Эдуард Лимонов

“Им партия поручила тебя доставить в Питер и обратно в полной сохранности. Они отвечают за твою жизнь перед партией, а ты что делаешь?..”

“Они тоже пойдут”, — возразил Лимонов.

“ Нет, это не дело, — сказал я с самым серьезным видом. — Сейчас позвоню в Москву и расскажу, что ты задумал. Давай как партия скажет — так и сделаем”.

Я взял свой смартфон и сделал вид, что ищу в контактах номера телефонов соратников Лимонова.

Он выжидательно уставился на меня, и ребята — тоже.

“Так, Аверин… Нет, Аверин — только пресс-секретарь. Он такие вопросы не решает. Аксенов… Вот это, наверное, то, что надо. Он же у вас сейчас самый главный?..”

Лимонов улыбался. Ребята косились на него и тоже улыбались.

“Алло! Сергей, доброй ночи! Извини, что разбудил, — сказал я, приложив смартфон к уху и сделав вид, что дозвонился до Аксенова. — Мы в Питере… Да, доехали нормально. Но вот Эдуард Вениаминович хочет сейчас идти провожать меня до гостиницы. Я категорически против, ведь он выпил, мы — тоже. Как ты считаешь, можно ему идти в город? Нет? Конечно, все может произойти… Менты не спят, враги не дремлют… Значит, что ему передать? Партия запрещает? Да, так и скажу… Миша здесь. Илья и Коля тоже рядом… Разумеется, ставить под угрозу его жизнь недопустимо. И я о том же… Нет, Михаил не пил… Все понял, передам. Извини, спокойной ночи!..”

“Ну, всем все понятно? — Обведя взглядом присутствующих, спросил я, когда ‘закончил разговор’ с Аксеновым. — Партия запрещает вам выходить сейчас в город и рисковать жизнью Эдуарда Вениаминовича”.

Ребята дружно закивали головами, стараясь при этом не смотреть ни на меня, ни на Лимонова.

“Считайте, что партия вынесла специальное постановление”.

Плечи у Лимонова как-то вдруг сразу опустились.

“Ну, ладно, — произнес он. — Но пусть ребята тебя проводят”».

А уже утром, бодрым и свежим, Эдуард прибыл в суд и стал отвечать на вопросы судьи Яковлева:

— Как строилась структура вашей партии?

— Ваша честь, наша партия всегда жила по методу Орды, что хотела, то и делала.

— Что такое газета «Лимонка»?

— Это не газета, ваша честь, это был шедевр, там писали черт знает что.

— Что вы можете сказать об отличии НБП от «Другой России»?

— Ваша честь, у меня было много жен, я их между собой не сравниваю…

Вероятно, и судья, и даже прокурор к концу процесса уже не верили в нашу вину. Но чтобы оправдать кого-то — нужно бросить вызов системе и собственной карьере. Поэтому судья Яковлев проявил «осторожную мудрость», одновременно признав нас виновными в экстремизме и освободив от наказания.

Вечером в тот день мы вышли на «площадь Свободы» к Гостиному Двору и развернули транспарант протай статьи 282 УК, символически поставив точку в этом процессе там, где он начался.

Теперь я был официально признан экстремистом, что наполнило меня законной гордостью. Это своего рода награда, орден на грудь за многолетнюю политическую деятельность, за которую в будущем будут положены льготы, как в СССР в 1920-е годы для бывших политзаключенных царского режима. Несмотря на освобождение от наказания, мы получили довольно существенное поражение в правах — согласно российскому законодательству, привлекавшиеся по экстремистским статьям не имеют права участвовать в выборах, состоять в общественных и религиозных организациях, работать в сфере образования и т. д. А еще нас — как ранее Лимонова — осудили вовремя, поскольку печально известную статью 282 УК РФ вскоре усилили, расширили и перевели в разряд тяжких. А по таким статьям судьи, как правило, сразу арестовывают обвиняемых.

В сентябре 2012 года состоялся второй съезд «Другой России». Согласно его резолюции объявлялось, что у нас два врага — группа Путина и группа Навального-Немцова. Это был возврат к старому доброму национал-большевизму 1990-х годов. Игры в широкие коалиции закончились.

Мы, питерцы, настояли в свою очередь на том, чтобы подать документы на регистрацию по новому закону о политических партиях. Надеясь не столько на то, что нас зарегистрируют, сколько для подстраховки, чтобы остаться в политическом поле. Лимонов, бывший изначально против этой идеи, теперь уже не возражал.

Это было время выборов в Координационный совет оппозиции. Проект Алексея Навального, задуманный для того, чтобы легитимировать его как лидера несистемной оппозиции, активно обсуждался на всех доступных площадках. Навальный пытался убедить участвовать в нем нацболов. Вместе с Прилепиным они однажды пришли к Лимонову, и Алексей долго уговаривал его принять участие. Кажется, это был единственный случай их прямого общения, и Лимонову он крайне не понравился:

«Навальный не настолько глуп, чтобы подчеркивать свою прозападность, но несомненно, что у него прозападническая, проевропейская ориентация. Поэтому он никогда не выиграет ни на выборах, ни без выборов. Почему он так нравится интеллигенции нашей? Силуэт американский и жена так одета, и дети так, и сам он выглядит как такой махровый америкос. Это новые типажи, которые пришли вместе с либерализмом. Я вообще не люблю больших людей, поскольку сам я невысокого роста. Мне всегда кажется, что они глупые, что часто оправдывается».

С помпой избранный КС включил в себя в основном журналистов, деятелей культуры и просто случайных людей, никак к политике не приспособленных и ничего в ней не умевших. Как ни странно, после их прихода в оппозицию ко многим из них мы стали относиться только хуже. Бродский говорил об эстетических разногласиях с советской властью. У нас возникли стилистические разногласия с такой оппозицией.

КС ничего выдающегося не совершил и через год помер тихой бесславной смертью. Правда, функция легитимации Навального как лидера была выполнена им даже более чем целиком и полностью.

«Я провел 2012 год в жесткой политической борьбе с болотными лидерами, с этими современными Сусаниными наоборот, один против всех, без союзников, только партия рядом, — подводил Лимонов итоги года в своем блоге. — Один против всех, было тяжко.

Я использовал мой ЖЖ как трибуну, как боевую колесницу и яростно врубался в их самодовольные ряды. Повторяя без устали, что они предали протест и впоследствии заездили, замучили его унылыми покорными маршами и пошлыми митингами на коленях, отбивая у людей охоту к борьбе.

На первых порах обществу со стороны казалось, что болотные победили. Они сами торжествовали беспрестанно и в декабре 2011-го, и в феврале 2012-го, и даже в марте. Они высокомерно отзывались обо мне.

Но затем чаши незримых весов, на которых мы находились, я — один на моей чаше, они скопом на своей, поползли в мою пользу.

И в декабре 2012-го чаша с Эдуардом Лимоновым в конце концов перетянула чашу с их совокупными тушками.

Я удовлетворен. Я вел отчаянную войну, и я победил. Хотя у меня не было шансов».

В феврале 2013-го Лимонов отметил семидесятилетний юбилей.

Советская еда родная, Ломоть, что срезан с каравая, Котлеты, борщ, сырой компот И водки крепкий переплет… Объединив ингридиенты, Приклеив, присоединив Завода крепкие моменты, И Серп и Молот посолив, Был я и молод и счастлив… Сейчас я дую на ладони, Мои колени вдруг остры, Как крокелюры на иконе, Морщины резкие стары… Мне холодно. Мне спать тревожно. Куда идти? Уже пришел… Мне жизнь мою ножом сапожным Семидесятый год вспорол…