Эдуард Лимонов

Это сразу отвратило от Майдана симпатии значительной части российской оппозиции. Хотя были и исключения, некоторые поехали в Киев бороться «за нашу и вашу свободу». И даже бывший член НБП Дмитрий Ревякин, вдохновленный энергией бунта, написал песню в соавторстве с группой «25/17»:

Команданте Ярош, красно-черные крылья, Огненная ярость, зимняя герилья! Люто ветер воет: страху мораторий. Дозор несет высотно Небесная сотня. Мало крови, мало. Прольется еще. Жертвенная, алая, выставит счет. Мало крови, мало, прольется еще. Хлынут реки алые, выставят счет.

После начала «Русской весны» в Крыму и в Донбассе Дмитрий, правда, пересмотрел свое отношение к происходящему и поддержал восстание Юго-Востока, попросив обратить внимание в песне не столько на «команданте Яроша», сколько на «хлынут реки алые». Причем он оказался не одинок — многие, изначально рассматривавшие Майдан как народное восстание, потом поменяли свои взгляды.

«Судьба власти определяется сейчас количеством коктейлей Молотова, которые летят в милицию», — писал мне журналист Александр Сивов из Одессы. «Молотовы» нацики кидали хорошо. Противостояние в центре Киева продолжалось почти три месяца и закончилось бегством президента Януковича в Россию. Человек, мягко говоря, не слишком умный и волевой, он сам довел дело до такого сценария своими бесконечными колебаниями. Если уж применять силу, то эффективно было бы протест додавить, как это сделал в 1993 году Ельцин. Либо вообще не применять, а делать уступки и идти на переговоры. Сочетание же того и другого привело Януковича к краху вместе с Украиной.

Между тем у него был вариант сохранить власть даже после бегства из столицы, причем выгодный и Кремлю. Он мог остаться в Харькове, собрать там депутатов и глав регионов Юго-Востока и произвести раздел страны. Однако он — точь-в-точь как Зюганов в 1996 году — оправдывал свою трусость необходимостью не допустить гражданской войны. Которой как раз избежать не удалось.

Другая половина Украины — Юго-Восток и Крым — все это время молчала. Казалось, что во второй раз повторится история 2004 года и им снова навяжут выбор Майдана. Однако этого не произошло.

Куда ветер дует, было уже понятно. Комментируя события порталу «Закс.ру», автор еще в ноябре 2013 года говорил следующее:

«Вне зависимости от того, закончится это сейчас отставкой Януковича или нет, договор об ассоциации с ЕС будет подписан. Виктор Федорович просто торговался с Россией и Западом; если к власти придут оппозиционные политики, они тоже упадут в объятия Евросоюза. Единственный вопрос, что они туда потащат жителей Крыма и Восточной Украины, которые хотят быть вместе с Россией. В этом смысле победа Евромайдана — это было бы неплохо, потому что это будет означать начало раскола страны. Западноукраинские области вместе с Киевом могут смело идти в ЕС, избрать себе президентом Тягнибока. Думаю, в ЕС будут от этого в ужасе, но это уже не принципиально. А восточно-украинские области должны будут интегрироваться с Россией».

А Лимонов призвал российские власти к немедленному разделу Украины:

«Пусть Украина разломится как несоразмерный батон хлеба. Мы подхватим восточную часть… Нужно воспользоваться, не проморгайте, олухи, момент настал. Всего-то нужно организовать волеизъявление девяти украинских областей выйти из состава Украины и войти в состав России».

Насколько сейчас известно, подобные сценарии рассматривались тогда и в Администрации Президента РФ, с особым упором на Крым. И по тому, как развивались события на полуострове, было видно, что действия России были заранее хорошо проработаны. А вот по остальным девяти областям Юго-Востока политического решения так и не было принято, что в дальнейшем обошлось очень дорого восставшему Донбассу.

