Другой Владимир Высоцкий

Это вообще свойственно представителям мира искусства: жить далеко не так, как декларируется ими в творчестве. Взять того же Высоцкого. Он воспевал крепкую мужскую дружбу, но сам в течение жизни по разным причинам многих друзей от себя отвратил; пел о верной любви, но сам всю жизнь верным одной-единственной женщине никогда не был; воспевал героев с сильными характерами, но сам таким характером, увы, не обладал («я не был тверд, но не был мягкотел»). Однако верные поклонники певца все эти грехи ему скопом прощают, оперируя одним-единственным аргументом: дескать, неважно, каков был в жизни их кумир, главное, какими стали люди, слушая его песни. А люди, по их мнению, становились лучше. «Тогда почему мы в итоге оказались в таком дерьме?» — возразит некий скептик. И тоже, увы, окажется прав.

Завершив осенью 68-го съемки в «Сюжете…», Влади упаковала вещи и была готова к отъезду. Но, прежде чем покинуть гостеприимную Москву, она встретилась с Высоцким, чтобы стать для него новой Музой.

Решающее «сражение» за Высоцкого состоялось вечером 14 октября в квартире все того же Макса Леона — журналиста газеты Французской компартии «Юманите». Помимо хозяина там также присутствуют Валерий Золотухин со своей супругой Ниной Шацкой и тогдашняя любовница Высоцкого Татьяна Иваненко, которая специально напросилась туда прийти, чтобы сделать попытку… отбить своего кавалера у французской звезды. Вот как об этом рассказывает Д. Карапетян:

«Увидев Шацкую с Иваненко, не чуявшая никакого подвоха Марина искренне обрадовалась:

— Как хорошо, что вы пришли, девочки.

И хотя само присутствие гипотетической соперницы в этом доме еще ни о чем не говорило, женский инстинкт и некоторые нюансы быстро убедили Татьяну, что никаким оговором здесь и не пахнет. И она не придумала ничего лучшего, как объясниться с коварной разлучницей с глазу на глаз и немедленно. Настал черед удивляться Марине, которая резонно посоветовала Тане выяснить отношения непосредственно с самим виновником возникшей смуты. На та уже закусила удила:

— Марина, вы потом пожалеете, что с ним связались. Вы его совсем не знаете. Так с ним намучаетесь, что еще вспомните мои слова. Справиться с ним могу только я…

Пообещав конкурентке, что он вернется к ней, стоит ей пошевелить пальцем, разгоряченная воительница, развернувшись, вышла. В гостиной увидела подавленного, но не потерявшего головы Володю.

— Таня, я тебя больше не люблю, — спокойно вымолвил он и, схватив со стола бутылку, стал пить прямо из горлышка…»

Чтобы избежать скандала, испанский театральный режиссер Анхель Гуттьеррес увел Иваненко из дома. Хотела уйти и Влади, но Высоцкий удержал ее, причем при этом случайно разорвал на ее шее бусы. Они их потом долго вместе собирали, ползая по полу. Около пяти утра они наконец покинули квартиру. Высоцкий остановил на улице какой-то молоковоз и отвез Влади в гостиницу, где с ней и остался. Днем пришел домой, а там никого. Тогда он взял денег и отправился в ресторан «Артистик» — опохмеляться. Причем делал это так рьяно, что вскоре его опять развезло. Он позвонил своему другу Игорю Кохановскому, и тот забрал его к себе. Пока Высоцкий спал, Кохановский вызвал к себе и Влади, чтобы та отвезла его в театр, где вечером наш герой должен был играть в «Пугачеве». Кстати, там он встретился с Иваненко, которая, будучи на взводе после вчерашнего, объявила ему, что «она уйдет из театра и начнет отдаваться направо и налево». Но оба обещания не сдержала: и в театре осталась, и с Высоцким не порвала, хотя тот не обещал ей, что расстанется с Влади.

С последней Высоцкий продолжает встречаться до тех пор, пока та находится в Москве. Об одной из таких встреч сама М. Влади вспоминает следующее:

«В один из осенних вечеров я прошу друзей оставить нас одних в доме. Это может показаться бесцеремонным, но в Москве, где люди не могут пойти в гостиницу — туда пускают только иностранцев и жителей других городов, — никого не удивит подобная просьба. Хозяйка дома исчезает к соседке. Друзья молча обнимают нас и уходят.

Закрыв за ними дверь, я оборачиваюсь и смотрю на тебя. В луче света, идущем из кухни, мне хорошо видно твое лицо. Ты дрожишь, ты шепчешь слова, которых я не могу разобрать, я протягиваю к тебе руки и слышу обрывки фраз: «На всю жизнь… уже так давно… моя жена!»

