Эта тьма и есть свет

Теперь я думаю, тот эльф хорошо знал, что делает. Думаю, когда он увидел парящий над волнами Маяк, он потерял надежду. Вокруг кричали: «Земля! Земля!» Уже тогда, должно быть, он представлял себе резню. Уже тогда знал, что не пустит эльфов в башню.

— Мы должны уничтожить башни, — я согласился не сразу. Я надеялся, достаточно будет того, что мы разберем по кусочкам Туурэ — даже две невинные жизни казались мне высокой ценой.

— Сьюзи может уничтожить Восточный Маяк, — сказал Вильгельм.

Он изменился — в ту секунду я понял это особенно отчетливо. Он уже не был ребенком, моим младшим братом с непомерными амбициями. Он стал убийцей, и ему, по большому счету, было все равно, кого убивать.

========== 7. Союз Флотилий. Бегущее море ==========

Грохот от летящих с утеса камней Маяка слышно до сих пор — Сьюзи не преувеличивала, когда попросила нас увести людей из округи. Неприятней всего были, конечно, молнии. Самые набожные грохнулись на землю и стали молиться. Неудивительно, что остроухие до сих пор поклоняются башням. Если разрушение каждой сопровождается такими катаклизмами, поверить в их божественную природу несложно. Даже Марк, кажется, дал слабину. В богов он не верит — уже за это можно выписать ему благодарность, переплюнул Грегора. И все же, когда он смотрел в сторону содрогавшихся от конвульсий камней, меня посетило неприятное ощущение дежавю. Так смотрели в мою сторону рабы Вестурланда, так смотрела эльфийская бродяжка, которой я подал золотой. Глаза широко раскрыты, а в них — самое опасное чувство во всем мире: надежда.

— Вам пора возвращаться, — говорит Марк, перекрикивая грохот.

— Нам некуда возвращаться, — отвечаю я, король без королевства. Сжечь корабли уже не хватит духа, за последние годы от голода и постоянного страха я превратился в мягкотелого сопляка.

— Терция — большая страна, — возражает Марк.

— Вот и возвращайся в Терцию, — говорю я.

Слова вырываются сами собой, но когда я слышу их, они кажутся правильными. Пусть возвращается — ведь именно это должно было произойти несколько лет назад. Марк должен был занять трон, а я — продолжить обучение. Все случилось так, как случилось, из-за того, что я был слишком молод, чтобы думать. Морохир из Туурэ перехитрил меня — я нарушил главное правило, попросил помощи у того, кто был сильнее меня. Высокомерие принца — тогда мне было простительно.

— Ты ведь не хочешь оставить своих голодранцев здесь, — Марк не собирается отступать. Хочет убедиться, что мы перестанем истощать запасы, собранные его людьми благодаря башне Сьюзи. Его заслуга во всем этом — простая удача. Будь на его месте честный простолюдин — справился бы лучше. Не стал бы разделять силы, не дождался бы, когда земли Союза начнут раздирать потасовки за лучший кусок, не допустил бы гражданской войны. Он еще не правитель здесь, но уже не простой беглец.

— Тебе нужна помощь, братец, — почему бы не поиграть в открытую? — Отдай мне корабли, отдай мне тех, от кого хочешь избавиться, и ты не увидишь нас больше.

— Слишком просто, — Марк хмурится. Действительно, его предел — обойти бедного Грегора, думать на два шага вперед он не умеет.

— Ты ведь не отпустишь своих людей без довольствия, — говорю я. Если бы кто-то подсказывал мне подобным образом, я бы счел это оскорблением.

— Собираешься обобрать меня? — усмехается Марк.

— Тринадцать тысяч, — напоминаю я, — ты сам знаешь, что есть вещи поважнее, но забываешь, что не в моих интересах вернуть людей в целости и сохранности.

— Ты не поведешь их в Терцию?

