Эхо забытых стен
Шрифт:
Алексей наблюдал из густых зарослей леса, не приближаясь. Его план был простым: изучить обстановку, найти место для ночёвки, которое не было бы связано с жилыми кварталами, и наметить дальнейший маршрут. Город был слишком опасен для прямого входа. Он был похож на Острог, но многократно увеличенный, с гарнизоном и системой контроля. Войти туда, в таком виде, как он сейчас, означало привлечь внимание. А этого он не мог себе позволить.
Следующие три дня Алекс провел, скрываясь в лесах и небольших рощах вокруг Караннеса. Ночи он использовал для перемещения, днем – для сна и наблюдений. Еду добывал, продолжая «заимствовать» её из повозок на подъездных путях к городу, или из сараев на фермах, расположенных за его пределами. Ему удавалось оставаться незамеченным. Голод отступил,
Он изучил маршруты патрулей Гарнизона, видел, как караульные на стенах города патрулируют свои посты, наблюдая за лесом. Он отмечал местоположение колодцев и ручьев, где можно было безопасно набрать воду. Отслеживал перемещение крестьян и торговцев, подслушивал их разговоры – обрывки фраз о ценах, о слухах, о чем-то обыденном. И о новостях, о которых не говорили, но которые витали в воздухе.
На третий день пребывания возле Караннеса, ближе к вечеру, Алексей заметил нечто необычное. По дороге, ведущей из города, двигалась группа солдат Гарнизона. Не патруль, а что-то другое. Они были в парадной, или скорее в полевой форме, с тяжелым снаряжением. Конные, штук пять-шесть. А за ними – фургон, крытый брезентом, который казался тяжело нагруженным. И еще двое верховых, в плащах. Их лица были скрыты капюшонами, но даже издалека Алексей почувствовал холодок по спине. Неужели? Те самые?
Они проехали мимо, не сворачивая. Направлялись на юг, по главной дороге, в сторону Шиганшины. Или по крайней мере, в этом направлении. Если это были те, кто искал его, то они явно получили новую информацию и переместились ближе к вероятному очагу его появления. Это означало, что времени осталось еще меньше.
Серый силуэт города Караннес, утопающий в сгущающихся сумерках, оставался позади. Алексей двигался быстро, обходя город широкой дугой, придерживаясь края леса. Он не сомневался в своем решении: никаких входов в город, никаких ненужных рисков. Ищейки, которых он видел, уже знали, куда двигаться, и он не мог позволить себе быть замеченным. Шиганшина была его единственной целью, и каждая минута промедления могла стоить ему будущего.
Путь на юг стал не просто движением, а гонкой. Гонкой со временем, с неизвестными преследователями, с неумолимо приближающейся зимой, и, главное, с надвигающимся, заранее известным концом света. Алексей чувствовал себя напряженной струной. Голод и усталость, от которых не избавило даже наличие кое-каких припасов, стали привычным фоном, уходя на второй план перед лицом главной цели.
Его тактика была безжалостной к себе: максимальная скорость ночью, движение по кромке лесов рядом с главными трактами. Днем – короткие, неглубокие сны в укромных местах, замаскированных под природные образования, но с обзором на дорогу. Он использовал свои уникальные чувства, чтобы замечать людей задолго до того, как они могли заметить его. Шаги были пружинистыми, хотя и усталыми, а взгляд сканировал каждый куст, каждую ветку, каждый отпечаток на земле.
Несколько раз за следующие дни ему приходилось резко нырять в густые заросли, когда по тракту проезжал одинокий всадник или группа путешественников. Один раз он заметил всадников с Гербом Разведкорпуса – четырехкрылым гербом – на плащах, двигавшихся на север. Что они делали так далеко от Стены? Понятия не имел. Но они выглядели решительно, и их лошади неслись быстро. Это было напоминанием, что в этом мире существовали и другие, более могущественные силы, чем охотники за головами, и столкновение с ними могло быть непредсказуемым. Он немедленно скрылся, не привлекая внимания. Пока он не достиг своей цели, он был лишь тенью.
