Dreamboat 1

Хищно раздувая маленькие ноздри, Сергей Сергеевич встал в левостороннюю позицию, поднес сжатые в кулаки руки к голове и молниеносно выбросил левую, затем правую вперёд, целя в челюсть противника. Типичная боксерская двойка. Северианов отметил лишь, что удар у барина поставлен неплохо, видимо, действительно, в юности развлекался. Кулаки взметнули воздух практически у самой кожи севериановского подбородка, со стороны даже могло показаться, что удары достигли цели. Огромным, нечеловеческим напряжением воли Северианов сдержался, не нанес упреждающий встречный прямой удар левой передней ногой в живот. Удар страшный, на противоходе, когда две встречные силы сталкиваются в одной точке, отчего поражающая эффективность удваивается. Штабс-капитан, казалось, даже не пошевелился, дистанцию он чувствовал намного лучше Мараева и мог вырубить оппонента в любой момент. Устраивать же гладиаторские бои на потеху сидящим за столом и с любопытством взирающим на них гостям Марии Кирилловны тоже не собирался. Потасовка, он это чувствовал, была затеяна неспроста и возникла вовсе не случайно. Но с какой целью? Северианов рассматривал лица зрителей, стараясь фиксировать эмоции. Отчаянно-скорбное лицо Насти Веломанской. Белые сжатые губы Жоржа. Самодовольная улыбка Петра Петровича. Равнодушно-брезгливая физиономия Перевезенцева. Недовольная округлость абриса головы Марии Кирилловны. Блеск, азарт в глазах Викентьева. Явные симпатии Мараеву на лицах Полозкова, Нелюдова, Петерсона, Краснокутского. Гадливое отвращение Срвандзтяна. Заинтересованный, профессионально оценивающий взгляд капитана Филиппова. Явное разочарование мужским полом вообще Ольги Петровны Лауди. Даже осуждающее неодобрение Пантелеймона заметил: дерутся господа, как молодые петушки!

Их поединок длился секунд тридцать, неимоверно долго, по севериановским понятиям. Сергей Сергеевич начал выдыхаться, без устали молотя воздух пудовыми кулаками. Прямые, боковые удары, апперкоты мелькали перед Севериановым, а утративший ленивую вальяжность Мараев пыхтел, как паровоз. Как всякий кулачный боец, уделявший особое внимание рукам, он непроизвольно скрестил ноги, за что, наконец-то, был наказан - Северианов лишь слегка поддел его пятку стопой левой ноги - и Сергей Сергеевич, мгновенно потеряв равновесие, едва не упал. Однако, продолжать серию Северианов не пожелал, и господин Мараев удержал вертикальное положение. Правда, этот досадный промах ни в коей мере не вразумил заносчивого забияку, и он с удвоенной страстью бросился на Северианова. Пора кончать, понял Северианов, это уже становится попросту глупо. Легко уйдя в сторону, он захватил кулак правой руки, почти доставший его живот, и, когда рука пошла назад, слегка скрутил кисть против часовой стрелки и по диагонали в сторону противника. Совсем слегка, ломать руку не входило в планы штабс-капитана, лишь обозначить болевой приём. Сергей Сергеевич от мгновенной боли, пронзившей кисть, ничего не понял, рухнув вниз, подрубленным вековым дубом. Если и этого окажется мало, с волнением подумал Северианов, придётся вырубать его всерьёз, делать этого очень не хотелось. К чести Сергея Сергеевича, надо отдать ему должное, он понял, что продолжение поединка чревато, и с барским великодушием позволил Северианову помочь себе подняться с травы. Пот струился по лбу и щекам, Мараев тяжело дышал, Северианов же, казалось, ничуть не устал, даже пульс бился вполне ровно, не превышая допустимого числа ударов.

– Господа, вы непременно должны выпить мировую, подскочил Захар Захарович, восторженно потрясая руками.
– Это было нечто грандиозное! Древний Рим! Спартак! Гладиаторские бои!

Сергей Сергеевич с кислой миной стряхивал с пиджака мелкие травинки, морщился, словно зубы ныли противной вяжущей болью. Вяло пожимал протянутые руки, казалось, сделался ниже ростом, а всегда гордо устремленные вверх кончики усов обвисли и безвольно поникли.

– Красиво!
– одобрительно стиснул севериановскую ладонь капитан Филиппов.
– Могли сделать его сразу, причём наглухо, но пожалели этого павлина. Кстати, напрасно, он урока не усвоил, будет подличать исподтишка. Считайте, что смертельного врага поимели. А в моём лице - поклонника и почитателя. Если Вы так же стреляете - снимают перед Вами шляпу.

– Стреляю я посредственно, - попробовал уклониться Северианов, но капитан его увертки не принял.

