Дьяволы

— Пора. — С кряхтением Якоб поднялся и повел их к выходу. Вигга оглянулась: Алекс на щите, герцог Михаил и леди Севера улыбались. Чем все кончится? Но узнать не доведется. Часовня Святой Целесообразности была как повозка с трупами — рады ей только в беде.

Колокола еще звонили, когда они вышли из врат, миновали стражу и ступили в пятнистый свет.

— Жаль свадьбу пропустим. — Вигга свернула с дороги, спустила штаны и присела в кустах. — Хотя эта публика и там все занудством зальет.

— Нельзя приличнее? — Бальтазар закатил глаза.

— А что, в часовне? Тогда бы лужа на скамье осталась — спасибо бы не сказали.

— Она права, — фыркнула Батист.

— Почему, когда приспичит, иногда так трудно начать? — Вигга кряхтела, стараясь не обмочиться. Под звон колоколов и облегченный мочевой она наконец расслабилась, но остальные хмурились.

— Задница Фрейи, — выругалась Вигга, отряхивая капли и вытирая руку о лист. — Чего вы кислые?

— Мы плывем в Святой Город, — огрызнулся Бальтазар. — Обратно в клетку. К презрению и рабству.

— А, — Вигга нахмурилась. — Забыла про это.

Глава 63 Злодейские друзья

Алекс стояла, уставясь в пустоту, пока фрейлины суетились вокруг. Казалось, она целый день оставалась неподвижной, а люди кружили, как вокруг гипсовой статуи Спасительницы в праздник. Одевали, раздевали, как манекен портного. Примеряли головные уборы, будто она вешалка для шляп. Утром ее зашивали в платье, расшитое молитвами. Теперь распарывали.

Она не понимала: голова кружится от аплодисментов, она вымотана ожиданиями, боится править Империей или паникует от мысли о брачной ночи. Хотелось смеяться, рыдать, спрятаться под кровать и бежать в порт одновременно.

— Я императрица Трои, — пробормотала она в сотый раз.

— Несомненно, Ваше Сиятельство. — Леди Севера наблюдала за раздеванием, словно за распаковкой фамильной реликвии. Мысль, что та теперь ее будущая тетя, должна была утешать, но лишь напоминала о собственном браке, и Алекс снова захотелось бежать.

— Я императрица Трои… — Она зажмурилась. — И мой муж уже в пути.

— Боюсь, это не похоже на ваши мечты о брачной ночи.

Алекс фыркнула: — Честно, я не мечтала дожить до двадцати. — И сейчас не была уверена.

— Не волнуйтесь. Зенона и Плакидия будут за дверью. Я и герцог Михаил — этажом ниже.

— Так если муж попытается заколоть меня, вы успеете остановить кинжал?

— Ваш муж не станет колоть вас кинжалом, — сказала леди Севера. — Во всяком случае, не этим.

— Не этим… — Алекс задумалась, пока одна из девушек (Клеофа или Атенаида) распарывала шов, а другая сыпала лепестки на ковер.

Леди Севера деликатно кашлянула: — Вы ведь не… девственница?

Алекс фыркнула громче: — Даже близко нет.

— Хорошо. Это… хорошо.

— Разве невеста должна быть ею?

— Идеал не всегда… идеален. По крайней мере, вы знаете, чего ждать.

— Настолько плохо? — Алекс вздохнула, слушая, как рвутся нитки. — Месяцы чувствовала, как меняюсь. Теперь снова. Не знаю во что.

— Превращение это часть жизни, — сказала леди Севера. — Страшно, но необходимо. Даже прекрасно. Гусеница становится бабочкой.

Алекс сглотнула: — Бабочки живут недолго.

В шелковом платье, которое на нее накинули, чувствовалась обреченность мотылька. Ткань спадала при малейшем движении, оставляя мало для воображения.

Постучали в дверь. Обычный стук, но для Алекс он прозвучал, как забивание гвоздей в гроб. Одна из девушек (Плакидия или Зенона) пошла открывать, остальные засуетились, поправляя складки и румяня щеки, будто это решит, будет брак блаженством или каторгой с куском дерьма.

На голову водрузили венок из золотых листьев — нечто между соблазном и властью. Под стать ей, ведь Алекс сама металась между этими ролями. Когда дверь открылась, она облокотилась на столбик кровати, скрестив руки, с нахмуренным лбом и приподнятой бровью. Как сердитая кухарка, ждущая опоздавшего пекаря.

Аркадий замер в дверях, одетый не в воздушные ткани, а в расшитый золотом камзол, накрахмаленную рубашку и лакированные сапоги, в которых его только что обвенчали. Он изящно поклонился — к облегчению Алекс, ведь быть убитой кем-то с дурными манерами было бы обидно.

— Ваше Сиятельство. Или, пожалуй… — Он поднял взгляд с легкой ухмылкой. — Моя супруга?

— Ваша Светлость. Или, полагаю… — Алекс с трудом выдавила: — Мой супруг.

Последняя из фрейлин, Атенаида или Плакидия, бросила горсть лепестков и захлопнула дверь, оставив их наедине: императрицу и консорта, Алекса и человека, еще несколько дней назад бывшего ее злейшим врагом.

Отлично.

— Признаюсь, я чувствую себя слегка… — Аркадий кашлянул, впервые выдавая нервозность. — Переодетым. — Он расстегнул сверкающий камзол, перекинул его через стул и закатал рукава. — Может, вино поможет нам… расслабиться.

Алекс не расслаблялась очень давно. Если вообще когда-либо. Но сейчас напряжение достигло пика. — Не откажусь, — пробормотала она, пока вино алым ручьем заструилось в бокалы, кроваво сверкая в закатных лучах.

Он подошел к кровати, протягивая бокал: — День выдался непростой.

Она взяла его, размышляя, виден ли яд. — И он еще не закончился…

Он заметил ее колебание: — Если бы он был отравлен… — Отхлебнул из своего бокала. — Я бы лишь убил себя.

— Могли нанести яд только на мой, — парировала Алекс.

Аркадий приподнял бровь: — Именно так поступила бы моя мать. Слишком многого от меня ждете. — Поменял бокалы местами и отпил из нового. — Или слишком малого.

Она наконец сделала глоток. Вино было прекрасным. Но яд герцога для императрицы, наверное, не имел вкуса. Алекс присела на кровать, пытаясь прикрыть ноги развевающейся тканью. Бесполезно, словно пером прикрыть окорок.

Аркадий наблюдал: — Вы кажетесь слегка…

— Крысоватой?

— Я хотел сказать — напряженной.

— Ну, ваши братья пытались меня убить.

— Слышал. Подумал: как бестактно. — Он обошел кровать. — Утешает лишь то, что они не слишком преуспели. Я отговаривал их, но все трое унаследовали от матери упрямство. Но заверяю вас, — он сел напротив, глядя искренне, — я никогда не попытаюсь вас убить.

— Минимальный стандарт для супруга, не так ли?

— Увы, не все императорские консорты истории ему соответствовали. — Он стянул сапог с грохотом. — Но я надеюсь превзойти ожидания. — С трудом сняв второй, закинул ноги на кровать, шевеля пальцами. — Я отличался от братьев во многом, но главное — будучи старшим… — он встретил ее взгляд, — никогда не желал трона.