Элирм VII

— Чего именно?

— Ты знаешь.

— Думаешь, я поделился с тобой, потому что хочу помириться?

Эльф не ответил. Откинулся на спинку кресла и укрылся одеялом, глядя в огонь. Снаружи стонал сильный ветер, гремели грозовые раскаты, то тут то там капала сквозь потолок дождевая вода.

Прошла минута.

— Скажи, а ты никогда не пытался взглянуть на ситуацию с другой стороны? Представить себя на моем месте? — поинтересовался он. — Или ты и вправду слепо веришь, что прав?

«Ага, ясно. Судя по всему, господин Белар наконец-таки настроился на серьезный разговор, — догадался я. — Что ж, тем интереснее будет послушать его версию».

О чем, собственно, я и подал ему недвусмысленный знак.

— Отец никогда не критиковал меня открыто… — начал Фройлин. — Но по его лицу, по его мимике и взгляду я всегда понимал, что он недоволен. Недостаточно. Ты делаешь недостаточно. Ты должен быть лучшим. Должен быть первым. У тебя нет права на ошибку. Ведь ты выше всех… и должен оправдать потерю моего бессмертия… Но что с тобой не так? Почему не соответствуешь? Взгляни. Астр справляется с этой задачей лучше. Сирел делает это быстрее. Эландор превозмогает боль и не жалуется. Келиван изучил данный прием в двенадцать лет, а Энэлия прошла «Тысячелистник» с первого раза.

Паладин выдержал длинную паузу. Смотрел в огонь, словно пытался что-то в нем отыскать.

— Тренировки, спарринги, учеба. Что бы я ни делал, чего бы ни добился, ответ всегда был один: ты можешь лучше. Да, ты установил мировой рекорд, но ты бы мог сделать это в два раза быстрее. М-да… — печально усмехнулся Белар. — Видимо, он всегда считал, что я недостоин. Недостаточно хорош. И хуже всего было то, что его настроение передавалось другим. И те, кто сильнее всего мной восторгались, с особым рвением и злобой поливали грязью меня за спиной, — эльф покосился в мою сторону. — Уверен, ты не поймешь, но это тяжкая ноша, которую мне пришлось нести с самого рождения.

Глядя на мерцающие угли, я тактично кивнул. Хотя, признаться честно, но, слушая стенания эльфа, я едва сдерживался. Получается, что прямо сейчас Фройлин абсолютно искренне на голубом глазу выдавал ковровое покрытие за тонкую материю, а глупые семейные коллизии за экзистенциальные проблемы. Да еще и со знанием дела заявил, что мне не понять. Ну, естественно, я ведь пещерный человек. Агрессивный бармалей, что общается отрыжкой и даже не подозревает о том, каково это, когда папка не долюбил. Как и не понимает простую истину, что чрезмерный восторг — это практически всегда предтеча ненависти.

Одно хорошо: все это я думал про себя, благоразумно дав оппоненту возможность высказаться.

— И вот наступает тот злополучный день. Длинный и дерьмовый от начала и до конца, — продолжил Белар. — Я сижу в ресторанчике на улице Кланов. Красуюсь перед публикой, улыбаюсь, а на душе гадко. Тем ранним утром я вновь стал свидетелем того, как высшее руководство Доминиона шепчется обо мне в кулуарах. Посмеиваются над сыночком главы клана и смакуют грязные слухи о новом увлечении Гондваны. Якобы после очередного «подземелья» ей вскружила голову фантазия о тупом мускулистом животном, о чем естественно проболталась одна из подруг… И вот мы за столиком, пьем вино. Ее голова у меня на плече, Ат-Анак напротив. Сидит расслабленно, широко расставив ноги. Вальяжно разглагольствует о том, как должен вести себя настоящий мужик, и нагло пожирает глазами мою девушку. Он словно проверял, насколько далеко сможет зайти. Пытался нащупать ту грань, ту черту, перейдя за которую я начну чувствовать напряжение. И я чувствовал. Я хотел его убить. Очень хотел. Посмотреть, как тот пресмыкается, ползает передо мной на коленях и вымаливает прощение. Но его семья слишком влиятельная, чтобы начинать междоусобицу из-за бабы. Тем более тифлинга. Все это понимали.

Эльф ненадолго прервался. Перевел взгляд на заколоченное фанерой окно, в щелях которой безостановочно сверкали яркие молнии.