Провиант приходилось постоянно пополнять. Он стал опытным, тихим вором. Фруктовые сады, прилегающие к фермам, курятники, погреба, к которым вела узкая незапертая дверь – всё, что могло дать энергию, шло в ход. Овощи, несколько куриных яиц (съеденных сырыми, как и большинство продуктов), иногда — кусочек хлеба или вяленого мяса из беспечно оставленных повозок. Его совесть, если бы таковая существовала в чистом виде в этом
мире выживания, была заменена суровым прагматизмом.Время неумолимо отсчитывало последние недели осени. Дни становились еще короче, ночи – злее. Воздух пробирал до костей, влажность никуда не уходила. Замерзшие лужи на дорогах хрустели под ногами. Утром и вечером на полях висел густой туман, превращающий мир в серую, неразличимую пелену. Туман был его союзником – скрывал, но и усложнял ориентирование. Он научился использовать ветер и рельеф, чтобы не сбиться с пути.
Он обходил крупные города, расположенные по Стене Мария, по их восточным или западным краям, не заходя внутрь, но наблюдая за ними с безопасного расстояния. Там царила привычная для жителей мира за стенами жизнь: рынки, суета, гарнизонные патрули, повозки, доставляющие товары. Народу было много. В воздухе висел запах костров, людского пота, навоза и свежей выпечки. Для кого-то это был рай, для него – временное пристанище перед неотвратимой гибелью.
С каждым днем Стена Мария становилась все ближе, всё грандиознее, её масштабы потрясали. Он видел ее не только как инженерное чудо, но и как гигантскую, мрачную завесу, за которой скрывалась правда. И эта завеса вот-вот должна была рухнуть. По его подсчётам, он должен был добраться до Шиганшины за несколько недель до катастрофы. Это давало ему крошечное окно для маневра.
Постепенно разговоры, подслушанные в деревушках или от проходящих путников, начали приобретать оттенок тревоги. Сначала обрывочные слухи: «Гарнизон что-то там на юге усиливает», «Караваны всё чаще на ночь задерживаются на блокпостах», «Говорят, будто даже стены что-то ремонтируют, чего раньше не бывало». Поначалу это были просто болтовня, но со временем частота этих разговоров увеличивалась.
Наконец, на пятый день после обхода Караннеса, Алексей наткнулся на нечто более конкретное. Ночью, укрывшись в стоге сена на одной из ферм, он слышал разговор фермеров. Они обсуждали распоряжение властей – что-то вроде сбора налога или мобилизации рабочей силы для «укрепления южных окраин» Стены Мария, в районе Шиганшины. Не "ремонта", а именно "укрепления". Это было странно. Никто не ожидал прорыва, и зачем там укреплять?
Значит, правительство что-то чувствовало. Или получило какую-то информацию, о которой не знали простые люди. Это было плохой новостью – Гарнизон мог быть насторожен, блокпосты усилены. Но и хорошей – это подтверждало, что он на правильном пути. Юг. Шиганшина. Катастрофа приближалась.
Утром он выбрался из стога. Было холодно, но небо было ясным. Сквозь морозный воздух Стена Мария казалась еще более грандиозной, но и более безжизненной. На горизонте он ясно видел контуры не только основной Стены, но и двух выступов, пристроенных к ней с южной стороны, словно клешни, призванные отбивать атаки. Один из них, западный, был Шиганшиной.
Теперь цель была не просто город, а его конкретный, южный выступ, на границе Стены Мария. Именно там будет Колоссальный.
Ему нужно было как-то пробраться незамеченным сквозь оборонительные сооружения и оказаться внутри Шиганшины. Или поблизости. Если возможно, найти место для укрытия, где можно было бы наблюдать, выжидая того самого момента.
Алексей достал из мешка свой единственный ценный предмет – сверток с клинками УПМ. Один из них, его основной клинок, он держал в руке, проверяя заточку. Холодная сталь чувствовалась в ладони. Эти клинки были его единственным реальным преимуществом перед лицом чудовищ, помимо знания. Но чтобы использовать их по назначению, требовалось УПМ. И его у него не было. Он мог лишь использовать его как меч или большой нож, что было бы лучше, чем топор, для некоторых ситуаций.
Ему нужно было оказаться внутри города до прорыва. Смешаться с толпой, стать одним из них. Скрыться в хаосе. У него был всего лишь вопрос недель.
Эта мысль не вызывала отчаяния. Скорее, она закалила его волю, превратив в холодную сталь. Каждый шаг на юг был теперь шагом не к спасению, а к сердцу грядущей катастрофы. К эпицентру. К людям, чьи судьбы он теперь держал в своей руке, невидимым для них образом. Его путь к выживанию заканчивался. Начинался путь к влиянию. И он был готов.