– Десять человек из двух наганов, не перезаряжаясь, это посредственно? В таком случае предлагаю пари. С пятидесяти шагов, на коньяк.

Очень не хотелось Северианову соглашаться, но общество уже почувствовало вкус состязания и развлечения, Филиппова горячо поддержали, даже дамы были целиком за. Тут же отмерили расстояние, расставили пустые бутылки. Принять участие в пари захотели все, и очень скоро рядом с самоваром загрохотали выстрелы, сопровождаемые смехом и веселыми голосами. Филиппов, стоя в картинной позе стрелка: боком, согнув правую руку в локте, левая за спиной - бил уверенно, бутылки брызгали в стороны стеклом; Жорж, обнажив свой огромный смит-вессон, боялся произвести неправильное впечатление, от того позорно мазал; Петр Петрович поразил все цели с небрежной лёгкостью, потом за пальбу принялись остальные. Запахло сгоревшим порохом, оружейной смазкой, азартом, страстным воодушевлением, эмоциональным темпераментом. Высокое общество преобразилось, обнажив скрытые, звериные инстинкты, потаенную суть, Alter ego. Ольга Петровна Лаури со смит-вессоном Жоржа вдруг превратилась в ребенка, получившего, наконец, желанную игрушку, а грозный прапорщик сейчас являл собою заботливого папашу, поддерживая чопорную даму под локоток и давая советы по прицеливанию и поражению мишеней. Ольга Петровна заливалась серебряным смехом, а Жорж краснел, только на сей раз от удовольствия. Сергей Сергеевич, красуясь, стрелял картинно вытянув руку вперед и откинув назад голову, прищурив левый глаз. Стрелял, кстати, так себе, больше половины пуль послав "в молоко". Вероятно, пресловутую "белку в глаз" он больше бил в собственных рассказах, помыслах, чем в реальности. Срвандзтян от соревновательной стрельбы с презрением отказался, посчитав это детской шалостью, и теперь о чем-то оживленно спорил с Перевезенцевым. Спиной, спинным мозгом, кожей между лопаток Северианов ощущал чей-то постоянный, изучающе-оценивающий пристальный взгляд, прищуренное внимание, зыркающее лицезрение, пытливое любопытство. Кто?
– думал штабс-капитан, перезаряжая наган с видимым равнодушием и невозмутимостью. Стреляли они с Филипповым примерно одинаково, только капитан тщательно прицеливался, Северианов же работал навскидку самовзводом. Стремление Филиппова выиграть пари было слишком велико, и Северианов позволил ему это сделать, во время очередного выстрела чуть-чуть резче, чем нужно, надавив на спусковой крючок револьвера и лишь оцарапав пулей бутылочный бок. Филиппов счастливо торжествовал, а Северианов незаметно рассматривал гостей. Не понравилось ему их недавнее соревнование, потасовка с Мараевым, весьма сильно не понравилось. Словно грамотно срежиссированный сюжет, постановка. И расспросы про засаду чекистов. Всё напоминало скрытую проверку, ненавязчивое пальпирование. Мария Кирилловна очень кстати начала любопытствовать, Сергей Сергеевич покрасоваться решил. Все получилось как бы само собой, заподозрить чужой интерес невозможно. Сам Мараев вряд ли додумался бы, кто-то незаметно и ненавязчиво направил его энергию в нужном направлении, использовал болезненное самолюбие промотавшегося помещика. Кто-то из присутствующих. Кто? И что он, Северианов, знает о них? Да ничего, практически. Информации недостаточно, гадать бесполезно, остаётся контрнаблюдение, подмечание за собравшимися различных странностей.

Пользуясь тем, что гости увлечены бесполезным и даже весьма вредным занятием, Мария Кирилловна подсела поближе к Насте и спросила.

– А Вы где остановились, Настенька?

– Сняла небольшую комнатку на две недели.

– И как Вам?

– Весьма даже неплохо. Я ведь ненадолго здесь, только найти Виктора, а дальше - жизнь покажет.

– И совершенно напрасно, - сказала Мария Кирилловна.
– Что это за безрассудство: комнату снимать. У какой-нибудь голытьбы, вероятно. Я вот что решаю: перебирайтесь-ка Вы сюда. Места у меня много, не стесните, а Вам гораздо привольнее здесь будет, чем по съёмным углам мыкаться. Честное слово, даже не пытайтесь возражать!

– Но мне нужно бывать в городе...

– Совершенно ничего страшного! Лошадь и коляска у меня имеются, простаивают без дела совершенно, а Пантелеймон будет Вас отвозить в Новоелизаветинск и возвращать обратно, - как о чём-то решенным заявила Мария Кирилловна.
– Пантелеймон!
– громко прикрикнул она, - Ты понял?

