Другая жизнь. Назад в СССР-2

— На следующий год! Как это страшно! Целый год! Ты здесь найдёшь себе другую девушку. Они у вас вон, какие красивые. И все смотрят на тебя. Ты тоже очень красивый…

— Такую как ты мне точно не найти, — улыбнулся я и склонившись, чтобы поцеловал её в нос, на котором снова появилась солёная капля, я увидел отраженного в ней себя.

— У, блин! — подумал я. — Как прикольно! Надо будет попробовать нарисовать такую картинку.

— Ты знаешь, — сказал я, — в твоей слезинке я только что увиделсамого себя, кусочек неба, луч солнца, и понял, что у нас будет всё хорошо. Всё в наших руках.[2]

Она подняла взгляд и, посмотрев мне в глаза, улыбнулась.

— Это прозвучало, как хокку. Я запомню эти слова навсегда.

— Тогда я их тебе спою, чтобы ты лучше запомнила.

И я пропел те же самые слова на мотив песни «Надежда»:

— Си на чоу до ано тано мамида ку но ичииибу…

— Красивая мелодия. Это ваша песня?

— Она называется «Надежда».

— Спой её. По-русски.

Я спел.

— Очень хорошая мелодия. О чём песня?

Я перевёл, как смог. И вдруг у меня в голове всплыл видеоряд из памяти «предка», как эту песню исполняет какая-то японка. И почти в оригинальном переводе.[3] Я изумился его тонкости и поблагодарил «свой внутренний голос».

Тиэко тоже удивилась услышанному. Сказать, что песня ей понравилось, ничего не сказать. Мало того, она понравилась и мне. И мало того, во мне всплыли и другие песни, исполненные этой японкой из не моего будущего.

— Спой её ещё раз, — попросила Тиэко.

— Давай я тебе другую песню напою, что мне навеяло это утро. Она тоже наша русская, но у меня родился её перевод на японский язык.

— Давай.

Тиэко снова прильнула ко мне, и я кое-как даже не пропел, а скорее, проговорил песню Анны Герман «Эхо любви»[4].

Получилось так себе, но Тиэко даже стала подпевать мне, когда я повторял припев.

Мы не заметили, как солнце поднялось над сопками противоположного берега Уссурийского залива и осветило его, пробиваясь в просветы между тучами.

Тиэко, увидев на моём лице луч солнца, оглянулась.

— Что там за город? — спросила она.

— Большой Камень.

— Большой Камень? — удивилась Тиэко. — Он и вправду большой?

— Меньше Владивостока.

— А почему его так назвали? Там есть Большой Камень?

— Был. Он стоял прямо посередине бухты и был огромным, поэтому так бухту и называли «Большой Камень». Ещё до того, как там возник город. А потом его взорвали.

Я чуть было не сказал, что там строили военный судоремонтный завод «Звезда», где и сейчас ремонтируют подводные лодки, в том числе и атомные. Но не сказал. Предок меня вовремя остановил. Болтун — находка для шпиона… Сказал бы — и не видать мне Японию и другую заграницу, как своих ушей. А так, глядишь, и выпустят будущего штурмана-капитана дальнего плавания.

— Жалко… Такая красивая история…

— Всё течёт, всё меняется, — проговорил я псевдо-философскую благоглупость.

Тиэко снова посмотрела мне в глаза.

— Ты же школьник, а почему тогда такой умный?

— Много читаю. И не только фантастику.

Мы уже «отлиплись» друг от друга и прохаживались вдоль накатывавшего на берег прибоя. Купаться было опасно, но мне очень хотелось окунуться и смыть с себя ночное наваждение и отдать воде тяжесть девичьих страданий, принятых мной на себя.

— Подожди! Я сейчас! — сказал я, быстро скинул спортивный костюм, и быстро побежал на встречу волнам.

— Стой! Ты куда?! — крикнула Тиэко, но я, не оборачиваясь шагал и шагал по воде, бьющей меня в ноги. Подойдя к линии прибоя я нырнул в набегавшую волну, пропустив её над собой и вынырнул, чтобы вдохнуть. И снова нырнул. И снова вынырнул. Волны накатывались и накатывались, а я всё нырял и нырял, пластаясь на воде, и пропуская волны над собой. Наконец, развернувшись, я как сёрфингист лёг на поднимающийся гребень волны и помогая руками, понёсся на животе к берегу, балансируя, чтобы меня не перевернуло вверх тормашками и не закрутило.

Снова пропустив волну над собой но уже со стороны ног, я обернулся и подстроился к следующему гребню и тоже скатился с него, как с горки. На нашей «бухте Тихой» мы привыкли к «катанию» на волнах, которые иногда достигали приличных размеров, и большинство из нас были мастерами этого «спорта». У нас не было сёрфинга, о котором мне «рассказывал» мой «предок», и мы катались на волнах на своих животах. Иногда попадая в такую водяную «круговерть», что под водой путали местами верх и низ.

Встав на ноги и подталкиваемый волнами, я выбрался на берег.

— Сумасшедший! — с чувством восторга и страха выкрикнула Тиэко. — Тебя могло бы утащить в море.

— Сейчас идёт прилив, — переводя дыхание, сказал я и стал стряхивать с себя воду, проводя ладонями по телу.

Тиэко зашла сзади и я почувствовал, как её маленькая ладошка заскользила но моей спине сверху вниз.

— Какая у тебя красивая спина, — сказала она. — Такие огромные мышцы! Это ты на скалах накачался?

— На скалах, на турнике и на кольцах.

Мне действительно нравилось висеть на руках, подтягиваться и крутиться на кольцах. Отец по моей просьбе согнул на трубогибе кольца, сварил концы и я привязал кольца верёвками к баскетбольной металлической конструкции, что стояла на нашей спортивной площадке возле дома. Вот там я и тренировал свою спину и руки. Ребятне, что постарше, тоже нравилось виснуть, раскачиваться, как на качелях и спрыгивать, соревнуясь, кто дальше улетит.

— Отвернись пожалуйста, — попросил я, надевая мастерку. — Я плавки отожму.

Убедившись, что она повернулась ко мне спиной, а быстро скинул плавки и так же быстро выкрутил их и быстро натянул обратно.

— Хе-хе, — раздался за спиной чей-то кашель и спросили по-японски. — А чем это вы тут занимаетесь?

Обернувшись, я увидел трёх японских парней, которые не нравились мне тем, что никогда не смотрели на меня дружелюбно. Одним из них был тот парень Ичиро Матаити — «сын дедушкиного помощника по партии», который обещал встретить Тиэко без охраны и наказать. Двое других, скорее всего, были его приятелями, потому, что всегда были рядом с Ичиро.

— Маленька Тиэко, показывала гайдзину свою варэмэ[5], а гайдзин нам показывает свою сири[6]. Это непристойно, так ведь, господа? А что мы делаем с гайдзинами, оскверняющими наш взор и трахающими наших девушек?

— Мы наказываем! — сказал Ясуши, доставая из кармана натуральный металлический кастет.

Тоже самое сделал и другой парень — Тсуиоши.

— Хрена себе, — подумал я. — Так я об них себе что-нибудь сломаю.

— Давайте, ребята, проломим ему башку ещё раз. Может это пойдёт емц на пользу и он заговорит по-французски, ха-ха-ха…