не только ни в чем не упрекал, наоборот, им восхищались! И от этого восхищения, от нелогичности ситуации Жоржу становилось невыносимо стыдно.

Армянский князь с его волшебного вкуса хашламой был несправедливо забыт. Мнение общества разделилось. Например, Сергей Сергеевич Мараев восторга Марии Кирилловны не разделял: сам он во время охоты поражал белку в глаз, а уж уток дробью и вовсе бил лучше всех в губернии, так что, случись ему оказаться на месте Северианова, справился бы не менее проворно, даже лучше этого ничтожного штабс-капитана, эка невидаль расстрелять в упор каких-то бандитов. Захар Захарович Полозков также считал поступок Северианова чем-то обыденным, а Пармен Макарович Викентьев вообще никак не реагировал, его больше интересовал остаток вина в стоящей напротив бутылке, а также разница между красным и белым, между сухим и полусладким. Истина, как говорится, в вине, а вовсе не в пальбе из револьверов. Все это блажь, глупость и суета, жизнь так коротка, нужно успеть предаться удовольствиям, кои заключаются на дне бокала, а вовсе не в патронных каморах.

Петр Петрович Никольский не преминул воздать похвалу своему офицеру:

– Господин Северианов, вообще, герой! Недавно вернулся из тыла красных, там попал в засаду ЧК, чудом вырвался.

– Ого!
– заинтересовался Юрий Антонович. Он аккуратно расправил складки брюк, выставив напоказ новенькие, с иголочки туфли кукурузного цвета на высоком каблуке и щегольские носки.
– Весьма интересно. Соблаговолите поведать сию историю, Николай Васильевич. И желательно поподробнее, уж больно любопытно, а не так как Вы: пришёл, увидел, победил... Право слово, скучно.

Северианов безразлично пожал плечами.

– Веселого было мало. Действительно, пришёл, увидел и... ушёл. Вернее, убежал, если уж быть до конца точным.

– Николай Васильевич!
– Мария Кирилловна смотрела умоляюще.
– Ну, так же нельзя. Мы чрезвычайно редко видим настоящих мужчин, героев, богатырей, можно сказать, нам жутко завлекательно, любопытно, мы сгораем от интереса, места не находим, а Вы... Уж потрудитесь рассказать все подробно, умоляю Вас. Со своей стороны обещаю лишнюю чашку чая и блинов с медом, сколь душе угодно будет. Не томите. Мы люди простые, героизму не обученные.