Другие грабли. Том 3

— Возможно, эта ветка никуда и не исчезнет, — сказал Виталик. — Просто перестанет быть основной.

— Но, учитывая масштаб предполагаемых изменений, скорее всего она растворится в океане вероятностей, — сказал профессор Колокольцев.

— Наверняка мы этого не знаем, — сказал Виталик. — Как не знаем, родимся мы при таком раскладе или нет.

— Я и говорю, самоубийство, — не сдавался Петруха.

— А что ты предлагаешь? — спросил Виталик. — Другие варианты искать? А что если других вариантов и нет? Судя по Трое, хронопидоры засели в этой ветке давно и плотно, они пытаются все контролировать, и похоже, что у них это отлично получается. Какой-то бабочкой их не подвинешь, хоть ты джигу на ее тельце станцуй. Теория малого вмешательства тут не сработает. Нам нужен масштабный хаос, и физрук — проводник его.

— Я боюсь, что мы сделаем хуже, — сказал Петруха.

— А я боюсь, что мы вообще ни хрена не сделаем, и мир накроется медным тазом, из обломков которого произрастут хронопидоры, — сказал Виталик. — У нас в стране вроде как демократия объявлена, так давайте проголосуем. Открыто, прямо здесь и сейчас. Я за хаос.

— Я тоже, — сказал я.

— Иначе было бы совсем странно, это же твоя идея, — сказал Виталик. — Дядь Петь, я так понимаю, что ты против?

— Я за поиски других путей.

— Значит, против, — сказал Виталик. — Итак, у нас два один. Профессор?

— Пожалуй, я воздержусь, — сказал профессор Колокольцев, скрестив руки на груди. — Я старше вас всех, так что в случае чего потеряю меньше остальных. Вы молодые, вам и решать.

— А так можно, да? — Петруха явно рассчитывал на другой ответ профессора.

— Так-то ты тоже не очень молодой, дядь Петь, — непринужденно заметил Виталик и повернулся к Ирине. — Мадемуазель, ваш голос решающий.

Ирина, сидевшая на соседнем стуле, незаметно сжала мою руку.

— Я доверяю мнению Василия.

— Кто бы сомневался, — сказал Петруха.

— Итак, ты в меньшинстве, — сказал Виталик. — Если хочешь, можешь во всем этом не участвовать, мы как-нибудь обойдемся. Главное, мемуары в ближайшее время писать не начинай, а то хрен знает, кто их в будущем прочитать сможет.

— Я от коллектива откалываться не намерен, — сказал Петруха. — Не так меня мама с папой воспитывали. Если решили, значит, решили. Я с вами.

— Ну вот и замечательно, — сказал Виталик. — Давайте я сварю кофе, а вы пока в порядке мозгового штурма еще кандидатур набросайте. Прикинем альтернативные, сука, варианты. Я бы еще Вашингтона мочканул, который Джордж. Так ли нужна Америке ее независимость? Что скажешь, Чапай?

— Я против, — сказал я.

— А я раньше и не подозревал тебя в низкопоклонничестве перед западом.

— Не в этом дело, — сказал я. — Концепция плана «Мочи козлов» заключена в его названии. Мы должны ликвидировать тех, кто этого действительно заслуживает. Гитлер, Чингизхан — они для своих времен однозначно козлы, а про Вашингтона я вообще ничего не знаю, кроме того, что он входил в число отцов-основателей и его на самой мелкой купюре рисуют. Если бы мы точно знали, что он нехороший человек, то да. Но что мы вообще о нем знаем, как о человеке?

— То есть, даже ради спасения человечества ты готов жертвовать только негодяями? Типа, вот этим можно древо раскачивать, а вот этим нет?

— У меня есть теория, что если мы уберем из истории негодяев, то этим сделаем ее лучше, — сказал я. — А если мы начнем валить всех подряд, основываясь только на их вкладе в историю, и неважно, что это был за вклад, то можем вообще черте куда прийти. Давай тогда еще Эйнштейна замочим или, если смотреть в глубь веков, Авиценну, например.

— Но я считаю, что нам все равно надо убрать кого-нибудь в западном полушарии, — сказал Виталик. — Для соблюдения, сука, мирового баланса.

— То есть, Гитлера тебе мало?

— А мы таки да?

— Почему бы и нет? — спросил я.

Для постороннего слушателя это, наверное, звучало бредово, но посторонних слушателей здесь не было. По крайней мере, я надеюсь, что их здесь не было, и детали моего плана, когда мы их разработаем, никогда не станут достоянием общественности, а значит, наши враги из будущего о них не узнают. Ну, или узнают, когда уже будет слишком поздно.

Но идея подправить мировую историю, вычистив из нее парочку кровавых маньяков, мне нравилась. АФС наверняка сказал бы, что я переиграл в «Assassin’s Creed», но, черт побери, виртуальный симулятор убийцы никогда не был моей любимой игрушкой. Этого мне хватало и в реальности.

Я уже второй раз поймал себя на мысленном упоминании какого-то АФС, и, по идее, я должен был бы знать, кто это такой или что это такое, но… я не помнил, и понятия не имел, как расшифровывается эта аббревиатура. Возможно, это что-то из моей предыдущей жизни, из версии физрука две тысячи девятнадцатого года, но, черт побери, мозг отказывался выдавать хоть какую-то информацию по этому запросу.

Пока я обдумывал эту странность, Виталик предложил убить английского короля. Любого, на выбор, с универсальной формулировкой «Ну а чего они вообще?».

— Обдумаем, — пообещал я. — Кстати, никому из присутствующих термин АФС ничего не говорит?

— Это антифосфолипидный синдром, — сказал профессор Колокольцев. — Аутоиммунное заболевание, при котором организм вырабатывает антитела, атакующие фосфолипиды клеточных мембран, что приводит к сосудистым нарушениям и может спровоцировать тромбоз. Особенно опасен при беременностях. Почему вы спрашиваете, Василий?

— Ты что, беременен, Чапай? — поинтересовался Виталик. — Мало тебе мир спасти, ты еще и миллион долларов заграбастать хочешь?

— Не, это не то, — сказал я, поймав тревожный взгляд Ирины. — Есть какие-то другие значения?

— Активная фармацевтическая субстанция, — сказал профессор Колокольцев.

— Вы же вроде физик, — сказал Виталик. — Откуда такие познания в медицине?

— Как я говорил, я уже немолод, — сказал профессор Колокольцев. — С возрастом волей-неволей начинаешь разбираться в медицине.

— Нет, это тоже не оно, — сказал я.

— А откуда такое вопросы, Чапай?

— Так, вертится что-то в голове, и никак не могу вспомнить, откуда я это знаю.

— Может быть, это что-то из твоего прошлого, которое для нас будущее, — сказал Петруха. — Что-то не очень важное, если ты не можешь вспомнить.

— Наверное, — согласился я.

Глава 68

Монгольская степь простиралась от горизонта до горизонта. Солнце клонилось к закату, вокруг меня колыхалось бескрайнее море травы.

Дул ветер. Ветер был сухой и холодный, он проникал под одежду и резал кожу, как сотня маленьких кинжалов.