Экс на миллион
Шрифт:
— Один из вопросов, Володя, который хотелось бы затронуть — одежда. Ваша и ваших людей.
Оба террориста отмерли. По сути, я ответил, продолжив обсуждение деталей.
— А что с ней не так? — нейтрально уточнил Володя.
— А вы сами подумайте: вы в своей косоворотке и кепочке походите на какого-то мастерового, а не на клиента банка. А те, кто меня сюда привел? Студенческие шинели с характерными петлицами — да таких горе-экспроприаторов вычислят на раз.
— В «Метрополе» я, помнится, своим видом не выделялся.
— Как сказать. Мне показалось, что в визитке вы чувствовали себя некомфортно.
— Вы наблюдательны, — кивнул Володя
— Толково. Большой группой непросто управлять. Потребуется добиться от людей слаженности действий. Похожая одежда — одно из решений. И обязательно с приметной деталью, от которой можно легко избавиться.
— Сколько человек в вашей группе? — спросил Медведь, вставая и потягиваясь.
— Трое, включая меня.
— Ваш план меня устраивает. Принято! Действовать будете вместе с Володей. Оставлю вас наедине, чтобы уточнить детали. Прощайте, товарищ Солдат.
— Знаете, я тут подумал… «Солдат», эта кличка известна ворам в Зарядье. Лучше вашей группе представить меня под другим именем.
— Разумно. И каким же?
— Американец.
— Согласен. Прощайте, товарищ Американец! — бросил мне на ходу Медведь и вышел из квартиры.
— Может, перейдем на ты? — предложил Володя.
— Принято! — повторил я формулу Медведя.
— Что нас осталось обсудить?
— Оружие.
— С этим никаких проблем. Маузеры, бомбы — все есть. Можем и с вами поделиться. Еще?
— Квартиры, где будем отлеживаться после налета.
— Дачи! Мы укроемся на дачах. Казанская железная дорога. Я там активно действовал осенью. А потом пришли каратели полковника Римана. Видел бы ты, что они творили. Расстреливали без суда и следствия. Добивали штыками. Хуже зверей себя вели. Стреляли по людям, даже не покидая вагонов своего поезда. Перебили железнодорожных работников Сортировочной, Перово, Голутвина, Люберец.[2]
Казанская, Рязанская — это, вроде, одно и то же. Во всяком случае, один и тот же вокзал в Москве. И, помнится, Беленцов сошел с поезда, не доезжая до столицы. Видимо, где-то там дачи-явки.
— Я искренне сочувствую павшим товарищам. Чтобы ты знал: я и сам разогнал в одно рыло толпу черносотенцев. Скольких убил, точно не знаю.
— Силен! — восхитился Володя.
— Нечем тут гордиться. Не было у меня выбора. Или мой товарищ, или они. Сейчас же, во время экса, такой выбор имеется.
— Обоснуй!
— Мы войдем в банк и выйдем из него с деньгами без капли крови на руках. Это условие, Володя! Убийство? Ранение посторонних? Только не в мою смену. Я вижу, что тебе убивать не впервой. Сам признался. Знал бы ты, какое кладбище за моей спиной, помимо декабрьских уродов! Вряд ли бы так спокойно сидел со мной рядом. Но я с убийствами невинных завязал. Лично для меня, даже капля их крови стоит дороже миллиона.
— Слюнтяйство! — взорвался подпольщик.
— Опыт!
— Сложный ты, Солдат, человек. Мне претит достоевщина и рассуждения о слезинке ребёнка. Но импонирует твоя уверенность в успехе дела.
— Тебе решать. Принимаешь условие, работаем дальше. Нет — разбегаемся.
— Обстоятельства могут сложиться так, когда без крови не обойтись.
— Согласен. И чтобы этого избежать, я с вами в банк не пойду.
Володя принялся сверлить меня глазами. Выдавил
через силу:— Я не упрекаю тебя ни в трусости, ни в желании сделать работу чужими руками. Просто хочу понять, как это возможно — сказать «мы зайдем в банк»' в такой ситуации?
— Иногда… — я замер, подбирая нужные слова. — Иногда не нужно быть внутри событий, важнее контролировать их снаружи. Страховать от любой случайности. И часто так бывает, что оказавшийся в этой роли подвергает себя гораздо большему риску. В моем плане все обстоит именно так. Чтобы все прошло гладко, чтобы я выполнил свою роль, мне нужна винтовка с оптическим прицелом.
— Ушам своим не верю. Мне это говорит тот, кто только что рассуждал почти как толстовец.
— Я не услышал ответа. Ты согласен без крови? Винтовка будет?
— Будет, — кивнул Володя. — Лучшая в своем роде. В банке кровь не прольется, обещаю.
— Тогда слушай последнюю часть моего плана.
[1] Медведь, Петр Васильевич, Каин, Анатолий — это все клички одного человека, Михаила Соколова. Один из создателей партии эсеров-максималистов и, пожалуй, террорист № 1 в России в 1906 г. Казнен в декабре, успев организовать несколько впечатляющих эксов и покушений, включая взрыв дома П. А. Столыпина.
[2] Любителям прославления и канонизации Николая II. В ответ на доклад о зверствах карательного отряда полковника Н. К. Римана царь собственноручно начертал: «Молодец!». Риман ранее отметился 9 января 1905 г. в Санкт-Петербурге, лично командуя расстрелом рабочей демонстрации.
Глава 16
Руки вверх во имя революции!
Я лежал у слухового чердачного окна в дома на Варварке. Под рукой шикарное заграничное охотничье ружье, бьющее, по словам товарища Володи, на две тысячи шагов. Эту винтовку его дружинники забрали из оружейного магазина Торбек, когда его разгромили и сожгли в декабре. Оптический прицел в наличии, но я в него не смотрел. На всякий случай берег глаза. Мне и без оптики все прекрасно видно. Хотя из-за особенностей местного рельефа над Варваркой возвышались лишь два из четырех этажей выбранного мною дома, с чердака Рыбный переулок как на ладони, просматривался от начала и до конца. Двести шестьдесят метров не столь уж большое расстояние. Вон, на Биржевой городовой с берданкой стоит. Полицию после декабрьских событий хоть и поздновато, но вооружили посерьёзнее.
Занять позицию мне помог лично Пузан. Очень главвор впечатлился предстоящим эксом. Слюной изошел. Все навязывал нам своего «кассира», спеца по сейфам, работавшего с так называемой трайножкой.[1] Получив отказ, все ж таки выбил из Володи обещание доли в пять процентов. «За будущие хлопоты», как он мотивировал свою нахальную просьбу. Оказалось, и у блатных, а не только в политике, действует старое правило: ранее оказанная услуга ничего не стоит. Хотя… Мог и на большее претендовать, не убери Володя главного московского сыскаря Войлошникова.
— Что ж ты дорогу ко мне позабыл? — пристал ко мне Пузан при встрече. — Не надоело куклимом-то жить?[2]
— Ну вот он я — перед тобой. Паспорт мой готов?
— Конечно, готов. Давно лежит, тебя поджидает. А ты все не идешь и не идешь, — чесал языком Пузан, будто ничего и не было, а шулера, им подосланные, мне приснились.
— Раз готов — отдавай!
— Вот дельце справьте, мотю мне занесите — и получите-распишитесь. Документик чистый. Сам бы с такой линкой бегал, да ростом не вышел.