Всей ночи нам не хватило, чтобы до конца понять глубину нашего чувства. Долгие месяцы заигрываний, лукавых взглядов и нежностей были как бы прелюдией к чему-то неизмеримо большому. Каждый нашел в другом недостающую половину. Мы тонем в бесконечном пространстве, где нет ничего, кроме любви. Наши дыхания стихают на мгновение, чтобы слиться затем воедино в долгой жалобе вырвавшейся на волю любви…»

Как уже отмечалось, эта связь наверняка контролировалась КГБ и, даже более того, направлялась им. Несмотря на то что советская идеология осуждала близкие связи советских граждан с представителями капиталистических государств, были такие связи, которые власть негласно поощряла, поскольку они помогали ей во многих тайных операциях, Именно такой была связь Высоцкого с Влади. Во-первых, она лучше всего доказывала миру, что советский социализм вполне демократичен и жизнеспособен (раз уж французская кинозвезда обратила внимание на советского артиста), во-вторых — позволяла советским спецслужбам вовлечь в свои негласные сети влиятельную французскую особу, близкую к кругам русской эмиграции, чтобы посредством этого не только знать, что происходит в этих кругах, но в какой-то мере и влиять на них. Короче, все происходило в соответствии с теми рекомендациями, которые когда-то «выписал» всем политикам мира знаменитый итальянский мыслитель XV века Никколо Маккиавелли. В наши дни эти принципы обобщил Роберт Грин, который в своих «48 законах власти» написал на этот счет следующее:

«Лучшие обманы те, при которых вы как бы предоставляете другому человеку выбор: у ваших жертв возникает иллюзия свободы выбора, на самом деле они лишь марионетки. Давайте людям выбор, при котором вы выиграете, что бы они ни предпочли…»

Связь Высоцкого с Влади серьезным образом увеличит его защитную броню перед его недоброжелателями в верхах. Отныне спина члена Французской компартии будет надежно прикрывать его от нападок оппонентов. Как напишет он сам: «Начал целоваться с беспартийной, а теперь целуюсь — с вожаком!» Этот роман открывал хорошие перспективы для тех либералов в советских верхах, кто после чехословацких событий мечтал не о разрыве, а о продолжении и расширении контактов с Западом. И Высоцкому в этом процессе отводилась не последняя роль.

Глава 5 «ВО МНЕ ЭЗОП НЕ ВОСКРЕСАЛ…» ЛИ?.

Между тем бард продолжает ловко прятать «фиги» в своих песнях и манипулировать общественным сознанием. Например, в 1969 году на любимой им Одесской киностудии, в фильме своего соплеменника-еврея Георгия Юнгвальда-Хилькевича «Опасные гастроли» он снимается в роли активного помощника большевиков — артиста варьете Бенгальского. Однако, играя на экране «красного», в песнях, вложенных в его уста, Высоцкий декларирует идеи диаметрально противоположные — антисоветские. И делается это при помощи все тех же аллюзий, как, например, в песне «Было так: я любил и страдал…», где звучали строчки:

…Мне не служить рабом у призрачных надежд, Не поклоняться больше идолам обмана!

Сведущие люди сразу догадались, о каких таких «призрачных надеждах» и каких «идолах обмана» ведет речь Высоцкий с большого экрана: ну, конечно же, коммунистических! Самое интересное, но бард выражал не только свои мысли, но и той части номенклатуры, которая тоже давно разуверилась в советской власти, с которой «дни тянулись нитями лжи, с нею были одни миражи». Эта часть номенклатуры лишь внешне сохраняла преданность идее, а внутри себя давно от нее отреклась и уже готова была ее предать при первом удобном случае. Но пока его время еще не пришло и номенклатура лишь готовится к перевороту, попутно вербуя в свои ряды всех, кто мог бы обеспечить его идеологическое обоснование. Среди этих людей — Владимир Высоцкий, который к 1970 году уже успел превратиться в одного из самых талантливых манипуляторов массовым сознанием (не случайно фильм «Опасные гастроли» соберет в прокате рекордную для историко-революционных фильмов «кассу» в 36 миллионов 900 тысяч зрителей — людей привлечет в нем именно участие протестанта Высоцкого).

Кто-то возразит: боже мой, всего какие-то несколько строчек в песне! И будет не прав. В советском идеократическом государстве, где Слово имело огромную силу, даже две строчки могли перевернуть сознание миллионов людей. А у Высоцкого практически в каждой песне таких строчек было где две, а где и больше — иной раз целые песни. В итоге набегало на целый антисоветский трактат. Кстати, многие советские люди понимали это, но не могли этому противостоять, поскольку власть не давала им возможности провести публичную «расшифровку» этих текстов: не разрешалось вести дискуссию на эту тему в СМИ. А манипуляторам только это и нужно, поскольку они боятся открытого диалога, ибо только он может снять наваждение и разрушить манипуляцию.

Высоцкий как манипулятор опирался на все три разновидности манипуляций: интересами, фактами и ценностями. Причем очень часто в его песнях все они тесно переплетались. Например, в «Баньке по-белому» можно разглядеть манипуляцию как фактами (сталинские репрессии), так и стереотипами (вся страна — один сплошной ГУЛАГ, а само время — мрачное). Короче, переродившаяся часть номенклатуры и ее обслуга в лице значительной части либеральной интеллигенции настойчиво рыла советской власти могилу. Либералы уподоблялись тому еретику, который не отрицал существование Бога, но предлагал пастве всего лишь поспорить на тему «Есть Бог или нет?». И уже тем самым вводил верующих в искушение ересью.