Двенадцатый год

– Нет, мама, я голоден, - еще загадочнее отвечал мальчик.

– Ну, так что ж не кушаешь?

– Я после скажу.

Всех насмешил этот лаконический ответ. Даже царевна Неулыба засмеялась.

– О! Он у меня продувной мальчишка - верно в дядю пойдет, - заметил отец.

Талантов изредка бросал ядовитые взгляды на младшую "богиню", а Бурцев больше налегал на горячие, поджаренные пирожки, чем на любезничанье с своей "богиней", которая тоже кушала с аппетитом. Одна Неулыба казалась не в своей тарелке, но эта позиция в чужой тарелке, по-видимому, никем не была замечена, кроме господина Талантова, который чувствовал, что и у него тарелка как бы чужая.

– Все утро я рыскал по работам, по полям своим, - говорил между тем Кульнев.
– Уж и бестии же эти мужики! Как Бог их сотворил хамами, так хамами и остались!.. Сам издали вижу, что не работают, прокла-жаются, а как заметят только моего гнедка да беговые дрожки, так словно прилипнут к работе... Ну, и постегаешь.

Суп между тем убрали. Переменили тарелки. Митя смотрел еще веселее так и сиял.

– Ну, продувной мальчишка, говори, почему не ел супу?
– спросил отец.

– Как же, папа, - мама боится тараканов, а в супе был таракан... Если б я раньше сказал, так мама испугалась бы и не кушала, - торжественно отвечал находчивый молодой человек.

Но эффект, который последовал за его ответом, был не тот, какого он ожидал. Лида у всех вытянулись. Хозяйка и дочери вспыхнули. Сам хозяин побагровел.

– Как! таракан в cyneJ - закричал он, задыхаясь от гнева.
– Позвать сюда каналью повара!.. Я его!..

Лакеи и казачки стремглав бросились исполнять приказание барина. Зазвенели тарелки.

– Стой, скоты!
– кричит рассвирепевший господин.
– Пускай идет сюда с кастрюлькой и с горячим судом... чтоб кипел суп... Я ему этот суп, каналье, на голову вылью... ошпарю... задеру.

Лакеи, дрожа от страху, снова бросились. Все онемели - ве знали, что начать, что сказать... Все знали крутой нрав обезумевшего барина и ждали страшной развязки.

– А! осрамил при гостях!.. Это по злобе... на волю захотели! Га! хамы, я вас] - бесновался человек, которого история уполномочила превращаться иногда в зверя.

– Ой, батюшки! Господи! ой, смерть моя!
– слышались вопли на дворе.

Топот множества ног, бабий вой на дворе. Творится что-то возмутительное(tm)

Лакеи, бледные, дрожащие, вводят под руки полумертвого от страху старика. Он уже сам не может стоять на ногах - они дрожат; руки дрожат, голова ходенем ходит, седые волосы прилипли к вискам - их прилепил холодный, как у мертвеца, пот несчастного. Один из лакеев держит кипящую кастрюлю... Все бледны - и лакеи, и казачки,и господа.

– Га!
– снова задыхается барин.
– Ты так и ядом окормишь нас! А, дьявольское семя!

Старик вырвался из рук лакеев и грохнулся об пол... Стукнула седая голова, да так глухо, страшно, словно раскололась.

– Лей на него кипяток!
– хрипит барин.

– Ох!
– вырывается крик из груди младшей дочери.

– Лей! а то и тебя запорю!

Лакей поднял кипящую кастрюлю. Кто-то еще вскрикнул... вскочили... что-то грянуло...

Митя припал к повару и обхватил его седую голову руками. Руки лакея, поднявшего кверху кастрюлю, остановились в воздухе. Все замерло, но тотчас же все изменилось.

Чистое сердце ребенка спасло отца от зверского преступления. Митя, невольный виновник этой ужасной сцены, очень любил старого повара Захариньку. Старик рассказывал барчонку сказки и всякие страшные истории, отыскивал ему в саду гнезда малиновок, яички ящерят, ловил ему зайчат и всяких редких насекомых, а вчера еще поймал ему двух ежат, маленьких, беленьких, кругленьких, которые еще не колются и пьют молоко с блюдечка.

Митя бросился к повару и громко заплакал. Барышни тоже ухватились за отца и плакали, прося за повара, гости просили также усердно, особенно Дурова.

– Эка беда!
– смеясь, говорил Бурцев.
– Мало мы их, этих таракушек, переели в походе! Все же вкуснее щи с таракушей, чем солдатский сухарь с хрустом.

– Да и где он взялся, этот таракан, в поварской?
– говорила едва пришедшая в себя от испуга хозяйка.
– Там нет ни одного таракана - я знаю.

– Это я, мама, - всхлипывал Митя.

– Что ты?

– Я принес туда тараканов...

– Ты? зачем?

– Целый таз принес...

– Для чего? откуда?
– спрашивали все в недоумении.

А голова повара все еще тряслась на полу. Лакей все еще держал кастрюлю в руках.

– Зачем?
– спрашивал отец.

– У него, папа, у Захарыча, скворец там... он выучил его говорить... Он все говорит, папа, - и "здравствуй, барин" говорит, и "француз собака", и "Господи помилуй"... А мы с Иринарх Иванычем научили скворушку петь "На божественной страже".

Все расхохотались, а господин Талантов покраснел как рак. Даже у самого Кульнева сразу прошел гнев, и он помирал со смеху...

– Ну, ну... так как же? где ж тараканы?

– А он любит тараканов...

– Ну... и что ж?

– А я взял да у птичницы у Акулины в избе и наловил их целый таз.

– Ну? (Старику становилось совсем весело.)

– А таз смазал маслом...

– Ну, так повар не виноват... Вставай же - счастлив твой бог, сказал барин милостиво.

Повар поднялся и снова повалился на пол, желая поймать ноги своего повелителя.

– Ну, будет, будет... ступай.

Старый холоп ерзал по полу и целовал ноги барчонка, барыни.

– Ну, ступай, ступай... мы проголодались.

Обед прошел весело - веселее, чем кто-либо ожидал.

– Ну господа, теперь и на боковую, часочка два соснем, - сказал хозяин, когда все встали из-за стола; а потом, обращаясь к одному из лакеев, отдал следующий приказ: - Ты, Епишка, вели ключнице приготовить господам офицерам флигель, да чтоб казачки выгнали оттуда всех мух до единой - слышишь!
– до единой, а то если приду и найду хоть одну муху запорю, шкуру всю спущу, так и знай... Да скажи ключнице, чтобы поставила господам для питья квасу холодного да меду, да чтоб прямо со льду, чтоб холодный был, такой, чтоб в кишках леденело, иней бы по животу стал, чтоб хоть на салазках в кишках катайся - такой холодный - слышишь! А то засеку до смерти, с конюшни не сойдешь... Да чтоб казачки все время над господами сиреневыми ветками махали, мух бы отгоняли, - чтоб ни-ни, ни Боже мой, ни одной бы мухи... закатаю! слышишь!

Лакей хотел уйти.

– Стой!
– кричит барин.
– А я, господа, люблю под дождичек спать чтобы этак на дворе у-у-у-у! шлеп-шлеп-шлеп... так-то любезно спится под ливень, - а нынче, как назло, солнце так и печет; ну, так я себе искусственный дождик делаю - у меня на это девки да парни... Как жаркий день, так у меня и дождь... Так слушай, Епишка, скажи старосте, чтобы нарядил сейчас десять девок и десять парней на дождик, да чтоб живо... Ступай!

– Как же это вы дождь девками делаете?
– спросил Бурцев, лениво улыбаясь.