Эдуард Лимонов

От питерских нацболов Эдуард получил четыре увесистых тома собрания сочинений Мао Цзэдуна конца 1940-х годов издания в синих переплетах. Когда я позвонил его поздравить, он бодро сообщил, что «с утра работал, потом девка пришла, и представьте — ни одной рюмки еще не выпил». Юбилей, кстати, никак не отмечался и прошел незамеченным для прогрессивной общественности. Даже газета «Коммерсантъ», всегда аккуратно поздравляющая на своих страницах известных людей, про Лимонова не написала ничего.

Но какое это по сути имело значение? Эдуард находился в прекрасной форме и мог продемонстрировать новые достижения.

Во-первых, грандиозный успех имел вышедший в 2011 году роман Эммануэля Каррера «Лимонов», переведенный на многие языки мира. Президент Франции Николя Саркози признавался, что она лежит у него на ночном столике. Книгу собрались экранизировать в Италии. При этом само его повествование выдает полное незнание автором русской действительности, хотя он является сыном видной русистки Элен Каррер д’Анкосс — кстати, грузинской княжны и секретаря Французской академии. Автор, к примеру, утверждает, что Владимир Путин зарабатывал в начале 1990-х в Ленинграде частным извозом и ностальгировал по СССР, хотя он был тогда помощником Анатолия Собчака и вполне успешно встроился в капиталистическую действительность. Это только одна из многих ошибок, благодаря которым книга Каррера, вначале оперативно изданная в России и встреченная с интересом, вызвала в том числе и критические отзывы. Тем не менее Лимонов торжествовал: Каррер вернул его в западный мир и вновь сделал модным.

Во-вторых, в 2012 году Сергей Беляк выпустил роскошно оформленный двойной альбом на стихи Лимонова, в котором приняли участие многие известные музыканты: Александр Лаэртский, Захар Май, группа «Барто», ну и группа НОМ с безусловно лучшим номером «Я — Эдуард». Был там даже детский ансамбль «Питерские мишки». При всей разноплановости треков альбом получился сущностно единый и получил название «рок-сюиты». Сам же Эдуард спел в конце альбома куплет про то, что «Красная армия всех сильней».

Наконец, в-третьих, количество книг самого Эдуарда Вениаминовича стало приближаться к его возрасту. С учетом того, что в последние годы Эдуард стабильно выпускает две-три книги в год, в ближайшем будущем это неизбежно должно произойти.

Посттюремный период отличается его высокой авторской активностью и разнообразием. Тут и продолжение создаваемой всю жизнь одной большой книги собственного жизнеописания («В сырах», «Дед»), и сборники публицистики и постов из блога («Лимонов против Путина», «Проповеди», «Киев капут»), и тексты из глянцевых журналов («Дети гламурного рая», «Апология чукчей»), и авторская философия в продолжение линии «Другой России» («Ереси», «Иллюминейшнз», «Плюс Ультра»), и наконец, стихи (целых семь сборников — «Ноль часов», «Беги, мальчик», «Атилло длиннозубое», «СССР — наш Древний Рим», «А старый пират», «К Фифи», «Золушка беременная»).

После «Русского» и «Моего отрицательного героя» в 1970-е — середине 1980-х годов Эдуард сделал перерыв в стихотворчестве на 20 лет, вновь обратившись к нему, когда находился в заключении. В его поздних стихах история мешается с лирикой, «Бухара 1919» — с «Хорошо е.ться» и «Писька должна быть как кипяток», обращения к собственным женщинам и детям — с одами погибшим империям и т. д.

Похоже, что Лимонову попросту мало отражения континента своей мысли и жизни в прозаических текстах. Поэзия их дополняет. Поэтому историю про его роман и расставание с Катей Волковой с проклятиями в адрес хипповского индийского острова Гоа, где она так любила зависать, мы прочтем и «В сырах», и в сборнике «Мальчик, беги», где эта линия занимает видное место. И Владимира Ильича Ленина встретим и в эссе «Титаны», и в сборнике «Ноль часов».

