Это было у моря
Шрифт:
Джон вопросительно взглянув на Сансу, открыл багажник и кинул туда ее сумку. Санса изобразила испуг и ойкнула:
— Джон, осторожно, там урна! Не разбей!
Тот почти отшатнулся — то ли от неожиданности, то ли от испуга, что хрупкая емкость разбилась, и теперь все вещи сестры вымажутся в пепле ее же мужа. Санса мгновенно прокрутила все это в голове и чуть заметно улыбнулась. Должна же она ему как-то отмстить за вранье — ну, хотя бы немножко. А люди, меж тем, реагируют именно так, как она и предполагает. Не напрасными были годы упражнений на наблюдательность из темного угла. Теперь главное — не заиграться, а то как бы и самой не попасть в такую же баночку, в какой теперь покоился хитроумный Мизинец, принимавший людей за свои инструменты. Люди — не инструменты: это всего лишь бессмысленное
Джон, неправильно истолковав ее молчание, тут же принялся извиняться:
— Прости, я не хотел. Хочешь — давай проверим, все ли в порядке! Тебе стоило, все же, предупредить меня…
Санса глянула на двоюродного брата и надела маску добродетельного смущения:
— Извини. Я забыла. Потом проверим. Что уж теперь! Да и не место здесь. Если разбилась — вытрясу все на побережье…
Джона передернуло. Он закрыл багажник — все еще с опаской — и пошел открывать сестре дверь. Санса забросила рюкзак на заднее сиденье светло-серого компактного седана, сама устроилась на переднем и, как только Джон тронул машину, закрыла глаза — разговаривать ей не хотелось. Кузен намек понял и включил негромкую музыку — что-то из старья. Хоть не папочкины записи, и на том спасибо.
Они мчались по шоссе, и вскоре уже на по левую руку со стороны водителя показалось весеннее, нежнейшего перламутрового оттенка море. Погода сегодня, как и вчера, была теплой, но пасмурной. Вдоль шоссе в низине с ее стороны цвели яблони и абрикосы, кое-где поля уже были покрыты зеленой дымкой — что-то было посажено и давало всходы. Санса не узнавала это место — или не хотела его узнавать?
Проще было думать, что все это с чистого листа — что она здесь еще не была. В чем-то это было так — в той ипостаси, что начала создаваться в момент обнаружения горькой истины, она еще тут не была. Не было больше Пташки. Не было Алейны. По побережью в чужой машине навстречу своему горькому наследию ехала совершенно новая Санса: все в одной, и ни одна из них. Возродившаяся из пепла собственных надежд, живущая лишь настоящим. «Лишь сегодня значит, лишь оно существует — остальное — химеры» — твердила она себе всю дорогу в Закатную Гавань. Так становилось чуть менее больно. Тепла не было, но не было и холода. Ровно, спокойно, — и дорога лежала далеко. С этой позиции она могла ее проследить — без туманностей, неопределенностей, всяких там «а если» или «может быть» Не может и не будет.
Она войдет в наследство, как предписывал ей закон и как советовал ее незадачливый, боящийся каких-то банок с пеплом, кузен, потом поедет на север и там дождется новостей о поступлении. И уедет в столицу, если ей повезет. Не повезет — пойдет учиться в университет в родном городе или обдумает предложение Зяблика. А дальше и начинаются все «может быть» — но только с ее собственной жизнью, не замешивая ничью другую. Хватит — хватит зависеть от других.
Поля и пастбища, меж тем, сменились рощами цветущих шелковиц — скоро был уже и поворот на Закатную гавань. Однако, к ее удивлению, Джон проехал вперед и свернул влево на следующей развилке.
— А куда мы едем?
— Я хочу отвезти тебя в гостиницу. Там ты хоть вещи оставишь.
— А где гостиница?
— В городе. Там была еще какая-то, возле твоей новой собственности, но мне она не показалась. Не солидная, что ли. Мне мой северный руководитель насоветовал отель в центре, ну, я и забронировал там номер. А вчера еще и тебе. Там очень комфортно — завтрак, интернет, все такое. Даже бассейн есть с горкой.
Санса усмехнулась:
— Да, это самое важно, конечно! Особенно горка.
— Когда-то ты любила кататься с горки —заметил Джон, — Помнишь, как мы с тобой припечатались носами — у вас на севере, на детской площадке?
