Экс на миллион

— Ага! Присягнули кассиры делу революции, — заржали налетчики.

Эта смешливость преследовала всех до вечера. Какая-то нервическая: любая мелочь вызывала приступ всеобщего ржача. Отходняк, одним словом.

Как оказалось, раненько мы расслабились. Когда косые от закатного солнца тени сосен легли на ноздреватый снег, и я, и Володя всерьез всполошились.

— Ребятам пора бы уже вернуться, — признался он, закончив чистить свой маузер.

— И я того же мнения. Какие мысли на этот счет?

— Все что угодно могло случиться. Но стоит предполагать худшее. Если их захватила полиция, для нас счет идет на минуты. Нужно отсюда срочно уходить.

— Есть куда?

— Есть! Вторую нору нам приготовил как резервную. В Малаховке.

— Кого-то тут нужно оставить. Как связного. Вдруг все же ребята вернутся.

— Опасно.

— Могу я сам. В доме сидеть не буду. Где-нибудь в сторонке укроюсь. Если до утра ребята не появятся, переберусь в Малаховку. Расскажешь, как вас там найти?

Мы стояли на холодной веранде и рассеянно разглядывали затейливую игру цветных зайчиков на полу. Красные, желтые, зеленые светлячки, как живые, прыгали по дощатому полу. Но нам было не до любований. Смотрели безучастно, погруженные в свои невеселые мысли.

— Хозяева! Есть кто дома живой? — раздался бодрый голос у калитки.

Володя дернулся и крепко сжал рукоять своего маузера. И у меня браунинг тут же материализовался в руке.

— Это кто? — шёпотом спросил меня подпольщик.

— Это тот, кому здесь точно не место. Чье появление мне недвусмысленно подсказало: у нас серьезные проблемы, — объяснил я, разглядев лицо гостя.

— Знаешь его?

— Знаю. Никола Мокрый из Печатников. Посланец от зарядьевской «золотой роты».

— Что он тут позабыл? — Володя с перекошенным лицом навел маузер на торчавшую над калиткой голову.

— Не спеши стрелять. Сейчас все узнаем. Но мне ясно одно: приплыли тапочки к дивану.

[1] Трайножка — «небольшой стальной инструмент о трех палочках на шарнирах с „птичкою“ на конце, употребляемый „кассирами“ для взлома несгораемых шкапов и ящиков. „Птичка“ представляет собою два острия в виде орлиного клюва, причём три палочки отделяются от клюва зубчатым колесом, передающим движение палочек птичке. В шкафу сверлят небольшое отверстие, чтобы птичке было за что уцепиться, приводят в движение палочки, и из-под птички начинают лететь во все стороны опилки металла, из которого сделана касса. Птичка режет бесшумно, с легким шорохом, как ножницы режут толстый картон. С помощью хорошей „трайножки“ можно в короткое время вскрыть любую кассу так же легко, как открыть ключом коробку с сардинками» (см. В. Ф. Трахтенберг «Блатная музыка»)

[2] Куклим — преступник, живущий по подложному паспорту. «Кассир» — специалист по сейфам.

[3] Московская оппозиция — часть отколовшейся в 1905 г. партии эсеров, выступавшей за более решительные действия; в 1906 г. вошла в состав группы эсеров-максималистов.

Глава 17

Говорила мама: не водись с ворами

— Вах! Какие люди да без конвоя! — я шел к калитке, пряча браунинг за спиной.

— Привет, Солдат! Ты-то мне и нужен.

— Заходи!

— Не, я так постою. Малява тебе от Пузана.

— Записка или на словах?

— На словах. Пузан поручил мне объявить предъяву: мотю не занесли, с вас штраф. В двойном размере теперь отдать придется.

— Что значит «не занесли»? К вам люди с утра поехали, — рыкнул я злобно. — Студент и Ося.

— Ты меня, Солдат, на горло не бери. Приехал в Зарядье один Ося. Без студента. И не к нам, а к тетке. Мы его на обратном пути перехватили и маненько поспрашали.

— И где он сейчас?

— Ося? У нас остался. Чтоб кто-то из вас побыстрее в гости к Пузану пришел. Можешь один. Можешь с Володей. С последним лучше, но и ты сгодишься. Или он без тебя. И чтоб сопровождающих не было больше трех. Так Пузан просил передать. Я бы посоветовал поторопиться. Осе лепила не помешал бы.

— Не юродствуй мне тут: башку снесу! — рассвирепел я, сразу поняв: из Оси выбили наш адрес. Парня наверняка пытали. И его нужно срочно спасать.

Никола отпрянул от калитки, когда я сунул ему в лицо браунинг.

— Спокойно, спокойно! Я просто гонец.

— За базаром следи! Где встреча? Когда?

Посланец от воров испуганно вымолвил:

— Завтра с утра пораньше, после восхода. Знаешь недостроенный Дом-корабль?

— Знаю.

— Поднимешься в левое крыло на третий этаж. Между галдарейками мостик. Положишь сумку с деньгами на его середину. Если все честь по чести, получишь и своего Осю, и свой паспорт, когда бабки пересчитаем.

— Понятно, — буркнул я хмуро.

— Так я пойду?

— Вали!

— Прощевайте.

Никола развернулся и деланно вихляющей походкой направился в сторону станции по протоптанной в снегу тропинке. Что-то засвистел, артист кафешантанный, всем своим видом показывая блатной кураж. А лопаточки-то на спине поджаты. Пульки в спину боится, сука.

Ко мне подошел Володя.

— Все слышал?

— Слышал. Ничего не понял. Куда Сашка пропал?

— Да сбежал твой Сашка с деньгами — вот и все версии!

— Он не мог, — неуверенно ответил Володя. — Почему не допустить, что воры его тоже задержали и сейчас разыгрывают нас втемную?

— Мог, не мог — не о том нужно думать. А как товарища выручать. Или обоих.

Послать Пузана лесом даже в голову не пришло. Главвор переквалифицировался в главгада. А что я делаю с подобными несознательными личностями? Давлю как тараканов.

— Неужели готов им деньги отдать? — спросил Володя таким тоном, что и без подсказок ясно: договариваться с ворами он не станет. И я тоже.

— Сделаем так…

… Лучи раннего солнца все так же, как и в конце лета, тщетно пытались проникнуть за стены Китай-города, в его каменные джунгли. Лишь слегка размазали густую тень, вскрывая трущобные язвы. В этом полусумраке таились неплохие возможности. Можно, например, незаметно подкрасться к месту встречи. Или к сторожу, стоящему на стреме, контролируя подходы к большому П-образному дому, смотревшему своей открытой частью на Москва-реку.

Я вышел из-за угла и наткнулся на громилу Пузана, любителя кастеты по карманам таскать. Небритая рожа блатного уставилась на меня с таким выражением, будто я не человек, а явление святого Йоргена. Ему впору язык вывалить и запыхтеть, роняя слюну — собака сторожевая, хозяином неизбалованная, недокормленная. Так и хотелось ему сказать: фу, свои! Вместо увещеваний, пробил по печени. А когда он согнулся с глухим стоном, добавил прикладом по кумполу, повергая ниц. Спи спокойно, дорогой товарищ! Весна придет, очнешься. Что, рановато, только Масленицу отгуляли? Тогда — баю-бай до утренней звезды. Надеюсь, фланелевое бельишко поддел? Нет? Что ж ты так опрометчиво? В народе как говорят? Пришел марток, надевай трое порток…