Верный слуга барыню ответом не удостоил, лишь вальяжно кивнул. Не слишком Насте хотелось жить в усадьбе Марии Кирилловны и зависеть от прихотей ее и Пантелеймона, но перечить она не посмела: в конце концов, все, что ни делается - к лучшему.

– Пётр Петрович, Вы поняли?
– перекрикивая грохот пальбы, громко позвала Мария Кирилловна.
– Настенька остаётся у меня в гостях.

Пётр Петрович лишь изящно улыбнулся одними губами и с хитрым прищуром оглядел Настю.

– Всецело подчиняюсь Вашим желаниям, дорогая Мария Кирилловна. Вы же знаете: Ваш приказ - для меня закон!

– Решено!
– Мария Кирилловна несильно, но весьма энергично шлёпнула ладонью по столешнице.

Стрельба между тем затихла сама по себе, гости вернулись к столу, разгоряченные, распаренные, весьма довольные. Даже Сергей Сергеевич поглядывал на Северианова с лёгким дружелюбием, остальные ощущали некое единение, благожелательность и то, что принято называть чувством локтя. Беседа приобрела более раскованный характер, Пётр Петрович заговорщицки подмигнул Северианову:

– Похоже, Вы понравились Марии Кирилловне. Это дорогого стоит, поздравляю.

Глава

Очередная облава в Дозоровке дала улов богатый, но несолидный. То есть, похватали много, но в основном, это были недовольные возвращением старого режима рабочие, дезертиры, уголовники и просто попавшиеся случайно. Если среди них и находились подпольщики, то самые никчемные, шушера, мелочевка, из тех, что только разговоры разговаривать могут, брюзжать и сетовать, ругать самодержавие, ну в самом исключительном случае, расклеят на заборах либо стенах домов прокламации и вряд ли способные на вооруженное выступление. Для профилактики, конечно, облава - дело полезное, но крупная рыба опять миновала раскинутые контрразведкой сети. Между тем агентура доносила Петру Петровичу Никольскому, что в последнее время активность большевистского подполья усилилась. Вчера господин подполковник имел весьма сомнительное удовольствие читать новоиспеченную прокламацию.

"Товарищи. Читайте и передавайте другим!

Рабочий сбросил с себя цепи, в которые заковал его полицейский порядок. Солдат стал свободным гражданином. Среди мирового варварства и озверения мощно прозвучал голос российской революции: "Мир и братство народов".

Товарищи! Вам не известно, что творят Ваши начальники, скрываясь за Вашими спинами? Вы, проливающие свою кровь, думаете, что боретесь за счастливое будущее, за свободу. Вы доверили власть людям, закаленным до мозга костей царским режимом, не признающим никаких свобод и требующим беспрекословного им подчинения.

Товарищи! Вы доверчиво кладете Ваши головы в пасти львам. Известно ли Вам, чего добиваются эти люди, не признающие никаких свобод? Путь ими уже избран без Вашего согласия. Новоелизаветинская тюрьма и арестные дома переполнены. Подлым и низким путем, без объяснений нас сажают в тюрьмы, расстреливают, пытаются запугать, сломить сопротивление. Знаете ли вы, что контрразведкой уже заказаны 5000 кандалов? Для кого их готовят? Конечно, для тех, кто мешает им добиваться своих целей.

Вы, рабочие и фронтовики, нужны им как пушечное мясо для достижения их целей. Не Ваши интересы защищают они, а только свои!

Но рано торжествует контрреволюция свою победу. Пулей не накормить голодных. Казацкой плетью не стереть слезы матерей и жен. Петлей не высушить моря страданий. Штыком не успокоить народов. Генеральским окриком не остановить развала промышленности..."

Словесной изящностью текст прокламации явно не страдал и был даже изрядно наивен. Особенно Петру Петровичу понравился пассаж про заказанные контрразведкой 5000 кандалов. Однако, прокламацию будет читать не такой почитатель изящных литературных пируэтов, как господин подполковник, а полуграмотный пролетарий Головатинского завода либо солдат гарнизона, вчерашний крестьянин, для которого сии фразы и воззвания - как маслом по сердцу. Агент сообщал, что подпольный комитет поставил задачу на "...распространение революционных листовок, срыв мобилизации в белую армию, организацию партизанских отрядов, саботаж и забастовки на предприятиях и железных дорогах, агитацию и пропаганду среди войск, разведку боевых сил противника, подготовку общего вооруженного восстания к моменту приближения Красной Армии...". Вот так вот, ни много, ни мало! Более того, Пётр Петрович точно знал, что среди солдат агитация проводится с всё возрастающим старанием, имеет свои результаты, и, если срочно не предпринять соответствующих мер, грозит весьма неприятными последствиями.