— Я смотрю на это, делаю вид, что ничего не происходит, а внутри все кипит. И тут низшие! Без стеснения, как у себя дома, шагают по улице и в полный голос рассуждают о том, как они собираются штурмовать верхушку рейтинга и, по сути, планируют занять мое место. Тебе не понять, но для меня это выглядело так, словно прислуга намеревается занять хозяйскую спальню. Словно копии Ат-Анака собираются заграбастать чужое… — паладин повернул голову в мою сторону и едва заметно кивнул. — Признаю, я поступил недостойно. Но обмен все равно был неравнозначным. Я подло поглумился над вами, а ты нас убил. Да еще и ограбил.

— Мой поступок тоже был не сказать, что разумным, — заключил я. — Скорее он стал некой квинтэссенцией. Ответом за те унижения, что нам довелось испытать. Но вместе с тем ты продемонстрировал ненависть, а я — праведный гнев. Это разные вещи. Тем более, что смерть на Элирме — не то же самое, что на Земле. Скорее просто обидная потеря уровня.

— Я не согласен. Но даже несмотря на это, я был готов уладить все миром. Зарыть топор войны. Помнишь, что я сказал тебе там, у порталов? «Верни мне „Возмездие“. Отдашь мне щит по-хорошему, и обещаю: я и мои люди постараемся забыть о случившемся досадном недоразумении».

— Ты бы не забыл, — ответил я.

Затем наклонился и подбросил пару поленьев в камин.

— Нет, не забыл, — подтвердил Фройлин. — Но я бы сделал вам скидку на то, что на Эль-Лире вы новички. И если бы вы проявили должное почтение и вели себя без всяких нареканий, то я…

— И что бы нас ожидало? — перебил я. — Камера? Пытки? Годик-другой на одной из тех «ферм»?

— А даже если и так? Это бы помогло избежать большого кровопролития.

— Нет, не помогло бы. Твой отец хотел войны. Искал повода. Взрыв пятьдесят четвертой арки портала, убийство наследного принца Аламара Аль-Шакти, покушение на жизнь Менэлия Налима Первого, закон «об особом статусе „двадцать первых“». Как он там говорил? Заманили в ловушку и попытались обезглавить Небесный Доминион? Убить бога Зилота? Того, кто, отправившись зачищать Землю, знатно огреб, после чего обозлился и хорошенько промыл вам мозги? — я почувствовал, что начинаю закипать. — Твой отец инициировал децимацию! Уничтожение каждого десятого космического корабля! Более двухсот тысяч человек на его совести! Ты это понимаешь?

— Вы — недолюди. Не жалко.

Отвернувшись, пару раз я глубоко вздохнул. Достаточно быстро вернул себе спокойствие и продолжил, краем глаза заприметив показавшегося из-за угла гостя: крошечного мышонка, заинтересованно поглядывающего на нас глазками-бусинками.

— Уверен, это не твои слова. И не твои убеждения. А люди… люди всегда безжалостны к тем, кто не как они. И в этом плане вы ничем от нас не отличаетесь. Те же чувства, те же эмоции, те же проблемы.

— Отличаемся.

— И чем же?

— Тем, что спасение надо заслужить. А вы схитрили. Прорвались на Эль-Лир словно беженцы. И хотите иметь те же права, что и остальные? Нет, Эо О’Вайоми, вы просто жалкие слабаки, которые, сами того не зная, ухватили удачу за хвост. И к сожалению, тотчас же позабыли о своем месте в иерархии.

— М-да… а ты, я так понимаю, заслуживал… — хмыкнул я. — Ну вот теперь ты стал человеком первого уровня. Более здоровым и сильным, нежели подавляющее большинство землян, но несмотря на это без конца ноешь и скулишь. Беспомощный как ребенок. Так и кто слабак?

Белар не ответил. Лишь сурово нахмурился, пристально рассматривая языки пламени.

— Но это не важно, — продолжил я. — Важно то, что сейчас с высоты набранного опыта я бы поступил иначе. Я бы проглотил обиду и пошел дальше подметать улицы. А что бы сделал ты? Приложил максимум усилий, чтобы раздавить нас на месте?

Как и прежде, паладин не ответил. Долго, очень долго молчал и наконец насмешливо покачал головой.

— Какая же ты дешевка.

— Дешевка?

— Вся твоя слава произошла из противостояния мне и моему отцу. А каждый наш промах был для тебя удобной ступенькой на пути к возвышению. Не будь нас, ты бы так и остался никем. Поэтому нет. Ты бы не стал ничего менять. Слишком длинная череда удач, чтобы разменивать их на обычную жизнь, — усмехнулся эльф. — Богатство, признание, нахождение среди тех, кто влияет на судьбы. Ты на Эль-Лире всего ничего, но уже общаешься с Аполло и Кайном в статусе равных. Как и позволяешь себе то, что не позволил бы ни один. Поэтому нет, Вайоми, ты — всего-навсего гребаный лицемер, оправдывающий себя тем, что якобы ты всего этого не хотел.