— Я обещал им, что накормлю их досыта. Союз едва может прокормить себя за счет рыбацких лодок. Передо мной простой выбор, братец. У меня в трюме есть бочки с маслом, которые подготовил для меня Морохир. Я могу использовать их и решить проблему перенаселения. Еще я могу отправиться дальше. Туда, откуда приплыли эльфы, растоптавшие бухту. Если у них получилось, и если за время путешествия они сохранили достаточно сил, чтобы атаковать, получится и у меня.

— Они бежали оттуда, — возражает Марк, — он повел их на верную смерть. Ты сам слышал рассказ Роуни.

— Скоро я тоже поверю в богов, — отвечаю я. Смешно вспоминать детские перепалки, но их, оказывается, не хватало. — Буду каждый день жертвовать ведро золота, благодаря их за то, что избавили меня от участи моих братьев. Неужели можно быть таким идиотом? Я могу простить это рабам или терцианской знати — ни те, ни другие не смогли бы выжить, будь у них хоть немного мозгов. Но ты? Как тебе удается совершенно ничего не планировать и выходить сухим из воды? Тебя ведь до сих пор не убили — это просто феноменально.

— Из нас двоих, — Марк улыбается, — ты — умный, я — везучий.

— Грегору не повезло, — говорю я, а после мы смеемся вместе. Хорошо хотя бы изредка не чувствовать между лопаток неприятное жжение чужой зависти. В нашей с Марком встрече мне нравится ясность — ему не нужны проблемы Терции, мне — объедки со стола Союза. Хотя бы сегодня мы — не враги.

— Рассказывай, в чем заключается твой гениальный план? — спрашивает Марк.

— Он увел эльфов, прекрасно зная, что им не выжить. Возможно, он повредился рассудком, возможно, действовал из соображений защиты людей — этого мы уже не узнаем, он мертв. Что мы знаем наверняка, с другой стороны, — связь Маяка с другими башнями была нарушена. Значит эти люди, кем бы они ни были, не подозревают о нашем существовании. Они могут подозревать о том, что происходило в Терции, они могут даже знать о том, что я отправился к землям Союза с целью захвата. Но у них нет никакой возможности узнать, что было дальше. У него, у этого поломанного Морохира, не было никакого выхода, кроме как спасти бедную девочку и провести до самой башни. Что бы ни происходило на востоке, оно достаточно ужасно даже по меркам хозяина башни. И, что еще важнее, никто из живущих там не ждет меня.

— Неужели ты не допускаешь мысли, что Морохир пытался спасти своих людей? Неужели не думаешь, что он мог плыть на запад из-за того, что восток полностью разрушен?

— Ничто не может быть разрушено полностью, братец, — я улыбаюсь. Разрушение — то, в чем я преуспел с детства.

— Посмотри внимательнее, — Марк указывает на груду мелких камней на месте, где раньше возвышался прекрасный Маяк.

Я вспоминаю распятое на металлических деталях тело девочки, которая отдала приказ об уничтожении. На секунду мне становится страшно, и в этот момент на плечо ложится ладонь Фредди:

— Как красиво, — говорит он.

Страх уходит, и я вновь начинаю видеть красоту.

***

Следить за ходом погрузок я отправляю Фредди и его людей. От него уже не воняет вином, он увлеченно сверяется со списками и отвешивает оплеухи тем, кто кажется ему недостаточно расторопным.

— Разве мы не повернем назад? — спрашивает Бальдр, не утерпев, после долгих часов тишины. Мне хотелось проверить, надолго ли хватит его выдержки. Оказалось — до полудня.

— Мы поплывем на восток, — отвечаю я. — Туда, откуда приплыли те эльфы.

— На востоке нет ничего, — уверенно отвечает Бальдр.

— Эльфы не появляются из пустоты, — возражает Гуннар, выступив из тени. Они оба не отходят от меня надолго. Если поблизости нет одного, значит он выслеживает кого-то. После высадки в западной бухте, когда они притащили мне Роуни, их энтузиазм не стихает.

— Нужно отправить разведчиков, — говорит Бальдр. Я понимаю, что мне придется дослушать их перепалку.

— Сейчас никто не ожидает нас там, — отвечает Гуннар.

— Почем ты знаешь? — Бальдр злится.