—
Ага. И тогда мне было шесть лет. Я с тех пор немножко выросла. Сейчас меня больше интересует чтобы мы не тратили время на дорогу. Если бы ты остановился в той, «несолидной» гостинице — путь до дома занимал бы две минуты на машине. А так получается полчаса.— Санса, для вхождения в наследство тебе не дом нужен — а несколько учреждений в городе, где находятся нужные нам документы, в том числе регистрация покупки имущества твоим… эээ… супругом и копия записей из мэрии, где был заключен ваш брак.
— Не был заключен, ты хочешь сказать.
— Не забудь об этом сообщить во всеуслышание в тех местах, куда мы сегодня пойдем, — раздраженно бросил Джон. — Ты хочешь этот дом или нет? Или ты хочешь раздуть скандал?
— Не знаю. Я еще не определилась. Но дом, пожалуй, лучше, хотя и скандал неплох…
— Смысла в нем нет только. Люди, что работали в мэрии, когда туда «подъехал» Бейлиш, там уже не значатся. Юристам в местной конторе вообще нет до этого дела — только ради сплетен. Ты же лишишься довольно крупной суммы — при том состоянии дел, что я обнаружил на севере, это, как минимум, неосмотрительно…
— Ладно, ладно. Я буду изображать убитую горем супругу — если это то, что ты хочешь.
— Мне все равно. Но обидно будет протаскаться сюда зазря. Если у тебя в планах было устраивать разборки с покойником и славить его по всему городу…
— Ага — я должна была тебя предупредить, да?
Джон воззрился на нее с изумлением:
— Я тебя вообще не узнаю. Ты какая-то совсем другая…
— Я и есть другая, — зло бросила Санса, — Вы же все очень старались, помнишь?
После этого обмена репликами они молчали до самой гостиницы — неуклюжего монстра-многоэтажки. Джон завел машину в подземный гараж, вытащил из нее все Сансины вещи и отнес ей их в номер — светлый и уютный, с видом на дальнее розовато-сизое море.
Спустя полчаса она, вымывшись и переодевшись в чистое, спустилась вниз, в большой пустой холл, где ее ждал мрачный кузен. За два часа они обошли с полдесятка учреждений. Впрочем, все шло гладко, без каких-либо затруднений или подозрений — все бумаги были взяты, предоставлены в местную нотариальную контору, и Санса стала законной обладательницей усадьбы у моря, как преемница собственного мужа, трагически погибшего на другом конце страны в ноябре прошлого года.
Это событие они с Джоном решили отметить в местном ресторане, в котором она уже однажды была — с Серсеей и ее семейством — в начале августа, когда тетке все еще нравилось пускать пыль в глаза вновь прибывшей. Никто, впрочем, узнавания не выказал — и там все прошло гладко, спокойно и без эксцессов. Санса даже, ради такого случая, отведала вина — Джон был за рулем, поэтому праздновать ей пришлось в одиночестве, чокаясь своим бокалом со стаканом с водой, что пил кузен. Вино формально заказал именно Джон — ей, как несовершеннолетней, пить не полагалось. Впрочем, на это никто в ресторане внимания не обратил.
Они мирно побеседовали о столице и о колледжах. Джон рассказал ей несколько историй из своего опыта первокурсника. Санса, в свою очередь, поделилась с кузеном сплетнями об общих знакомых, рассказала о Томмене и его начинающейся карьере оперного певца, в красках описала Тириона Ланнистера и его странный дом — в общем, впечатлений от трёхдневного посещения столицы у нее была масса.
Не коснулись они лишь того, зачем она туда, собственно, полетела. Ни словом не обмолвилась Санса ни о длинном разговоре с Бриенной, ни о телефонной беседе с сестрой — незачем ему было об этом знать. И ни к чему было бередить все заново — и так все было ясно. Все это осталось в прошлом — и реанимации не подлежало. Тем более, поднимать из пыли времени всю эту историю перед посещением усадьбы — она была запланирована на завтра — Сансе совсем не хотелось. Еще не хватало, что Джон будет бросать на нее свои грустно сочувствующие взгляды — да еще и на «месте преступления» Проводить параллели, молча размышлять на тему, где что происходило и почему. Это означало прожить всю это накопившуюся боль еще раз — увидеть все чужими глазами. Нет, это было совершенно лишним — и могло сбить ее с нужного настроя.