Это было у моря
Шрифт:
Теперь Роберт безуспешно пытался привести хоть в какой-то порядок загнивающий бизнес — надо сказать, что получалось это у него лучше, когда Серсея не дышала ему в затылок, и Пес вполне мог понять, почему. Интересно, на что это все будет похоже, когда они вернутся осенью в столицу? Ланнистерша с головой ушла в дела сына, стараясь наладить его собственный доход. Пес поначалу восхищался ее воистину неуемной любовью к собственным детям, особенно к Джоффри, но, поближе узнав и Серсею, и ее старшего отпрыска, пришел к выводу, что, вероятно, и змея будет до последнего защищать своего драгоценного змееныша — особенно, если будет считать, что весь мир ополчился против них.
А теперь Серсея затеяла какую-то игру, в которую была замешана ничего не подозревающая Пташка. Тут хозяйке и понадобился Бейлиш. Если на горизонте замаячил Мизине - жди беды. Пес уныло
Боги, если бы можно было отрезать от нее все это наследство, взять ее такой, какая она есть — какой он оставил там, на берегу — лучом света, в слишком тесной майке и забрызганных морской водой шортах! Отдать всем этим шакалам их драгоценные бумажки, увезти ее куда-нибудь подальше, остаться с нею там, навсегда…
Сандор безжалостно вжал почти до предела педаль газа, и послушный зверь взревел еще сильнее, разгоняясь до немыслимой скорости на узкой дороге. Клубы пыли заволокли обочину, скрывая от Сандора море, берег и даже небо.
Что за идиотские мысли! Пожалуй, Пташке будет лучше с Джоффри. Так, хотя бы, она сохранит свой статус, будет жить соответствующе, получит хорошее образование, и, авось, набравшись ума в одном из этих престижных колледжей, куда берут только гениев или детей толстосумов, бросит своего супруга через пару лет.
Девочке надо растить крылья, а он, Сандор — только эпизод в ее жизни, никчемный балласт, что помешает ей взлететь. Все, что он может — это сжать зубы и продолжать верно служить Джоффри. И заодно оберегать от него, по возможности, Пташку. Если не он — то кто же тогда? Так хоть есть шанс, что она в относительном достатке и покое доживет до вступления в наследство. А там, может, найдется кто-то, достойный ее — и по положению, и по сути. И тогда у нее будет возможность выбора…
Его удел — стоять за ее спиной в тени, отгоняя шакалов, пока она не окрылится и не улетит от них всех, оставив этот взбесившийся бестиарий позади — светлым росчерком затерявшись в том небе, что доступно только Пташкам. У него была только эта мечта — она вела его вперед, не давая послать все к Иным и исчезнуть, затеряться тенью в придорожных норах, темных лесах, в небытии. Но он не имел на это права — пока там, впереди, была Пташка. И их три дня…
Сандор поставил запылившуюся от гонки машину на прежнее место возле гостиницы, заглушил мотор и пошел к уже починенной двери. Она, наверное, завтракает. Или уже позавтракала. И сидит на балконе. «Не курит, надеюсь», — Сандор невесело усмехнулся…
Он заглянул в буфет — там было пусто, за стойкой тоже никого, придется ехать наверх, в номер. Треклятый лифт. Сандор не любил закрытых пространств — они навевали на него мысли о гробах, заколоченных ящиках. О черных пластиковых мешках, что застегиваются на молнию, навечно пряча тебя от света. Прямо как этот скрипучий лифт.
Ключей от номера было два: один был у Сандора в кармане, другой утром повесила себе на шею Пташка. Он подергал ручку: вроде, заперто. Тогда Сандор достал ключ, отпер дверь — наверное, она сидит с ногами в плетеном кресле, задрав коленки к подбородку, и нежится на солнце. Сандор до того уверовал в эту мысль, что, войдя в номер, почти что разглядел тонкий девичий силуэт на балконе. Но нет, то был лишь солнечный луч, падающий наискось через стекло в комнату, ложась ярким квадратом на ворсистую поверхность бледно-розового ковра. В свете луча лениво плавали пылинки, как неведомые рыбки плещутся в пространстве, ограниченном стенками аквариума — подбираются к стенкам, выглядывают наружу, словно пытаясь понять, что там за параллельный мир, такой темный и непонятный, не похожий на их обиталище — и оттого еще более манящий.
Сандор для верности окликнул Пташку, заглянул в темные ванные, даже шкаф открыл. Никого. Он взял свой злополучный телефон с десятком пропущенных звонков от Серсеи. На всякий случай, захватил еще и Пташкин — блестящую коробочку в розовом чехле, на котором зависла в бесконечном полете над
цветком зеленая, как лавровый лист, колибри. Что за глупость эти создания — не то птица, не то пчела…Сандор вздохнул и вышел из номера. Куда теперь? Поискать ее на берегу? Может, решила искупаться — с нее станется, вечные причуды… Сандор поймал себя на совершенно идиотской улыбке… В холле никого не было. В буфете тоже.
