Dreamboat 1

Чинно, степенно рассаживались за столом, армянский князь с гордостью и изрядным бахвальством самолично разливал - раскладывал аппетитно пахнущее кушанье по тарелкам, сияя, как начищенный самовар. Дурящий ароматный запах дразнил ноздри, будоражил воображение. Разваренное, отделившееся от костей мясо, напоенное томатно-луковым соком таяло во рту. Засверкало разлитое по бокалом янтарное вино, зазвенел хрусталь, забряцали ложки, вилки, ножи; разговоры на недолгое время затихли, и гости предались трапезе, изредка нахваливая кулинарное творение Срвандзтяна. Свежий воздух, ленивое тление угольков костра, поющий самовар - все это удесятеряло аппетит и настраивало на самый беззаботный и добродушный лад.

– Приснился мне сегодня, господа, возмутительнейший сон, - сыто улыбаясь, рассказывал Юрий Антонович Перевезенцев.

– Ужас какой-то, трепетный кошмар, клянусь честным словом! Впрочем, что рассказывать, я стихотворение сочинил по поводу этого сна, не изволите ли выслушать?

Нет, памятника себе я не воздвиг!

Загадкой он во сне явился,

Которой до сих пор я не постиг,

Мне странный сон приснился.

Как будто мне воздвигнуть монумент

На склоне в городе решили.

И вот настал торжественный момент,

А статую привезть забыли.

И с просьбой обращаются ко мне:

"Постой, пока открытье происходит!"

На постамент полез я в этом сне,

Вокруг толпа шумливо бродит.

Потом все тихо разошлись,

Забыв на постаменте статую поэта.

А я стоял, окаменев, но жив,

Прохожих равнодушием задетый.

Когда же нестерпимой стала боль в ногах,

Я спрыгнул и ушел, не оглянувшись...

Какой же бред порой приходит в снах,

Когда ночь тяжела, а воздух душен.

Каково, господа! Предурацкий и прескверный сон! Просыпаюсь - и дрожу, что твой осиновый лист на ветру.

– Статуя во сне - это аллегория, - подал голос Захар Захарович Полозков.
– Это значит, пробуждение новых потенциалов, новая жизнь...

– Совершенно справедливо!
– откликнулась Мария Кирилловна.
– Это означает, Юрий Антонович, что вскоре вы добьетесь большего, чем желали, сможете совершить очень многое из задуманного, найдете новые впечатления. Возможны даже возврат старого друга, или появление новой возлюбленной. Так что успокойтесь, не берите в голову, все просто замечательно!

– Позволю себе с Вами не согласиться, Мария Кирилловна, - надула пухлые губы Ольга Петровна Лауди, молодящаяся чопорная дама, старейшая хозяйкина приятельница.
– Статую во сне видеть - есть знак скуки и печали. А также символ неосуществленных желаний.

Внешне мягкая, Ольга Петровна имела гранитный характер, и если она что-либо высказала, то иное мнение просто не имело права на существование. - Полно, полно, не сгущайте краски, Оленька!
– замахала руками Мария Кирилловна.
– Вы так бедного Юрия Антоновича совсем в испуг вгоните.

– Во всяком случае, каковы бы ни были толкования сего странного сна, результатом стали замечательные стихи!
– с лукавым миротворством матерого контрразведчика произнес Петр Петрович Никольский.
– Кои мы имели удовольствие слушать.

– Браво, Петр Петрович!
– губы Ольги Петровны растянулись в милостивой улыбке.
– Вы истинный мудрец и большая умница. Я всегда говорила: Пётр Петрович прямо-таки волхв и примиритель. Пока он руководит нашей контрразведкой - мы можем быть совершенно спокойны.

Петр Петрович блаженного прищурился и маленькими глотками, смакуя, допил вино. Трепещущая на ветру листва бросала на лицо Петра Петровича шевелящуюся тень, оттого казалось, что мимика постоянно изменяется. Он так внимательно смотрел на Северианова, Настю и Жоржа, что грозный прапорщик привычно покраснел, Настя смутилась, Северианов же остался совершенно невозмутим, казалось, вообще не заметил взгляда Петра Петровича.

Армянский князь не мог успокоиться, топорщил усы, расхваливая собственное угощение, в этом явно переигрывая, ибо блюдо гостям понравилось, и похвальбы Свардзтяна были излишни, наоборот, вызывали известное раздражение. Князю явно не хватало такта, его не слушали совсем, или слушали вполуха, из вежливости, он злился, готовый обидеться.

Пантелеймон подал поющий самовар, и Мария Кирилловна занялась привычным делом, разливая чай. Варенье из крыжовника в огромной розетке высилось в центре стола, распространяя умопомрачительный запах лета.

