Двадцать один день

– Вот это да! – проговорил Кагами. – Я только всё равно не пойму, зачем вам ваш Шин-чан тогда нужен?

– Ну, скажем так, я уверен в диагнозе на девяносто девять процентов, – ответил Такао. – А хотелось бы быть уверенным на сто, чтобы предпринимать дальнейшие шаги. Шин-чан – гений от психиатрии, так что если он подтвердит, то…

– Знаете, вот вы только не обижайтесь, док, но не выглядит он гением, – проворчал Тайга. – Фрик какой-то, честное слово. До жути странный. И молодой он слишком для профессора.

– Не всё меряется возрастом, Кагами-кун, – улыбнулся в ответ Казунари. – Шин-чан и правда очень одарён. А зелёный цвет волос… Ну, он убеждён, что для него этот цвет удачливый, вот и всё.

– Вы правда с ним живёте? Ну, в этом смысле, – не выдержал Кагами.

– Живу, – кивнул Такао. – И именно в этом смысле.

– Странно. Я бы вот ни за что не сказал, что вы… ну… из этих… – Тайга смущённо опустил глаза и пожал плечами. – Вот друг у меня есть, так он когда из Америки вернулся, я сразу понял, а вы… Не похожи вы на гея, короче.

– Если бы меня спросили, то я не сказал бы, что отношу себя к людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией, – задумчиво проговорил доктор. – А если быть предельно откровенным, то у меня и секс-то бывает, когда звёзды сходятся нужным образом, а они, негодяйки, что-то не особо меня балуют, – усмехнулся он и немного помолчал. – Просто есть Шин-чан, и есть всё остальное. Не знаю, как объяснить, не применяя столь ненавистные тебе психологические термины, да и мне кажется, что рано или поздно ты сам поймёшь. Может быть, совсем скоро, – лукаво улыбнулся он, прищурив ясные глаза.

– Он просто очень дорогой вам человек, да, док? – уточнил Кагами, боясь спугнуть и развеять сформировавшееся внутри странно приятное чувство от откровенных слов Такао.

– Верно. Мы познакомились с Шин-чаном чуть больше десяти лет назад в Саппоро. В лечебнице для людей с расстройствами аутического спектра, откуда я под свою ответственность забирал мою младшую сестру, у которой ещё в раннем возрасте диагностировали классический аутизм в тяжёлой форме, – принялся рассказывать Такао, чуть нахмурившись, словно вспоминал о чём-то не слишком приятном. – Я специально учился на психиатра, чтобы хоть как-то помочь Киёко. Я был уверен, что дома, со мной и родителями, ей будет куда лучше, чем в больнице. И вот, только окончив медицинский факультет Осакского университета, я приехал за ней.

– Стойте, док, это вам сколько лет-то, получается? – удивлённо вылупился Тайга.

– Тридцать семь, – словно отмахнувшись, признался Такао, и только теперь Кагами заметил тонкие морщинки, расползавшиеся из уголков чуть покрасневших после ночного дежурства серых глаз.

– Ну даёте! Вам больше двадцати пяти не дашь! И что, этот Шин-чан лечил вашу сестру, да? – допытывался он.

– Нет, – улыбнулся Такао. – Шин-чану тогда было только пятнадцать и он наблюдался в клинике с диагнозом синдром Аспергера.

– Да ну! – Кагами даже вскочил со скамьи, позабыв, что сидевшее под ней зло в лице псины не дремлет. – У него… как у Куроко?

– Тише, Кагами-кун, – попытался его утихомирить Такао. – Я треть жизни отдал, чтобы этот диагноз не навредил академической карьере Шин-чана, и очень не хотел бы, чтобы ты раскрыл наш секрет.

– Нет, вы чего, док? Я – могила. Я просто… Он ведь профессор. И он… странный, конечно, но… – Тайга приземлился обратно на скамью.

