Дьяволы

— Я поймала тебя!

— Нет… — Его кожа трещала, волосы стали седыми. — Это я… — Он поднял ее, — поймал… тебя. — И швырнул в Пламя Святой Наталии.

Огонь, едва тлевший, вспыхнул белым адом. Плацидия взвыла, пытаясь вырваться, но барон держал ее, его руки горели. Крики стихли, сменившись хрипом. Рикард отшатнулся, древний и обугленный, рухнул на парапет.

Пепел кружил над руинами, как черный снег, покрывая Алекс, Санни и трупы учениц Евдоксии.

Якоб стоял, пронзенный.

Боль была неописуемой, конечно.

Но он дышал. Значит, клинок не задел легкое. Не задел сердце.

Он удержался на ногах. Стиснул зубы. Поднял взгляд на герцога Михаила и пожал плечами.

— Эх, — хрипло бросил он. — Бывало и хуже.

Герцог Михаил уставился на него, не зная, что делать. Честно говоря, обычно достаточно проткнуть противника. Он дернул эфес меча, но Якоб схватил перекрестье левой рукой, застонав от боли и усилия, поднимая свой клинок в правой.

Михаил отпустил рукоять, откатился на спину с шокированным вздохом, пока неуклюжий удар Якоба просвистел над его головой. Пятки сапог скрипели по мрамору, пока он отползал.

— Боже мой… — пробормотал герцог, поднимаясь. Якоб упрямо ковылял вперед с мечом в руке и другим в животе. Кровь стекала по эфесу, капая на плитку темными брызгами.

Якоб рыкнул, снова ринувшись в атаку. Герцог Михаил уклонился, едва не споткнулся, и рухнул на стену, когда клинок Якоба (тот, что в руке, а не в кишках) срубил бок огромной вазы. Осколки золоченого фарфора разлетелись по полу.

Михаил схватил древнее копье, но крепления не поддались. Он отпрыгнул, едва избежав удара Якоба, который оставил царапину на стене и поднял облако штукатурной пыли. Затем пригнулся и меч пронзил изумрудно-зеленый гобелен.

Рука герцога нащупала эльфийский кинжал. Он рванул его изо всех сил, но оружие легко высвободилось, едва не сбив его с ног. Михаил едва увернулся от меча Якоба, схватив его, когда они столкнулись вплотную.

Якоб боднул герцога головой в лицо. Тот отступил с окровавленным носом, поскользнулся на луже крови, оставив длинный след, рухнул, а затем снова вскочил. Их дуэль превратилась из изящной шахматной партии в смертельный фарс. Якоб шатался вперед, рыча и хрипя, а Михаил метался из стороны в сторону. Клинок Якоба грохотал о пол, оставляя шрамы на мраморе.

Якоб облокотился на Змеиный Трон, каждый вдох свистел. Он посмотрел вниз: эльфийский кинжал торчал в ребрах, окровавленная рукоять торчала вбок. Наверное, вонзился, когда они боролись. Он бы рассмеялся, если бы хватило дыхания. Эльфы десятилетиями пытались воткнуть в него кинжал, и вот, князь Трои сумел.

— Думаю… — захрипел он, чувствуя кровь на губах, видя алые пузыри у эфеса, — Легкое задето.

— Ты хоть спросил себя, — сказал герцог Михаил, отступая между колонн, — Что будет, если победишь?

Якоб хрипло застонал, оттолкнувшись от Змеиного Трона, и упрямо заковылял за герцогом. Каждый шаг — новое пронзающее мучение, каждый вдох — новое ранение. Как на той пыльной дороге, усыпанной телами, во время бесконечного отступления через степь. Шаг за шагом.

— Эльфы идут. — Зал погружался во тьму. Фонари догорали, оставляя в глазах светящиеся шлейфы. — Остроухая орда, и их единственная цель это стереть человечество с лица земли...

Эльфы всегда идут. Якоб щурился, пытаясь разглядеть, кто говорит, кто сражается. Мелькнуло ли лицо Симона Бартоса у колонны, исчезнувшее до удара?

— Троя станет щитом, о который разобьется эта буря. Но будет ли она сильнее с императрицей Алексией на троне? — Спросил герцог.

— Этот выбор… за Богом. — Якоб сплюнул кровь, рубанул в сторону Уильяма Рыжего, отсек кусок мрамора от колонны. Никто не хочет видеть сомнений.

— Говорят, Бог слеп, — произнес Императорский чемпион, Папский палач, Великий магистр Ордена, отступая к статуе давно умершего императора. — Я же скажу: он глух, нем и к тому же глуп. Он выбирает тех, кто выбирает себя.

Грохот сверху. Один из висячих фонарей закачался, пламя затрепетало. Якоб пошатнулся, упершись мечом в пол как костылем. Голова кружилась, зрение плыло.

— И это звук… — Герцог Михаил усмехнулся, глядя на потолок, — его выбора в мою пользу.

— Уверен? Мне казалось… — Пол вращался. Накренялся, как палуба в шторм. — Может, это барон Рикард. Проклятые вампиры… вечно опаздывают. — Якоб не чувствовал в себе сил улыбаться, но оскалил окровавленные зубы. — Интересно, это ты тянул время… или я?

Он сделал последний изможденный выпад, но размытый силуэт Михаила уклонился, шагнул за статую и сбросил ее с постамента. Якоб едва удержал равновесие, сквозь боль увидев, как она рушится на него.

— Бля… —

Он рухнул под тяжестью с тошнотворным хрустом, затылок ударился о пол.

Основной вес, кажется, миновал его. Но хватило. Левая рука раздроблена. И да, меч все еще торчал в нем. Не забыть бы про кинжал. Свой клинок он все еще сжимал, бессмысленно взмахнув им в пустоту.

— Оставайся тут, — донесся голос герцога Михаила, удаляясь. — Закончим позже!

Якоб откинулся, каждый вдох давился кровью, и уставился в потолок.

Боль почти утихла.

— Вот так засада, — прошептал он.

Глава 68 Неприемлемое поведение

— Ты забрала тело леди Северы… — прошептал Бальтазар.

— Мое, честно говоря, умирало, — ответила Евдоксия... или Севера, или душа одной в теле другой, — А ее тело, честно говоря, отличное. — Она спокойно расправила платье. — И она годами предавала меня моему брату. Умерла в моем дряхлом трупе, до конца считая меня безумной.

— В вашем безумии я не сомневаюсь, — пробормотал Бальтазар. — Феноменальное безумие.

Никакого соглашения не было, флага перемирия не поднимали, но, не отрывая друг от друга глаз, они оба с крайней осторожностью выпрямились из боевых стоек.

— Лишь ты оказался достаточно прозорлив, чтобы понять истину, — сказала она. — Ни один из этих узколобых муравьев, которых я пыталась учить, даже не мог представить мой успех. Ни мои корыстные придворные, ни мои эгоистичные подданные, ни эти надутые стервятники, мои так называемые сыновья. — Она фыркнула от отвращения. — Мой собственный предатель-тупица брат был так блаженно невежествен, что даже не понял, чья душа обитает в этой плоти. Он предложил мне брак.