– Красных, конечно, прогнали, чему я несказанно рад, но жизнь в городе налаживаться не спешит. Иногда просто страшно из дому выходить, - разглагольствовал между тем Сергей Сергеевич Мараев, промотавшийся помещик, чье состояние в данный момент оценивалось размером дыр в карманах его пиджака цвета морской волны. Когда-то во времена незапамятные поместье Сергея Сергеевича было первым во всей губернии, у пассажирской пристани реки Вори швартовался его пароход "Борис Годунов", а сам Мараев щеголял в белоснежном костюме, с крупным бриллиантом в светло-лиловом галстуке и молочно-кремового цвета шляпе с широкими до неприличия полями, при шикарных глянцевых усах и кудрявой гриве роскошных смоляных волос. Его повсюду сопровождал вороватого вида цыганский ансамбль при гитарах и дрессированном медведе на цепи, проникновенно распевавший полуфривольные-полуприличные романсы, исполнение которых мало трогает душу, а деньги Сергей Сергеевич швырял направо-налево, не считая, с молодецкой удалью. Слава о любви барина к молоденьким актрисам, томным дамам полусвета и неопытным красивым дурочкам бежала далеко впереди этого элегантного красавца. Но, к сожалению, ничто не вечно, теперь Мараева принимали из жалости, по привычке, хотя от вальяжных замашек ловеласа и строгого барина он так и не смог избавиться. Или не пожелал... - На улицах до сих пор стреляют, раздеть среди бела дня могут запросто...

Неожиданно Ольга Петровна поддержала Сергея Сергеевича, хотя всегда относилась к нему с известной долей скепсиса и неприязни.
– Вы представляете, господа, у моей доброй знакомой недавно горничную бандиты на улице в коляску затащили и увезли в неизвестном направлении. Что такое, Петр Петрович, как же подобное возможно, хотела бы я у вас спросить...

– Где это случилось?
– не оставляя благодушного тона, поинтересовался Никольский.

– В городе где-то, я не уточняла. Не в горничной дело, другую возьмут, не суть важно. Я интересуюсь, когда Вы порядок подобающий наведете? Ей-богу, Петр Петрович, не в обиду Вам будет высказано: чекисты лучше вашего справлялись.

Ольга Петровна торжествовала, но смутить Петра Петровича было задачей непосильной, он ласково улыбнулся госпоже Лауди и величественно провозгласил, словно продекламировал:

– Ваше мнение, дорогая Ольга Петровна, значит для меня несравнимо много. И все же Вы глубоко несправедливы к нашей скромной службе. Контрразведка всегда на страже, мы постоянно присутствуем в самых неожиданных местах, просто заметить нашу работу, оценить успехи не всегда возможно. От нас нельзя скрыться, спрятаться, исчезнуть, мы знаем все и про всех. И даже готовы предвосхитить возможные Ваши вопросы и упреки.
– Он сделал эффектную паузу и произнёс.
– Людей, творивших беззаконие в городе, больше не существует, они исчезли, растворились, канули в лету, улетели, как дым от этого костра, - он указал на тлеющие угли.
– И Вы не поверите, в этом большая заслуга нашей дорогой хозяйки, несравненной Марии Кирилловны, у коей мы всегда собираемся с особым удовольствием. Да-да, Мария Кирилловна, я вовсе не имел намерения шутить, именно Вы поручили моим заботам нашу юную гостью, Настеньку, которая, словно декабристка, отправилась вслед за женихом в наши края.

Петр Петрович замолчал, выдерживая необходимую паузу, не спеша налил себе вина, со вкусом отхлебнул изрядный глоток. Все затаили дыхание, предвосхищая занимательную историю.

– В прошлый раз Вы, дражайшая Мария Кирилловна, выразили глубокое участие в судьбе Настеньки, что, кстати, свидетельствует о вашем отзывчивом сердце и заботливой душе, и поручили госпожу Веломанскую моим заботам.

Мария Кирилловна готовно закивала, подтверждая истину сказанного подполковником.

– Так вот, - продолжал Петр Петрович.
– В своих поисках Настя много преуспела, в результате опаснейшая преступная группа прекратила своё существование.
– Петр Петрович неспешно допил вино, томя собравшихся недосказанностью, как хороший актёр.
– А за сим я умолкаю и передаю слово героям недавней эскапады. Настю вы все знаете, теперь попрошу любить и жаловать остальных героев происшедшей драмы, моих лихих сотрудников: Георгия Антониновича Белоносова и Николая Васильевича Северианова...