Меня интересовали Ленин и Пугачев, И тот и другой выступали против одних врагов С точностью раз в столетье народ поднимает ор Праздник себе устроив, хватает мужик топор Идут на гробы березы, лихо горят города Русский мужик сквозь слезы шепчет не имя розы, Но Родина и п…зда… Эти две девки злые, красивые как змея Нам подстрекают Россию Сын каковой и я… Над головами реют, и еще сотню лет Нас угнетенных греют После картины бед.

В общем, говоря словами Николая Гумилева, Лимонов — «конквистадор в панцире железном», стремящийся провести экспансию во все стороны и запечатлеть себя во всевозможных формах. Пока еще есть время.

Глава восьмая «СУДЬБА ПОДАРИЛА НАМ ДОНБАСС»

Сначала две цитаты.

«Помню, в далекие годы под вечер ехал на подводе в Сумской области. Лошади весело бежали, молоко в бидонах поплескивало. Было мне двенадцать лет, и в двадцатилетнюю студентку Нину был я как бы влюблен. Гостил я у нее — спал с ней в небывалую жару на полу большого деревянного дома. От небывалой жары на полу спали.

Спала она со мной в кружевной рубашке, и чувствовал я что-то странно беспокойное. Обнимала меня во сне скользким телом. И ревновал я ее к молодому мужику с чубом, трактористу, кажется, и помню, комары меня изуродовали, когда я черную смородину в болоте по колено босоногий собирал, упорно озлившись и сбежав от них в болото. К ночи только и откликнулся.

Мычали коровы, грозил рогами бык, падали и вздымались пейзажи, вечерами за камышовым озером орала украинская песня, студентка Нина и тракторист, наверное, ненавидели меня в это лето.

И помню августовский покос, и как мы ехали на волах, везя необъятное чудовищное сено, и парни-кобели изощрялись в ловкости, забрасывая последние скирды к нам — к Нине и мне наверх. Цоб-цобе! И синие мухи у воловьих хвостов, и после изнемогающий хрустальный вечер.

И помню хутора в вишнях, окруженные гречишными полями. — Вы когда-нибудь ехали через гречишное поле? — О, о чем же мне с вами говорить, если вы никогда не ехали на телеге через гречишное поле… Из хуторских зарослей выходили деды в соломенных брылях — зазывали к себе в прохладные чистые хаты и потчевали медом и теплым хлебом — все то, от чего сходят с ума здесь, за океаном, седые украинские националисты и сто раз за ночь переворачиваются в кровати. “Ще не вмерла Украина” и никогда не умрет, пока такие люди, как “мистер Савенко” (это моя настоящая фамилия), мутят воду на этой земле. Хоть я и не украинский националист».

Это, конечно же, «Дневник неудачника». (Привет Николаю Васильевичу Гоголю.)

«Мне кажется очень непрочной украинская государственность. Она существует потому, что соседи на нее не смотрят. Чуть-чуть посмотреть соседям — Польша, Венгрия, Румыния, Россия — и Украины не будет. Будет Киевская область, Ивано-Франковская, еще какая-то. Даже безо всяких войн, просто в результате народного недовольства, поддержанного, например, этими соседними странами.

Эта страна мне не чужая, это территория, украинский язык великолепный. Но как мы знаем, у нее своей истории, отдельной от истории Польши и России, никогда не было. А все неудачные попытки во время Гражданской войны были неудачные, абортированные, ничего не получалось. Именно не получалось, потому что не было сил. Были бы силы — бились бы. Вот более мощное было во времена Степана Бандеры это движение, но их тоже хорошо переполовинили, они не смогли выдержать в борьбе с чекистской Россией.

Все оценивается мерилом, какое количество испытаний послано в стране. Если она выживает, она — страна, она — государство. А если не выживает — то ну, извините.

Хочу привести пример. После Версальского мира успешно создавали искусственные государства, ту же Чехословакию. Смотрите, как она недолго просуществовала. Ее после войны скрепляла ненависть к России. Как только Россия как таковая перестала быть опасностью для них, они немедленно стали грызть друг другу глотки, и сейчас это карликовые туристские государства, иначе назвать нельзя».