Эта тьма и есть свет

— Ты из-за этого таскаешь его с собой?

— Раньше от него было больше толку.

— Не сомневаюсь, — соврал я.

Вильгельм оказался настоящим засранцем. Убедить его в чем-то было делом почти невозможным. С детства мы не ладили, но за время ссылки я решил, что это были обычные склоки братьев, а теперь вспомнил, что все было закручено куда серьезней. Вильгельм никому не доверял. Вернее, не доверял незнакомцам. Меня он считал незнакомцем, так что я вынужден был отвечать на расспросы его рабов-советников и смотреть, как рыдает на коленях облаченный в черное эльф. Роуни, старейшина клана Шайнары, которая отправилась в Терцию, чтобы занять его место в Башне. Рассказать ему об этом было сложнее, чем убить ребенка. Но вместо слез в тот вечер я получил благодарную улыбку:

— Она жива.

— Сейчас — возможно, но она идет на смерть, — честно ответил я эльфу.

— Он не позволит ей умереть, — улыбнулся эльф.

— Морохир? Что ты такое несешь!

— Нет, Морохир просчитался — снова. Он решил, что она не сможет убить Уильяма, но ей не придется. Уильям любит ее. Она жива — это просто чудесно, спасибо вам, что рассказали мне.

С тех пор Роуни плакал гораздо реже. Другие эльфы, много недель проведя в трюме пришвартованного суденышка Вильгельма, тоже перестали упрямиться. Они захотели есть и пить так сильно, что согласились выслушать Роуни, а тот рассказал им о планах Морохира. Долгое время они не верили, как до них не верили — Вильгельм и я, но потом дослушали до конца.

— Он — не живое существо, понимаете? — говорил Роуни всем, кто хотел слушать, его будто прорвало спустя много лет вынужденного молчания. — Их много, понимаете? Они выглядят одинаково, это правда, но башни могут и не такое. Они могут сделать из вас такого, как Морохир. Из любого! Вот почему башни нужно разрушить. Они по всему миру, везде, на каждом материке, на каждом острове, достаточно большом, чтобы там поселились люди. Да-да, люди! Люди, в них все дело! Последыши, те, кто пришел после, на самом деле, они были здесь задолго до нас! Они жили в этом мире, расселились по всем материкам, освоили письменность. Когда мы прибыли сюда, они были достаточно развиты, чтобы приветствовать нас, а не атаковать, как чудовищ. Экспедиция, которую мы должны были провести, увенчалась небывалым успехом, так говорят хроники, и любой из вас, если вы только потрудитесь, может прочесть об этом. Наш язык очень прост, куда проще, чем местный! Он был создан специально для того, чтобы обучить ему было легко. Все это записано, все хранится в памяти башен. Спросите у своей Сьюзи — она подтвердит мои слова. Мы построили башни, чтобы помогать людям, спасать их, лечить, направлять их. Но спустя несколько поколений мы забыли. Мы начали искать свой путь. Башни захлопнули двери. Тогда появился первый Морохир — тот, кто сеет мрак, чтобы показать свет. Он рассказал о том, что мы должны править людьми, он показал, какой будет империя, созданная башнями. Он нарушил связь, понимаете? Мы больше не были Экспедицией, мы превратились в племя местных жителей. Другие из народа, другие элвен, живущие среди звезд, думают, что мы погибли. Они оплакивают наши смерти. Они жалеют, что нам пришлось пожертвовать собой. Но мы здесь, мы живы, мы еще можем помочь людям.

Он говорил так много этого бреда, что даже я начал верить. Истории, даже самые фантастические, не путались. Где бы он не прочел о них, это была ладная сказка. Эльфы в ней выставлялись народом, который пришел со звезд, чтобы помочь зарождавшемуся племени людей построить процветающее королевство. Из-за большого количества воды, которая разделяла земли этого мира, поддерживать связи между разными народами было непросто. Эльфы разместили башни, чтобы упростить эту связь, научили строить корабли, дали лекарства. Тогда их было совсем мало. Их число увеличилось спустя много сотен лет, когда башни захлопнулись для них. Внутрь попадали лишь те, кого избирал Морохир. Эльфы объединились с людьми и атаковали башни. Часть древних строений пала, а те, кто их населял, были убиты. Эту вину эльфы пронесли в легендах через века и по сей день приносили к башням подношения в надежде, что обитатели уцелевших простят им грехи прошлого.

