Две стороны неба

Юджин даже не повернул головы в его сторону. Он злыми глазами глядел на улыбающуюся Ирену, и вынул руки из карманов, и пальцы его шевелились очень знакомо Роберту. Так могли шевелиться пальцы, которые нащупывают курок.

– Пошли, попробуем вызвать Либетрау, - поспешно сказал Роберт.

– Подожди, малыш!
– отмахнулся Юджин.
– Я чем-то не угодил вам, мадемуазель?

– Ну хватит!
– сказала Ирена еще насмешливо, но уже немного раздраженно.
– Вам совсем не к лицу быть назойливым.

– А что же мне к лицу?
– размяк Малютка.

– Вести себя прилично!

Ирена взяла Драгана под руку, легонько толкнула Юджина в грудь, так что он невольно посторонился, и прошла мимо.

– Ты явно перепутал место действия.
– Роберту было стыдно за Юджина.
– Это тебе не База. И в самом деле не средние века!

– Поду-умаешь!
– обиженно протянул Юджин.
– "Придется привыкнуть!" Видал?

– Теперь я представляю, что могла сказать та, которая тебя недавно отвергла. Твои выходки привели бы в восторг питекантропа!

– Подумаешь!
– повторил Юджин.
– А что она смыслит в двигателях?

Это прозвучало так по-детски, что Роберт рассмеялся и взял Юджина за руку.

– Ты сейчас очень похож на мамонта, который миллион лет провалялся в вечной мерзлоте. Не по внешности, конечно.

Они прошли мимо коттеджей и поднялись в тихий зал с рядами экранов.

И опять Либетрау не оказалось на месте.

"Апельсин" яркой шаровой молнией мелькнул над соснами и с тихим гулом опустился на платформу. Юджин шумно вздохнул, крепко сжал руку Роберта.

– Ну, до встречи! Если что - я на верфи. Вызывай! А вообще - теперь твоя очередь в гости.

– Хорошо, Малютка. До встречи!

Юджин, сгорбившись, полез в дверцу, маленькую для его огромного тела.

– Ты доволен жизнью?
– тихо спросил Роберт.

Юджин не расслышал. Он поворочался немного в кресле, прощально поднял руку. "Апельсин" прыгнул в ночное небо и быстро затерялся среди звезд.

И все-таки Роберт добился своего. Экран, наконец, ожил и исчез, оставив его наедине с Либетрау.

– В общем, так, - сказал Роберт.
– Считайте, что вы выиграли.

Либетрау пожал плечами.

– А разве есть проигравшие?

– Ладно! Я хочу сказать о Базе...

Либетрау ничуть не удивился. Он молчал и вертел в руках блестящий карандаш. Роберт слегка удивленно повторил:

– Я хочу сказать о Базе!

– Слушаю, - ответил Либетрау.
– Карту?

– Не надо. Астероид тысяча девятьсот девяносто три, ю-эй. Где другие базы - не знаю, честное слово.

Либетрау отложил карандаш.

– Так. Понятно. Не путаешь?

Роберт оскорбленно промолчал. Либетрау опять взял карандаш и застучал им по столу. Он был чем-то расстроен.

"Почему он задумался?" Внезапно Роберт догадался, покраснел от возмущения и крепко сжал кулаки.

– Не верите?
– глухо спросил он, с неприязнью глядя на человека, который посмел сомневаться в его, Роберта Гриссома, искренности.
– Эх, а я-то!..

Он безнадежно махнул рукой и опустил голову.

– Почему же, верю. Минутку!
– Либетрау щелкнул чем-то под столом и повернулся к Роберту боком.
– Юра! Передай Пейджу, что данные Гарри Гриссома ложны. Пусть прекратит пока все приготовления, а я позже с ним свяжусь.

– Понял, - ответил невидимый Роберту человек.

Роберт был ошеломлен. Папаша старался досадить как мог! Это было вполне в его стиле. Как-то давным-давно отец угостил сладкой фруктовкой доверчивую шестилетнюю Франсуазу, а потом хохотал, когда малышка чуть не задохнулась от первого же глотка: в стакане оказалась дьявольская смесь виски, коньяка и черт знает чего еще! А случай с Питерсом... Отец закрыл его в каморке, когда тот явился с очередной проповедью, разрегулировал локальный температурный блок и двое суток пропьянствовал в баре, а старик Питерс задыхался от жары.

– Спасибо, - коротко сказал Либетрау и улыбнулся, хотя улыбка почему-то вышла печальной.

– Не стоит!
– весело отозвался Роберт.

Ему было легко и хорошо, он готов был радостно зазвенеть от любого прикосновения, как хрустальная ваза.

– Скоро всех вызволим, - сказал Либетрау.
– А базы еще пригодятся. Только для других целей.

– Но там же торпеды! Они просто так не дадутся!

– Ничего. У нас много средств, чтобы обойтись без жертв и с той и с другой стороны. Не волнуйся.

Лицо Либетрау внезапно стало очень серьезным.

– Сегодня получил фотографии, - медленно проговорил он, внимательно глядя на Роберта.
– Печальные фотографии. Мы их сделали в рубке управления космического бота. Посмотри...

*

Он сидел на пне у дороги, ведущей к городу. Ходили по ней редко и можно было хоть целый день чертить веткой узоры на песке, не опасаясь, что этому занятию кто-нибудь помешает.

Он даже не ожидал, как больно и тоскливо станет после слов Либетрау, при виде той фотографии, и как долго будет успокаиваться боль. Боль нехотя разжала тугие кольца только к исходу бессонной ночи и отпустила, наконец, при свете привычного солнечного дня.

Роберт сидел лицом к интернату, утонувшему в соснах - спаслась лишь жирафья шея вышки над бассейном, - и бесцельно водил веткой по песку.

Мобиль подкрался незаметно. Он лежал на дороге, как толстая безглазая рыба, а возле него, опустив руки, стояла невысокая молодая женщина. Темные волосы подчеркивали удивительную бледность лица, совершенно не тронутого загаром, словно она очень долго была там, где нет горячего летнего солнца. И что-то еще было в ее лице... Что-то странное...

Женщина стояла, не решаясь отойти от безглазой голубой рыбы и сделать шаг по дороге. Роберт, наконец, понял, что было в ее лице. Он поспешно встал с пня и подошел к мобилю.

– Вы... к Кате?

Женщина шагнула вперед.

– Да. За Катей...

Роберт проглотил горячий комок.

– Идемте, я покажу.

– Не надо. Я знаю...

Женщина неуверенно пошла по дороге и Роберту даже показалось, что она вот-вот упадет, но она не упала и медленно растворилась в соснах, слившись с ними зеленым платьем.

И тут его зазнобило. Он привалился спиной к теплому боку мобиля, обхватил себя руками за плечи, но согреться никак не мог.

– Сволочи!
– тихо сказал он в голубое небо, которое было лишь красивой декорацией, скрывавшей небо истинное - черную бездну, ставшую убежищем зла.