С момента свержения Януковича власть перешла к Верховной раде. И. о. президента был назначен бывший баптистский пастор и депутат от блока Юлии Тимошенко Александр Турчинов. Начались протесты уже против новой власти — прежде всего в Крыму. Первый массовый митинг прошел 23 февраля в Севастополе возле памятника адмиралу Нахимову под советскими, андреевскими и российскими флагами. Эта дата теперь — не только День Советской армии и Военно-морского флота, он же День защитника Отечества, но и день начала «Русской весны». За этим последовала серия акций возле крымского парламента, чуть не приведшая к побоищу между выступающими под украинскими флагами крымскими татарами и пророссийскими активистами. Двое русских пенсионеров погибли в давке.

И вот с этого момента для нацболов были сняты все вопросы. Если по поводу Майдана можно было дискутировать, и часть людей в партии и около нее сочувствовали успешной украинской революции, то теперь возникло четкое разделение: кто против «Русской весны» — тот предатель.

Российские власти, только что устами спикера Совета Федерации Валентины Матвиенко заявлявшие, что не собираются присоединять Крым, вдруг поменяли курс на 180 градусов и объявили о поддержке республиканского референдума, на который были вынесены два вопроса — остаться ли Крыму в составе Украины или войти в состав России.

Как принималось это решение? Владимир Путин сообщил urbi et orbi в фильме «Крым. Путь на Родину», что провел бессонную ночь с 22 на 23 февраля, совещаясь с четырьмя соратниками (можно предположить, что это были Сергей Шойгу, Сергей Иванов, Сергей Лавров и Владимир Бортников), по итогам чего сказал им, что «мы вынуждены начать работу по возврату Крыма в состав России, потому что мы не можем бросить эту территорию и людей, которые там проживают, на произвол судьбы под каток националистов». Скорее всего, не одна ночь была проведена им той теплой подмосковной зимой в Ново-Огареве в размышлениях, что делать, и взвешивании на весах последствий каждого шага. На одной чаше весов лежали серьезные осложнения в отношениях с Западом, возможные экономические санкции, ропот в затронутом ими ближайшем окружении и бизнес-элите, наконец, не исключена была и война с Украиной при поддержке НАТО, с последующим превращением РФ в «страну-изгой». На другой — любовь народа и вхождение самого Путина в историю как воссоединителя Крыма с Россией. Нельзя сказать, что для него, тактика, но не стратега, привыкшего к сохранению статус-кво и редко принимавшего судьбоносные решения, это было комфортно. Но Крым сам падал ему в руки, как спелая груша, и президент сделал выбор.

Лимонов тогда отметил, что чего-то недоглядел в Путине. В частности, когда писал его биографию, где выводил ВВП обычным чиновником, помощником Собчака, поднявшимся на мутной либеральной волне 1990-х. Вначале Путин действительно был таким. Приняв власть из рук Ельцина, он стал гарантом неприкосновенности ельцинской «семьи», был настроен прозападно и даже — как уже было отмечено, по свидетельству его тогдашнего окружения — стремился к вступлению РФ в НАТО. Осознав же, что там Россию никто не ждет, он позицию поменял, постепенно — и с годами все больше — превращаясь в консерватора и охранителя.

Такие же метаморфозы, кстати сказать, происходили со многими российскими царями, например, с Екатериной II и Александром I. Они тоже начинали как либералы и западники, а заканчивали как охранители и русофилы, хотя и были далеки от России и кровно, и культурно. Может, и вправду, как говорит «прогрессивная общественность», русская история начинает давить всей своей многовековой тяжестью на человека, оказывающегося на вершине власти, и заставляет следовать своей матрице? Только для кого-то это плюс, а для кого-то — минус.

Путин образца 2003 года выбор в пользу истории не сделал бы. А Путин образца 2014-го, когда все всем уже доказал, провел две маленькие победоносные войны и Олимпийские игры, — сделал. Что, безусловно, зачтется ему при всех прочих претензиях.

На решение Совета Федерации о возможности использования российских войск на Украине, принятое 1 марта 2014 года, Лимонов реагирует лаконичным «ура»: «Наконец, впервые за два десятилетия мне не стыдно за мою страну. Если нужно — пойду хоть рядовым солдатом для освобождения русских земель».