— Так-так, молодой человек, ищете свою подопечную, полагаю?
Сандор обернулся. За спиной стояла та гадкая старуха, мумия из бывшего Пташкиного номера. Ну, или соседка. Она смотрела на него критическим взглядом, поджав свой черепаший рот.
— Да, ищу. А вы не видели ее, случайно?
— Случайно, видела. Очень случайно. И не одну.
— Что? А с кем…
— Сначала я видела ее с вами, молодой человек. Когда вы выходили из гостиницы сегодня утром. Я, видите ли, люблю утренние прогулки — раз уж все равно не спится, почему бы не прогуляться до завтрака? Там, под деревьями, в глубине, есть отличная скамейка — с нее открывается великолепный вид на море, а если обернуться — менее великолепный вид на эту крысиную дыру. Вот оттуда я вас и приметила. А вот вы меня, кажется, нет. Судя по всему, вы были крайне увлечены друг другом. Кстати, с почином вас, молодой человек.
— Прошу прощения?
— Ой, не просите. Я вам его не дам. Где ты потерял девочку, олух? Если женщина смотрит так, как эта малютка смотрела на вас этим утром, юноша, надо класть ко всем Иным на эту вашу работу и идти вслед за ней, куда бы она вас ни повела. А вы, кажется, после недолгих смущенных объятий, оставили ее одну. Уверю вас, в одиночестве она там пробыла недолго. А вы потащились, как телок на заклание, к этой вашей холеной змее Серсее. Не похоже, кстати, что вас там хорошо приняли. Да у нее это и не в ходу. Это даже я знаю, а я — всего лишь выжившая из ума старуха.
— Кто там был еще, на берегу?
— Кто был на берегу? А вот это и вправду хороший вопрос. На миллион. Такой незаметный тип. С ароматными сигаретами. Вишневый табак, если я не ошибаюсь, да еще с какими-то добавками. Из дорогих. Ваша девочка полезла искупаться — прямо русалка во плоти — а он за ней наблюдал. Потом они поговорили, и он увел ее. По дороге. Она его под руку взяла. Знаете, почему я вам все это рассказываю? Вы мне почему-то симпатичны, юноша, и эта ваша малютка — тоже. В ней есть чистота, которой нынче не сыскать днем с огнем. Да и вы, полагаю, способны ее оценить по достоинству. Если мозги включите.
— И давно это все было?
— Да вот только что. Сначала вы устроили пыльную бурю этим вашим выпендрежным кабриолетом, а потом, пока парковались, они почти сразу вышли на дорогу и пошли в ту сторону, откуда до этого примчались вы, как адов пес. Не подними вы столько пыли, юноша, возможно, и сами бы их заметили. Но вы с печальной думой на лице предпочли унылые мысли тому, что творилось вокруг вас. Так вы ее не удержите, молодой человек, эту вашу пташку. Найдутся и другие — ловчее, скрытнее, хитрее. А вы будете тем временем щелкать клювом, скулить о воде, что давно ушла в песок, и жалеть себя. Это у вас, по-моему, получается лучше всего. Может, тогда лучше все бросить, а? Вам и так до этой малышки — как до звезды небесной, но если вместо того, чтобы смотреть на нее, вы будете разглядывать ее отражение в луже, боюсь, ничего у вас не выйдет. Оставьте тогда это сразу — и уступите дорогу тем, кто готов рискнуть и не боится проиграть. Страх в таких делах — худший союзник. Кого вы так опасаетесь — себя или ее? Или того, что может получиться? Вас пугает перспектива вылезти из своего маленького, персонального лимба? Чем он вас так прельщает? Если вы-таки упустите птичку, всегда можете туда и вернуться. Куда он от вас денется, этот ваш адок? Пожалуй, я пошла завтракать. А вас, вероятно, ждут ваши сугубо профессиональные обязанности на побегушках у Серсеи. Или не только на побегушках? Молодой человек, у вас все на лбу написано огромными буквами. Умеющий читать — прочтет, вы уж не беспокойтесь. И это тоже, кстати, имейте в виду. Когда вы таращитесь на свою девочку — помните, что за вами могут и наблюдать. Я с утра увидела достаточно, чтобы сделать выводы. Но мне хватило бы и одного вашего обмена взглядами. И другим, полагаю, тоже. Не можете смотреть на нее по-другому — не глядите вообще в ее сторону. На солнышко любуйтесь, на море, там, да на что угодно. Все эти ваши томные взоры оставьте до вечера, до закрытой двери. Так будет надежнее. Прощайте, молодой человек, беседовать с вами, конечно, приятно, но не настолько, чтобы рискнуть из-за этого моим завтраком.