Меня заинтересовали вовсе не байки о прошлом — проверить их я не мог. Для меня важнее были те сведения, что Роуни рассказал о настоящем. Он уверял, что Терция, Вестурланд и Союз Флотилий — всего лишь капля в море государств в мире, где они жили. И если долго плыть на юг, можно найти сотни островов, населенных удивительными народами. Сейчас, говорил он, там революция. Гражданские войны повсюду. Люди и эльфы объединились, чтобы уничтожить башни. Вот почему Морохир обратился к Вильгельму с предложением войны. Ему нужна сила, способная противостоять южным повстанцам. Если взять тринадцать тысяч Вильгельма, шесть тысяч Марка и выкупить оставшихся на рынке Вестурланда рабов, получится армия, с которой не сравнится никто из южан. С ее помощью можно захватить весь мир, и тогда задача Морохира будет выполнена.

Я представлял себе эти земли: далекие, удивительные, пораженные войной. Морохир надеялся принести туда власть башен, но что, думал я, если мы придем туда с другой целью. Что если впервые за долгое время мы сумеем объединиться, превратиться в Империю, как в хрониках старых времен. Только эта Империя будет превосходить Вестурланд и Терцию, она будет значительно больше. Из земель, богатых фруктами, можно будет вывозить излишки, меняя на лошадей или мясо. Не нужно будет совершать набеги, не нужно будет довольствоваться одной рыбой или гадким вином. Можно будет жить мирно.

— Мы должны уничтожить башни, — сказал Вильгельм спустя четыре полных дня. Его войско восстанавливало силы, он изучал карты, составленные моими разведчиками. — Пока башни контролирует Морохир, мы не сможем ничего сделать.

— Я отправил одну девочку к башне Туурэ, — ответил я. — Она должна теперь уже уничтожить ее.

— Ты отведешь меня к Сьюзи? — спросил Вильгельм, и я отвел его, потому что этот вопрос был самым вежливым из всего, сказанного братом за время нашего повторного знакомства.

Сьюзи обрадовалась ему. Она сказала, что много слышала о нем от меня — мысли ее путались. Ей оставалось совсем немного, и я знал, что со дня на день мне придется просить другую о невероятном одолжении.

— Расскажи мне о Морохире, — попросил Вильгельм.

Она рассказала ему эту печальную историю, которую могла пересказывать раз за разом без перерывов. Это были ее последние настоящие воспоминания. Морохир в истории всякий раз выставлялся героем, хотя, на самом деле, он подтолкнул ее к тому, чтобы она стала частью ужасного механизма башни.

— Значит, башни уязвимы, — сказал Вильгельм. — Что бы ни случилось, как бы ни хотел Морохир, он не может изменить основной принцип — башни созданы, чтобы помогать людям. Если человек хочет зайти внутрь, ничто не помешает ему. Вот почему Морохиру пришлось открыть дверь отцу, хотя он презирал его.

— Нет! — возразила Сьюзи. — Тот эльф хотел мне только добра.

— Вряд ли, — горько усмехнулся Вильгельм.

— Возможно, это правда, — вмешался Роуни — он тенью ходил следом за Вильгельмом с тех пор, как они высадились. — Те эльфы прибыли с востока. Они могли попасть к нам из земель, где Морохир изменился. Вполне возможно, он привел сюда эльфов, чтобы увести оттуда.

— Зачем? — удивился я.

— Затем же, зачем я привел к тебе своих людей, — ответил за Роуни Вильгельм. — Он посадил их на лодки и велел плыть на запад. Он надеялся, что на западе не будет ничего, но попал к Восточному Маяку. Башня не работала — ее забросили сотни лет назад. Эльфы ушли из тех мест. Тогда он нашел девочку, которая подходила для роли «пользователя» и привел к башне. Эльфов убили, часть людей выжила. Вряд ли он хотел, чтобы все случилось именно так, но одного он добился — теперь на его родине нет несколько сотен лишних ртов.

— Думаешь, он специально увел их? — когда я спрашивал его, мне казалось, это полная глупость. Зачем вести на смерть столько людей? Неужели не может быть другого выхода? Потом я узнал о голоде Терции, о том, как голод усилился после вмешательства вестурландцев. Вильгельм надеялся, что мир между аристократами, которые вечно грызлись за лучший кусок, принесет счастье, но добился противоположного. Все, на что он мог рассчитывать, осталось в Союзе. Еда, война, возможность на несколько лет не видеть выжженных полей родины.