– Ну, во-первых, как я тебе говорил, синдром Аспергера поддаётся терапии и в случае правильного лечения полностью социализируем. Во-вторых, я для того и учился на психиатра, чтобы помогать людям с расстройствами психики, – вновь улыбнулся Такао. – И в третьих, Шин-чан – непростой пациент. У него, кроме прочего, синдром саванта. Это очень редкий случай, когда пациент с общим отклонением в развитии, в том числе с аутизмом, оказывается исключительно одарён в какой-либо области. И для Шин-чана этой областью была и остаётся теоретическая психиатрия. Он наизусть знает симптомы абсолютно всех психических расстройств. Представь, он диагностировал у себя синдром Аспергера самостоятельно в возрасте тринадцати лет и добровольно отправился на лечение в клинику. Я, правда, думаю, что он просто хотел быть поближе к материалу для своих наблюдений, ведь наброски диссертации появились уже тогда. Хотя он никогда не признается, – с лёгкой улыбкой вздохнул Казунари. – По согласованию с его родителями, я забрал и его из лечебницы. Долго уговаривал, но всё равно забрал, потому что там болезнь только прогрессировала, и не было никаких перспектив. А мне почему-то хотелось дать ему эту перспективу. Я применял собственную методику, которую разработал за годы обучения в университете, и, как видишь, мне удалось добиться определённого прогресса.

Кагами слушал с открытым ртом, почти неотрывно смотря на немного усталое, но всё равно светлое и улыбчивое лицо Такао, изредка отвлекаясь на чёртов берет с помпоном, который доктор вертел в руках. Тайга никогда не был фанатом душещипательных мелодрам и вечно посмеивался над Тацуей, который мог и слезу пустить над каким-нибудь фильмом, где в самую отчаянную минуту к героям приходит подмога. Но сейчас, глядя в окружённые добрыми морщинками серые глаза, захотелось разрыдаться в голос. Кагами громко сглотнул стоявший в горле ком.

– Ты чего это, Кагами-кун? – встрепенулся Такао, словно вынырнув из своих воспоминаний. – Надеюсь, тебе не пришло в голову, что я жалуюсь на жизнь? Это ты брось! Я вообще самый счастливый человек на свете, – на губах Казунари снова появилась такая знакомая жизнеутверждающая улыбка. – У меня есть семья, любимая работа и Шин-чан. И знаешь, если бы мне предложили другую судьбу, в которой больше не будет прогнозов Оха-Аса, которые я вынужден неукоснительно соблюдать, и патологического стремления Шин-чана избавиться от всех без исключения микробов в радиусе метра, в которой мой график не будет полностью зависеть от расписания его лекций в университете и внезапных конференций, то я бы без колебаний отказался.

– Док… – с трудом проговорил Кагами, – вы… вы мировой мужик! Я вас, знаете, как уважаю!

– Спасибо за такую лестную оценку, Кагами-кун, – негромко рассмеялся Такао. – А теперь скажи-ка мне, откуда ты знаешь про Шин-чана? Я не помню что-то, чтобы ты интересовался психиатрией.

Тайга снова сглотнул, поймав на себе вмиг изменившийся взгляд доктора, вновь напоминавший ему цепкий взгляд хищной птицы.

– Я… ну… – замялся Кагами, отводя глаза.

– Откровенность за откровенность, Кагами-кун, – серьёзно проговорил Такао. – У меня нет никаких намерений против тебя, но я должен быть уверен, что твоя информация не навредит Шин-чану.

– Вы никому не скажете, док? – на всякий случай спросил Тайга, понимая, что не может, да и не хочет больше скрывать подробности от Казунари и, дождавшись утвердительного кивка, начал рассказывать…

– Да, дела… – присвистнул Такао, когда Кагами закончил свой рассказ и наконец выдохнул распиравший лёгкие воздух. – Так значит, они намеренно изменили диагноз с самого начала. Я, честно говоря, думал, что это врачебная ошибка, которая произошла в результате утери предыдущей истории болезни при переводе его на стационарное наблюдение.

– Да что там говорить, док, – отмахнулся Тайга, – деньги они его прикарманили, вот и всё. А Куроко теперь… Я даже не хочу обсуждать, честное слово. Руки так и чешутся им накостылять!

– Спокойно, Кагами-кун. Если я правильно понимаю, с костылянием тут надо быть предельно осторожным, иначе как бы не накостыляли тебе, – мягко осадил Такао. – Нужно просто поскорее вытащить Куроко-куна из клиники и доказать дееспособность. Так, ты говоришь, юридическими тонкостями занимается ваш новоиспечённый товарищ Касамацу? И ему нужны заключения двух специалистов?